В июне нынешнего года мы с братом Владимиром, проживающим в городе Рыбинске
Ярославской области, и сестрой Зоей, проживающей в городе Ангарске Иркутской
области, посетили Иркутский мемориал. Это историческое место имеет прямое
отношение к изуверскому постановлению политбюро ЦК ВКП(б) № П 57/48 от 31 января
1938 года «Об антисоветских элементах».
Постановление обязывало тов. Ежова, все обкомы, крайкомы, ЦК нацкомпартий
провести в 22 регионах СССР дополнительные репрессии. Заметьте, дополнительные к
уже проведённым. По отношению к Красноярскому краю в документе было сказано:
репрессировать 1500 человек, расстрелять 500 человек. По Иркутской области:
репрессировать — 3000, расстрелять — 500 человек.
Из 500 «дополнительных» жителей Иркутской области на том месте, где сегодня расположен мемориал, было расстреляно триста человек. Тайну этого захоронения раскрыл в 1989 году один шофер из Иркутска, который принимал непосредственное участие в чудовищном злодеянии. На закате своих дней он осмелился нарушить обязательство сохранять тайну, снял с души грех и указал место, куда он на «черном вороне» доставлял обречённых.
Это трагическое место оказалось вблизи города Иркутска, в районе села Пивовариха, в хвойном лесу бывшего охотничьего или подсобного хозяйства органов НКВД, на расстоянии пяти-шести километров от магистральной автомобильной дороги. При входе на пяти стойках возвышается щит, на красном фоне которого указано, что сие место есть памятник истории и мемориал. Справа от входа, на большом белом щите, — обращение к посетителям, гласящее, что этот лес бывшая спецзона НКВД и что по всей её площади в рвах-накопителях, в отдельных ямах покоятся останки людей, у которых сегодня единственный друг — деревья и зелёный ковер из травы и цветов, и этого «друга» надо беречь.
Дальше взору открывается поляна размером примерно 100 на 100 метров, обложенная по квадратному периметру бетонными плитами. На поляне расположены три захоронения различных размеров — рвы-накопители: один длиной 14,5 метра, шириной 3,5 метра и глубиной 5 метров, другой длиной более 30 метров, самый большой — размером примерно 60-70 метров в длину и 5 метров в ширину. Все рвы-захоронения обложены бордюрами и выглядят как большие клумбы. Кроме бордюр, каждая могила ограждена цепями, навешенными на металлические столбики.
На большой могиле установлен обелиск из трёх крупных мраморных глыб, на одной из которых обращение с того света: «Помни, Родина, нас всех, кто погиб невинно, будь милосердна и возврати нас из небытия». За обелиском установлен поклонный христианский крест из дерева. Недалеко, собственно, мемориал, он представляет из себя большой металлический щит с ячейками размером 20 на 20 сантиметров, в каждой ячейке — мраморная плитка, на которой выгравированы фамилия, имя, отчество, возраст, профессия репрессированного. Треть ячеек — с фотографиями, одна из которых — нашего отца Петра Иосифовича Валко. С фотографий смотрят лица молодых, полных жизненных сил людей, которые могли бы принести много пользы Отечеству.
Могилы покрыты сплошным ковром зелени. Живых цветов на них, как это было ещё пять лет назад, сейчас нет. Родственники, близкие и просто неравнодушные, сострадающие посетители возлагают цветы к подножию мемориала.
Впечатление от посещения мемориала тягостное. Утешением является лишь то, что добродетельные, сострадающие, милосердные люди воздвигли такой замечательный памятник погибшим, выполнив тем самым человеческий долг перед невинно репрессированными. Будет справедливо, если здесь установят табличку с фамилиями людей, которые сделали эту большую, гуманную работу, нужную для сегодняшних и будущих поколений.
Боль и обида за невинно репрессированного отца, Петра Иосифовича Валко, не подвержены времени. Отец был потомственный крестьянин. Прибыл в Сибирь из Полтавской губернии с родителями во времена, когда шло заселение этих обширных земель. Семья остановилась в деревне Симоновка, сейчас Восточная, Уярского района Красноярского края.
В наследство от родителей моему отцу досталось небольшое хозяйство и глинобитная изба, в которой пол был земляной. Нас, детей, у него было шестеро — четыре сына и две дочери. В 1927 году отец построил дом, в котором мы всей семьёй прожили счастливо до 1930 года. Когда началось раскулачивание, нас из дома не только выбросили, но и отобрали всё, что было нажито тяжёлым крестьянским трудом.
Позднее обнаружилось, что отца раскулачили ошибочно, и его восстановили в правах, вернули пахотные угодья. Но в нашем доме уже была школа начальных классов, поэтому нам разрешили жить в развалившейся старой избе, пока в деревне не достроится новая школа. Отец упорно не хотел вступать в колхоз, и стал пастухом в своей деревне. Крестьяне к этому времени были разделены властью на колхозников и единоличников, которых обкладывали большим налогом на несуществующее хозяйство.
В 1929 году за неуплату налога отца осуждают на три года. Этот срок он отбывал в красноярской тюрьме: сначала — конюхом, затем — кучером у начальника тюрьмы. Освободившись в 1936 году, отец уезжает в город Иркутск, где работает разнорабочим, грузчиком, молотобойцем. И в тот роковой 1938 год, 3 марта, в Иркутске его арестовывают, а через 10 дней расстреливают как «врага народа», согласно упомянутому выше постановлению политбюро ВКП(б).
Как мне удалось выяснить, по уголовному делу по статье 58 проходило восемь человек, обвиняемых в участии в контрреволюционной организации, которая будто бы готовила взрыв железнодорожной станции Иркутск, в случае начала войны с Японией или Китаем. Подписав документ об этом, все восемь человек признали себя виновными.
Были ещё ложные документы. Так, на неоднократные запросы о судьбе отца органы НКВД отвечали: «Осужден без права переписки». А в 1957 году Иркутский ЗАГС выдал свидетельство о смерти отца за № 144540: «Гр. Валко П. И. умер 6 июля 1942 года от плеврита». Позднее, после реабилитации отца, тот же Иркутский ЗАГС выдал, наконец, правдивое свидетельство о смерти, согласно которому он был расстрелян 13 марта 1938 года.
В начале 1990 года, когда было указано трагическое место в лесу, в местной печати Иркутска были опубликованы фамилии расстрелянных, в том числе и фамилия моего отца. После этого общественная организация Иркутского мемориала, власти области и города проявили редкую в таких случаях солидарность и предприняли в высшей степени гуманную акцию. Было организовано вскрытие рвов-накопителей, останки переложили в заранее приготовленные гробы, доставили их в город Иркутск, а отсюда, с центральной площади города, на автобусах с родственниками расстрелянных и вернулись на лесную поляну, где состоялся многочисленный митинг. Выступали руководители города, представители общественных организаций. Похоронили невинно убитых по православному обряду, с отпеванием отцами церкви.
Но в Иркутской области сменились областная и городская власти, изменилось и отношение к памятнику истории. Указатель дороги на мемориал — забетонированная металлическая стрелка — снесён. Дорога к мемориалу, по которой ходил автотранспорт, завалена производственными и бытовыми отходами. Рейсовые автобусы Ангарск — Иркутск — Ангарск, проезжая мимо мемориала, остановки не делают. Памятник, который был так замечательно устроен, сейчас неухоженный.
А ведь для содержания памятника в приличном состоянии нужно не так уж и много средств, которые можно заработать, включив мемориал в перечень туристических объектов. Тем более в Иркутской области туризм — очень развитая сфера услуг. Но, к сожалению, по отношению к репрессированным в свои права снова вступают чувства ненависти, недоброжелательности, неприязни, злобы.
Михаил Валко, ветеран Енисейского пароходства.
Речник Енисея, № 42, 1-7.11.2002.