Тема антисоветской борьбы и трагического исхода енисейского казачества уже освещалась в некоторых публикациях "Хакасии". Выводы в этих публикациях строились на изучении в основном советских документов и мемуаристики. Например, о том, что отношение Советской власти к казачеству обуславливалось решением центра о ликвидации его как сословия, а также силы, способной угрожать большевикам на местах; поведение казаков, политизированных Февральской революцией 1917 года, диктовалось их желанием защитить демократические свободы от посягательств большевистских "узурпаторов"; казачий мятеж, имевший место в начале 1918 года, являлся не столько составной частью антисоветского выступления, сколько ответной реакцией преследуемых властью людей.
Обнаруженное же недавно дело возглавлявшего мятеж атамана Сотникова (архив регионального управления ФСБ РФ по Красноярскому краю) — единственное сохранившееся документальное свидетельство противной стороны, позволяет углубить познания об этой истории, а также, развеяв мифы советского времени, рассказать о трагической судьбе незаурядного человека, пытавшегося в Гражданскую войну на мирном поприще быть полезным Родине
В феврале 1920 года по доносу старшего адъютанта коменданта города чекисты арестовали двух человек. Они же, удивленные задержанием, а затем препровожденные в тюрьму, не скрывали своих личностей. Один из них оказался руководителем дирекции маяков и лоций при комитете Северного морского пути Д.Ф.Котельниковым, а другой — гидрографом А.А.Сотниковым. В дальнейшем первый из них был обвинен в присвоении казенных денег, второй же — в контрреволюционной деятельности, которую он якобы вел в бытность атаманом Енисейского казачьего войска. Доносчиком оказался бывший полковник царской армии, конфликтовавший с Сотниковым еще в Красноярске.
Согласно анкете задержанного, составленной уже в Красноярской губЧК, Сотников Александр Александрович родился 6 марта 1891 года, по социальному происхождению — енисейский казак, томич по постоянному месту жительства. Вопреки утверждениям советских мемуаристов и историков, Сотников никогда не был есаулом. В казачьих войсках он являлся хорунжим, а в Белой армии — поручиком. В Красноярске жили его мать и брат, сестра — учительница Томской гимназии, жена — домохозяйка по имени Шарлотта и пятилетний сын Эраст. В анкете ничего не было сказано об его отце и собственно занятиях самого Сотникова вплоть до 24-летнего возраста. Согласно более позднему сообщению одного из современников Н.Н.Урванцева, которое можно считать версией, близкой к истине, Сотников являлся уроженцем села Потаповского Туруханского края, вотчины его отца — известного потомственного купца А.К.Сотникова, прозванного коренными жителями Ландуром — быком-оленем. Сотниковы были не только хищными "культуртрегерами", в качестве которых их представлял Урванцев, но и людьми авторитетными среди народов Севера настолько, что попытка раскулачивания одного из них в 1932 году явилась толчком к Таймырскому восстанию.
Первая мировая война застала Сотникова студентом геологического отделения Томского технологического института. Будучи человеком энергичным и увлеченным геологией, он еще летом 1915 года успел на собственные средства организовать экспедицию в Норильские горы для обследования месторождений каменного угля, медной руды и графита. Но война, по-своему определив судьбу студенческой молодежи, не обошла и Сотникова: как и многие, в декабре 1915 года он был призван на военную службу. В мае 1916-го, окончив Иркутское военное училище, он стал младшим офицером в Енисейском казачьем дивизионе.
Февральская революция семнадцатого года, втянувшая в свой водоворот и енисейское казачество, способствовала росту Сотникова. Сначала он был произведен в командиры 2-й сотни дивизиона, в мае Красноярский Совдеп назначил эсера Сотникова комиссаром и начальником гарнизона на железнодорожную станцию Красноярск. Одновременно Александр занимался общественно-политической деятельностью: в конце мая он председательствовал на I съезде Енисейского свободного казачества, который, приветствовав крушение самодержавия, высказался за поддержку как Временного правительства, так и Советов. Сотников был членом Енисейского губисполкома, председателем Красноярского гарнизонного Совета.
Летом 1917 года он был назначен на должность командира казачьего дивизиона. Малый круг Енисейского казачьего войска в октябре этого же года избрал Сотникова своим атаманом. Атаман с демократическими убеждениями в какой-то степени устраивал Красноярский Совет. Но вскоре отношения между Советом и Сотниковым резко изменились.
Октябрь 1917 года позволил Красноярскому
Совету сосредоточить всю полноту власти в
Енисейской губернии в своих руках. Но
отказавшийся от военных действий против
большевиков казачий дивизион в то же время
по инициативе своего командира заявил о
признании власти Енисейского губернского
комитета общественных организаций,
стоявшего за передачу ее в дальнейшем
Учредительному собранию. Октябрьские
события в Красноярске сопровождались
арестом начальника гарнизона полковника
Ауэ. Командующий войсками Иркутского
военного округа генерал-майор Самарин
новым начальником гарнизона назначил
Сотникова. Однако назначение на должность
главы вооруженных сил Красноярска человека,
который в октябрьские дни выступил в защиту
разогнанного большевиками комитета,
Совдепом было отвергнуто. Губисполком
начальником гарнизона назначил командира
14-го Сибирского стрелкового полка
полковника Сулаквилидзе (или Сулаквидзе).
Но между штабом военного округа, казаками и
губисполкомом было достигнуто соглашение
об утверждении Сотникова атаманом
Енисейского войска.
В условиях тяжелейшего кризиса российской государственности сибирские "областники" и эсеры выдвинули лозунг "автономной государственной организации для Сибири". Свержение Временного правительства и укрепление положения Советов заставили их собрать в Томске (6 декабря 1917 года) Чрезвычайный областной съезд. Среди его участников был и Сотников. На съезде, провозгласившем в Сибири "автономную областную власть" в лице Сибоблдумы, он был избран членом ее военного совета. Последнее позволило победившим большевикам в дальнейшем с насмешкой называть его "военным министром".
Пытаясь воплотить в жизнь декрет ВЦИКа и Совнаркома "Об уничтожении сословий и гражданских чинов", Енисейский губисполком принял решение о демобилизации казаков, роспуске войсковых органов и разоружении офицеров. В связи обострением ситуации вокруг дивизиона Сотников 15 января 1918 года был вызван в Красноярск.
Неподчинение казаков решению губисполкома, их уход в Минусинский уезд, названные большевиками (затем мемуаристами и историками) "мятежом" казачьего дивизиона, "сотниковской авантюрой", а также меры Советской власти уже получили обстоятельное освещение в соответствующей литературе. Вероятно, и большевики, и Сотников в пропагандистских целях преувеличивали широту, значимость и политическую направленность своих действий. По истечении же времени Сотников, находившийся к тому же в заключении, нашел иное, более простое и жизненное объяснение этой ситуации.
Обеспокоенный месячным заключением в тюрьме, Сотников, знающий об инкриминировании ему контрреволюционной деятельности и полагая, что таковой может быть лишь его руководство мятежом Красноярского казачьего дивизиона, в письме от 26 марта 1920 года (на имя председателя Иркутской губЧК) поведал следующее. Прибыв со съезда в Красноярск, атаман поставил вопрос о разоружении дивизиона на Малом войсковом круге. Согласно его объяснению, поведение станичников было обусловлено казачьей автономией, которую признавали и самодержавие, и революционная власть. Казаки надеялись, что их судьбу может определить лишь Учредительное собрание, защита которого тогда не считалась преступной. Даже большевики, напоминал Сотников, осуществляя октябрьский переворот 1917 года, одной из его мотивировок объявили необходимость ускорения созыва Учредиловки. Малый круг, сочтя губисполком некомпетентным решать вопрос о разоружении и расформировании дивизиона, не имея на этот счет распоряжений Петроградского совета казачьих войск, отверг требование Советской власти, но, чтобы избегнуть вооруженного столкновения, поручил Сотникову вывести дивизион из Красноярска. Выполняя волю избравшего его казачества, атаман 17 января 1918 года увел казаков из города в Торгашино. После того как губисполком своим ультиматумом о немедленной сдаче оружия и роспуске дивизиона перечеркнул надежды казачества на мирное разрешение вопроса, войсковое управление постановило вести казаков по станицам, а также собрать в Минусинске Большой войсковой круг. Но узнав, что местный Совет готовит Минусинск к обороне, дивизион ушел в Каратуз, где 15 (28) февраля 1918 года и начал работу Большой круг, или III съезд енисейского казачества. Он проходил при обмене депутатами с V уездным крестьянским съездом и, как показалось Сотникову, сумел убедить Минусинский Совдеп в мирных намерениях казаков. Следствием этого явилось освобождение арестованных станичников и председателя войскового управления И.Г.Казанцева.
Большой круг, который одобрил все решения Малого круга, войскового управления и действия атамана, постановил сохранить дивизион до волеизъявления народа о судьбе казачества, избрал должностных лиц, а Сотникова атаманом. По завершении работы круга Сотников, узнавший о воинственных настроениях минусинских большевиков, во избежание кровопролития увел казаков по станицам левобережья Енисея. Выполнив эту миссию, но лишившись поддержки местных станичников, он, может быть, и бежал из Таштыпа, которому угрожала Красная гвардия, но отнюдь не "в дамском платье", как об этом, вдохновенно мифотворствуя, рассказывал потом красногвардейский командир Е.А.Глухих. Сухо и спокойно сообщает Сотников о том, что, доведя казаков дивизиона до родных станиц, он, как член Сибоблдумы от енисейского казачества, в апреле 1918 года уехал в Томск. Здесь, не обнаружив Думы (которую большевики уже разогнали), он прожил до конца мая.
Со свержением Советской власти в мае 1918 года Сотников, как и многие офицеры, был мобилизован в Белую армию. Приказом по Томскому гарнизону ему было поручено формирование, а затем и командование кавалерийским дивизионом. Современники, а следом и историки утверждали, что Сотников возглавлял белоказачье движение на юге Енисейской губернии и командовал отрядом каратузских казаков, участвовавших в ликвидации Советской власти в Минусинске. Это утверждение не соответствует действительности. Сотников показал, что он, будучи атаманом Енисейского казачьего войска, в Красноярске и Минусинске появился по предписанию командира Средне-Сибирского кавкорпуса для мобилизации казаков лишь в конце июня.
Александр Александрович, к лету 1918 года порвавший свои отношения с партией социалистов-революционеров, понял, что на руководящие должности в войсковое управление пришли люди, по-иному понимавшие текущий момент, работать с которыми ему не хотелось. Уже отчитываясь о мобилизации в Омске и Иркутске, он направил на IV Большой войсковой круг, заседавший в Минусинске, просьбу о сложении атаманских полномочий. Несмотря на то, что его вновь избрали атаманом, Сотников свои обязанности больше не исполнял, а, возглавив 1-й Сибирский Томский казачий дивизион, ушел на фронт. В сентябре 1918 года его часть вернулась в Томск. Находясь в тылу, Сотников обнаружил вызвавшие его неудовольствие большие перемены в личном составе и политике военного ведомства. Но окончательное намерение покинуть военную службу возникло у него после ноябрьского (1918 год) переворота и перехода власти к диктатору Колчаку, а также под воздействием еще одного фактора.
Освещая освоение сибирского Севера, авторы публикаций советского времени, естественно, утверждали, что оно стало осуществляться ускоренно и в интересах народа лишь после октября 1917 года. Действительно, с организацией (2 июня 1918 года) гидрографической экспедиции в моря Северного Ледовитого океана началось последовательное изучение Севера и обеспечение средствами навигации. Геологический комитет ВСНХ РСФСР для изучения недр Сибири в районах, наиболее перспективных в промышленном отношении, в апреле 1918 года направил из Петрограда в Томск ряд специальных партий, но партии эти в связи с изменением политической ситуации приступить к работе не смогли.
Вместе с тем освоение сибирского Севера осуществлялось и в условиях "белой" Сибири. Осенью 1918 года в местной печати активно обсуждался вопрос об открытии Северного морского пути, способного наладить торговый обмен, экономические и военные связи региона с Архангельском и Мурманском, захваченными интервентами и белогвардейцами. Функционирование этого пути находилось в прямой зависимости от снабжения его местным топливом, а последнее требовало разработки сибирских недр. В октябре 1918 года по инициативе профессорско-преподавательского персонала горного отделения Томского технологического института был создан Сибирский геологический комитет, который на лето 1919 года наметил план проведения поисков и исследований на уголь, медь, железо и полиметаллы в ряде мест Сибири.
Сотников, имевший опыт поисков и исследования ископаемых Севера, был откомандирован для написания обстоятельного доклада об итогах экспедиционной разведки Норильских месторождений. В январе-феврале того же года Сотников, наконец, расстался с военной службой и атаманством. В конце марта 1919 года доклад Сотникова "К вопросу об эксплуатации Норильского (Дудинского) месторождения каменного угля и медной руды в связи с практическим осуществлением и развитием Северного морского пути" был представлен в министерство промышленности и торговли, высоко оценившее этот труд. Сотников был переведен в Морское ведомство, где его зачислили на должность производителя гидрографических работ Обь-Енисейского гидрографического отряда, или гидрографа дирекции маяков и лоций при комитете Северного морского пути.
Согласно показаниям Сотникова, летом 1919 года он стал участником экспедиции за полярный круг, которая имела задание детально обследовать район Норильских месторождений, а от дирекции маяков и лоций — изыскать удобное место для сооружения порта с мощной угольной базой. Более подробные воспоминания об этой экспедиции оставил заслуженный деятель науки РСФСР, профессор-геолог Н.Н.Урванцев, официально признанный человеком, стоявшим у истоков Норильска, "вдохнувшим новую жизнь в просторы норильской тундры". Именно Урванцеву, выпускнику Томского технологического института и члену Сибгеолкома, в 1919 году были поручены поиски месторождения каменного угля в районе строящегося Усть-Енисейского порта. Александр, как дружески называл Урванцев Сотникова, видевший с детства сполохи северного сияния, свой в тундре, владеющий непростым искусством езды на оленях и к тому же автор первого и тогда единственного опубликованного описания Норильских месторождений, видимо, вызывал у начальника экспедиции сложные чувства. По свидетельству Урванцева, включение в состав экспедиции "топографов" А.А.Сотникова и А.К.Фильберта являлось только помощью, оказанной ей со стороны дирекции маяков и лоций; Урванцев объяснил присутствие Сотникова лишь необходимостью транспортного обеспечения маршрута. Выявилось и разногласие между ними относительно территории поисков. Сотникову, видимо, принадлежало открытие угольного месторождения, находившегося в горах на восток от Дудинки (180 км от Усть-Порта). Поэтому он считал необходимым сосредоточить работу экспедиции в этом районе. Урванцев же повел поиски угля "по правобережью Енисея и ближе Норильска". Однако, хотя у Урванцева возникли подозрения, что Сотников "думает использовать его знания и интерес к северу в своих личных целях", их отношения не переросли в антагонистические. Как писал Урванцев спустя почти 60 лет, экспедиция, длившаяся с середины июня по сентябрь-октябрь 1919 года, началась и успешно завершилась в Красноярске, откуда он с материалами отбыл в Томский Сибгеолком, а "топографы" — в Омскую дирекцию маяков и лоций. Сотников же по свежей памяти свидетельствовал, что именно он по предписанию начальника Обь-Енисейского гидроотряда сдавал в Томске Сибгеолкому предварительную геологическую отчетность.
На основании телеграммы морского министра Котельников и Сотников 2 декабря 1919 года выехали в Иркутск с отчетом дирекции по гидро- и топографической деятельности. Пока они две с половиной недели добирались до Иркутска, в Сибири к власти пришли большевики, которые сначала обещали привлечь к ответственности лишь колчаковских "карателей" и "контрразведчиков". И поскольку деятельность гидрографов носила чисто научный характер, они, будучи в Иркутске, смело явились к представителям новой власти в лице военного комиссара и председателя ревкома Янсона. Убедившись в том, что "Советская власть не сводит личных счетов и перешла к творческой созидательной работе", Котельников и Сотников сделали в Совнархозе доклад, который получил одобрение у его сотрудников и председателя Сибревкома И.Н.Смирнова. Работы их были признаны заслуживающими продолжения. С целью получения директив и средств "для скорейшей постановки дела на практическую основу" Совнархоз решил командировать гидрографов в Омск, а затем в Москву. Но последовал арест, оборвавший эти планы...
Заканчивая вышеупомянутое письмо на имя председателя Иркутской губЧК, Сотников заверял его в том, что он не участвовал в боях с Красной армией и не наказывал сторонников Советской власти. Сотников считал, что факт добровольной явки является доказательством отсутствия "состава преступления", а преследование и осуждение его может рассматриваться только как акт мести, недостойный победившей Советской власти. В интересах полезного для страны и любимого им дела Сотников просил чекистов об освобождении его на поруки или скорейшем определении судьбы в судебном порядке.
Молчание Иркутской чрезвычайки прервалось тем, что 1 апреля 1920 года по распоряжению Сибревкома и СибЧК Котельников и Сотников были переданы Красноярской губЧК. Здесь, после месячного содержания в тюрьме, рассмотрение дел приняло упрощенный и ускоренный характер. 7 мая Сотникову было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности, которую он якобы осуществлял, будучи атаманом Енисейского казачьего войска. В тот же день состоялся его допрос. В губЧК обращался брат Сотникова, пытавшийся обратить внимание чекистов на целесообразность использования его как "редкого специалиста, знающего условия работы за полярным кругом", в новой экспедиции. Бывший партизан из села Монастыршино Н.А.Иванов засвидетельствовал, что его брат, красногвардеец, находившийся в тюрьме в качестве заложника, был спасен Сотниковым как специалист, ценный для экспедиции. С этой же целью Сотников содействовал освобождению заключенных и в Енисейске. В то же время от заключенных тюрьмы, которые видели в Котельникове и Сотникове "белую кость", поступил донос о том, что они ведут между собой антисоветские разговоры. 11 мая дело Котельникова было передано на рассмотрение в особый отдел 5-й армии, а Сотникова — в коллегию губЧК.
Заключение, составленное 21 мая 1920 года заместителем уполномоченного следственно-розыскной части губЧК (видимо, молодым и не очень грамотным стажером), обвиняло Сотникова уже не только в неподчинении приказу Советской власти о разоружении дивизиона, но и в членстве тайной организации, боровшейся в 1919 году (? — А.Ш.) с томскими большевиками. Конкретными фактами, подтверждающими это обвинение, заключение не располагало. Чекист не утруждал себя даже минимальным правдоподобием: в Томске, который вплоть до ноября 1919 года находился в руках колчаковцев, антисоветская организация в принципе не могла существовать. Но такие детали и не брались во внимание, главным для обвинения Сотникова стал его атаманский статус. Языком максималиста, не знающего чувства сомнения, автор заключения утверждал, что Сотникова, который "после такого прошлого никогда не сможет быть полезным, а наоборот очень вредным", следует "предать строгой мере наказания" (орфография подлинника сохранена. — А.Ш.). 23 мая 1920 г. коллегия губЧК, заслушав это заключение, постановила: А.А.Сотникова расстрелять, а его имущество конфисковать.
В сущности Сотников, поверивший пустым посулам большевиков, погиб в результате политической мести. В марте 1998 года прокуратура Красноярского края реабилитировала его и, назвав "первооткрывателем Норильского месторождения", хотя и запоздало, но восстановила справедливость. Однако если в правовом отношении реабилитация Сотникова состоялась, то в исторической науке и среди широкой общественности, ничего не знающей об этом человеке или помнящей лишь о "сотниковской авантюре", до справедливости еще далеко. Конечно, Сотников делал свои признания, находясь за решеткой и пытаясь облегчить свою участь. Но "мятежа казачьего дивизиона", за историей которого современники, а затем историки скрыли вину большевиков за развязывание Гражданской войны, для казаков, видимо, не существовало. "Оплотом контрреволюции" они стали позднее.
Александр Шекшеев,
кандидат исторических наук
Абакан
«Хакасия», № 9, 17.01.2002 г.