рассказывает Тамара Вахабова
Мой отец Нариман Июб-оглы Вахабов родился 2 мая 1926 года в городе Баку Азербайджанской ССР. Отец его был нефтяником, работал мастером на Бакинских промыслах, а бабушка моя происходила из зажиточной семьи купцов. Она была красавицей. Дед выкрал свою будущую жену, когда ей было 15 лет. Он был намного старше своей возлюбленной, и, вероятно это, а, может быть, обида за сам факт "кражи", привели к тому, что родственники бабушку прокляли и даже когда деда репрессировали, ни материально, ни морально никто её не поддержал. Арестовали деда в 1939 году, без суда и следствия расстреляли, обвинив в убийстве милиционера, жившего в соседнем подъезде.
Отец окончил среднюю школу в Баку и поступил в медицинский институт. Когда началась война, его направили рыть окопы. Тогда очень боялись, что немцы, уже оккупировавшие часть Кавказа, захватят нефтяные промыслы. Когда студенты вернулись после обязательной трудовой повинности, отца арестовали и "Тройкой" осудили. По-моему, это был 1943 год.
В Саратовской пересыльной тюрьме отец очень сильно заболел чесоткой, и спасла его пожилая военврач. Она не только вылечила отца от болезни, но спасла от уголовников, поселив молодого человека отдельно.
После пересылки отца направили в Норильлаг. В нашей семье об этом никогда не говорили, а узнала я всю историю значительно позднее, когда мне удалось познакомиться с личным делом отца. Прочитала его автобиографию, которую папа писал, когда устраивался на работу и вступал в ряды партии. Увидела справку об освобождении. "Тройка" рассматривала только политические дела, в том числе и по известной 58-й статье, а отца осудили по статье уголовной. Мне тогда объяснили, что это произошло потому, что отцу не исполнилось 18 лет. Документов о реабилитации в личном деле не было. Когда я начала запрашивать архивы Красноярского края, мне объяснили, что надо обращаться в Азербайджан. Но между нашими странами не было договора о реабилитации невинно осуждённых в период совдепии, поэтому получить какие-либо документы из архива Азербайджана и в связи с этим иметь какие-то льготы для матери и меня не удалось.
В Норильске отца определили на вольное поселение, а не в лагерь. Опять же, наверное, из-за возраста. Он мог свободно передвигаться по стройплощадке, ему не нужно было отмечаться в комендатуре или где-то ещё.
Мама приехала в Норильск в 1950 году к своей двоюродной сестре погостить и осталась. Осталась потому, что в Енисейске, где она жила после войны, был жуткий голод. В Норильске мама сначала работала нянькой в семье сестры, потом устроилась паспортисткой в ЖЭК. Проработала в жилищно-коммунальном хозяйстве 33 года - от паспортистки до заместителя начальника жилищного фонда комбината.
Родители познакомились в 1951 году. Папа уже был свободен, жил в общежитии, работал на стройке: сначала простым рабочим, потом прорабом, начальником участка.
Бабушка после расстрела мужа осталась одна с семью сыновьями. Отец был старший. Приходилось, конечно, очень трудно. Бабушка была хорошая рукодельница. Обшивала всю семью, да ещё и на заказ шила. Подрабатывала то уборщицей, то мойщицей посуды. Она не умела ни читать, ни писать, но сумела "поднять" всех детей.
Первый раз после заключения отец приехал в Баку уже после моего рождения. Это было в 1954 году. Меня маленькую тоже привёз, и тогда мы смогли познакомиться со всей роднёй. Жили они в центре Баку, в небольшой комнате. Это был такой старый бакинский квартал, немножко напоминающий неаполитанский. Рядом был русский драматический театр имени Самеда Вургуна. К тому времени все братья отца уже закончили школу, кто-то учился в институте. Отец помогал братьям материально. Почти все они смогли получить высшее образование, в армии никто из них не служил.
...Язык я стала хорошо понимать, когда училась в университете, но свободно по- азербайджански не говорила. Отец хотел, чтобы я именно в Баку закончила образование: планировал после выхода на пенсию поселиться именно там.
Когда отец начал работать на стройке, при управлении строительства комбината был небольшой подсобный двор. Затем к нему примкнул бетонный завод, и вот из этих двух маленьких подразделений впоследствии образовалось управление подсобных предприятий. После смерти отца оно было реорганизовано в трест "Стройкомплект".
Насколько я помню, сначала мы жили в Cтаром городе на Октябрьской улице и на Нулевом пикете, где и находилась конторы этого двора и участка. Там сформировался очень дружный коллектив, которым руководил отец.
По природе он был человеком замкнутым, вспыльчивым, но быстро отходил. Раскрывался не сразу, его нужно было немножечко расшевелить, как всех Тельцов: они себе на уме. Но для нас с мамой отец был надёжной опорой, мы всегда чувствовали его поддержку. К нему всегда можно было обратиться за помощью. Папа был очень хорошим другом. Пожалуй, мне он был ближе, чем мама. Именно с папой я делилась всеми своими секретами. Хотя особой доверительности и раскрепощённости в отношениях и не было: отец придерживался строгих правил, и малейшее отклонение в моём поведении наказывалось. Кавказ... Весь день я должна быть дома, никаких танцулек и прочих увеселительных мероприятий. Конечно, на вечера в школе меня отпускали, но с условием: в девять часов домой. Иначе приходила мама, и мне было неудобно перед ребятами.
Отец очень хорошо рисовал и часто расписывал поздравительные открытки, сочинял дружеские шаржи. Один из его братьев стал художником, долго работал на киностудии "Азербайджан-фильм". Остальные братья, правда, творческих устремлений не имели. Папа любил читать, в основном литературу военную, историческую. У нас дома была огромная библиотека. Папа постоянно занимался самообразованием, так как вузовского диплома, к сожалению, не получил. Знаю, что ему много раз предлагали пойти учиться в Норильский институт, но, очевидно, он не считал это нужным. Большая практика и жизненный опыт помогали в работе и как-то компенсировали недостаток в образовании. Были у нас и книги по экономике - отец потратил многие часы на самостоятельные занятия.
В период работы в Норильске студенческих строительных отрядов в управление подсобных предприятий в течение нескольких лет приезжали ребята из Киева, потом из Белорусского университета. Студенты исторического факультета как-то привезли отцу в подарок полное собрание сочинений Ленина. Оно стояло у отца на книжной полке в кабинете, потом перекочевало к нам домой, и я не знала, как от него избавиться. Занимало это "многопудие" полстены нашей не очень большой квартиры.
Отец очень любил животных. Вся животина, которую он находил, будь то залетевший в окно голубь или приблудная собака, обязательно оказывались у нас дома. Примерно год на антресолях жил голубь, загадил всё пространство. Мама потом, убирая, вспоминала и голубя, и отца, и меня заодно незлым тихим словом. А жил-то голубь так долго потому, что залетел поздней осенью и мы понимали: если его выпустить, птица погибнет.
У нас жили кролики, которые грызли мебель. Было много рыбок, отец разводил их
в огромном аквариуме, а когда у него началась аллергия на сухой корм, стал
культивировать живых молочных червячков. Потом занялся цветоводством.
При жизни отца у нас всегда были цветы. Росла огромная роза, которую после
смерти папы мы сгубили. Ещё помню, цвёл лимон. Мама не любила ни цветов, ни
животных. У меня цветы тоже гибнут... Наверное, хорошая энергетика шла от папы.
он очень трепетно относился к природе. Любил тундру. Когда в Норильске пошла мода на турбазы, папино предприятие одним из первых построило турбазу. Назвали её "Робинзон". Я очень часто с мамой туда ездила. Собирали грибы, ягоды, комары как-то не очень уж досаждали. К охоте, рыбалке отец не пристрастился потому, что очень оберегал всё живое, а живое должно жить. И ещё не выносил дискомфорта.
Об отношении Вахабова к подчинённым и к людям вообще в Норильске до сих пор ходят легенды. Всем он вечно помогал или хотя бы старался это сделать в силу своих возможностей. Мама вспоминала, что в 50-е годы, когда они уже получили комнату в коммуналке, у нас постоянно кто-то ночевал. С соседями, вообще-то, не очень часто дружат, но наши соседи, уехав в Ростов, много лет поддерживали с нами самые тёплые отношения. А когда началась амнистия, уже свободные тогда люди, ожидая оформления документов, и ночевали, и кормились у нас.
Однажды мы с отцом были в Кисловодске, и он вспомнил, что в 50-х годах его другом был осетин, с которым вместе отбывали срок. Мы заехали к нему во Владикавказ. Приём нам оказали просто королевский, хотя с момента их последней встречи прошло около 20 лет.
Нам часто приходили неожиданные посылки и бандероли с фруктами из Средней Азии. Половина содержимого, как правило, доходила гнилой, но всё равно было приятно, что люди помнят доброту и отзывчивость нашей семьи и хотят чем-нибудь отблагодарить. Моя мама, Евдокия Павловна, работая паспортисткой в ЖЭКе, тоже многим помогала то прописку оформить, то быстро паспорт получить.
...После смерти отца прошло уже 20 с лишним лет, но сколько бы я ни встречала людей, знавших Вахабова, все о нём тепло отзываются.
Кроме меня в семье детей не было, и, естественно, я росла тепличным ребёнком, хотя отец никогда не навязывал своего мнения, не ограничивал мою самостоятельность, в том числе и при выборе профессии. Только просил, чтобы я поступила в Бакинский университет. Получив диплом, можно было в Баку остаться, но одной там жить мне не хотелось, да и азербайджанский, как уже говорила, я только понимала, разговаривать свободно не могла.
Поэтому вернулась в Норильск, пошла работать в библиотеку имени Ленинского комсомола к добрейшему Константину Григорьевичу Аптекману. В студенческие годы я там проходила производственную практику. Библиотека была новая, сотрудники почти все одного со мной возраста, работать было интересно и весело. Потом меня пригласили во вновь организованное управление кадров комбината, где я проработала 23 года. Сейчас я работаю в РАО "Норильский никель".
Живём мы с мамой и дочерью в подмосковном Королёве. Дочь моя унаследовала от деда желание стать врачом. В этом году она заканчивает Второй Московский медицинский институт. А раньше с отличием закончила Норильское медицинское училище.
И напоследок, одна любопытная деталь. В 50-70-е годы Нариман Вахабов был основателем, а потом бессменным - до самой своей смерти - лидером азербайджанской диаспоры в Норильске. Земляков отца тогда в городе было не слишком много, и все они, конечно, проходили через его кабинет и почти всегда бывали у нас дома. Но и тогда, оказывается, с азербайджанцами было всё не так просто.
Мама как-то рассказывала, что однажды папа вернулся домой в состоянии крайнего возбуждения. "Что случилось?" - спросила мама. "Да на ковёр в горком вызывали, пытались меня воспитывать. Дескать, отказал в трудоустройстве каким-то двум Заде. Я спросил секретаря горкома, о ком идёт речь? Назвали фамилии, я вспомнил: действительно, отказал. Эти не ко мне. Эти пусть идут в торговлю".
Будучи потомственным бакинцем и трудягой, отец торговцев не очень жаловал. Я, естественно, знала, какой сложной в 90-х годах была обстановка в Норильске в связи с большим наплывом моих, что называется, братьев по крови, но совершенно убеждена, что отец, будь он жив, разрулил бы эту ситуацию. В таких, как и во многих других делах подобного рода ему всегда помогала житейская мудрость и ещё какие-то не совсем понятные мне качества, о которых я ни написать, ни сказать не сумею.
Записал Игорь АРИСТОВ
Заполярная правда 29.11.2002