В четыре года доктор Красовская совершила побег, а в семьдесят начала свой бизнес
— Мне очень часто делают комплименты,
говорят, что я хорошо выгляжу, —делится
Валентина Павловна Красовская. — Это очень
приятно. И никакого особенного секрета у
меня, семидесятипятилетнего человека, нет.
Хотя, может быть, мне помогает река? Каждый
день я смотрю из окон квартиры на Енисей.
Боже мой, как прекрасно бывает рассветное
небо, как пламенеет, опускаясь к блестящей
глади воды закатное солнце! Знаете, одного
человека радует травинка, пробившаяся
сквозь асфальт, а другого не впечатлят
вершины Эльбруса. Я отношусь к тем, кого
трогает луч солнца, лунная дорожка, хрупкие
иероглифы ветвей.
В четыре года Валя Красовская стала государственной преступницей и совершила самый настоящий побег. А дело было так. Отец Валентины Павловны, крестьянин Самарской губернии Павел Шурыгин с восторгом принял революцию. Воевал в Красной Армии. Заплатив за мирную жизнь лишениями войны и ратными подвигами, решил построить светлую, свободную жизнь. Для себя и своей страны. Его жена плакала от восторга, слушая о новых возможностях, открывающихся для советских женщин. Везде будут столовые и готовить не придется, а мужьям теперь раз и навсегда запретят учить жену кулаками уму-разуму.
Павел Шурыгин был умным и предприимчивым, настоящим хозяином. На таких, говорят, земля держится.
— Все началось с того, что мой отец взял кредит, кстати, форма эта была предложена государством, — рассказывает Валентина Павловна. — Он очень быстро поправил хозяйство, собрал большой урожай, разрисовал дом петухами. Но не мало было в деревне людей, совершенно не желающих работать. Мама рассказывала об одной нашей соседке, которой даже волосы было лень расчесывать.
Лентяи эти сразу же воспылали "праведным гневом" по поводу нового "кулака". Но кулацкой наша семья никогда не была. Середняки, не более того. Отец заплатил причитающийся налог. Но вскоре пришло распоряжение об еще одном налогообложении. Это уже было нашей семье не по силам.
Сохранилась архивная справка, воспроизводящая "переписку" колхозных активистов с районной особой комиссией по раскулачиванию. Несколько раз материалы по делу Павла Шурыгина возвращались в поселок на дорасследование. По словам Валентины Павловны, сведения о хозяйстве ее отца были сильно преувеличены. Не было у них ни верблюдов, ни двадцати овец, ни постоянных наемных работников.
— Зря папа дом петухами разрисовал, люди не любят, когда кто-то отличается, — вздыхает дочь "кулака".
После многоэтапного расследования Павла Шурыгина сослали в Красноярский край. Он обосновался в деревне Базаиха. А его семью выселили из дома и согнали вместе с такими же бедолагами в "накопитель".
— Мне было четыре года тогда, — вспоминает Валентина Павловна. — Забор, за которым нас держали, казался мне огромным. Помню, рядом на телеге ютилась другая кулацкая семья. У них был мальчик, больной гидроцефалией. Он ничего не понимал и все время просил есть.
Мама моя, хоть и не грамотная, но сообразительная была. Последнюю нашу коровенку успела спрятать, а потом продать. Когда мы случайно узнали, что нас собираются отправить в Казахстан на поселение, мама решилась на побег. Доходили слухи, что людей там высаживали в степи с жалкими пожитками и оставляли на произвол судьбы. Кто-то выживал, а кто-то и нет.
Они бежали ночью. Молодая женщина и ее четырехлетняя дочь. Ехали в телеге, потом брели пешком. Окольными путями добрались до станции. За женой Павла Шурыгина была устроена погоня, но хитрая женщина пошла на далекую станцию...
Они добирались до Красноярска полтора месяца. Вместе с солдатами в грузовых вагонах. Ели то, что давали сердобольные люди в пути.
— Я точно помню, что нас никто не обижал, наоборот, жалели. Русские люди умеют сострадать.
Валентина Павловна любит поэзию, особенно те строки, что посвящены счастью, вернее, тому, что люди понимают под этим весьма неопределенным понятием.
— Мы жили в Красноярском крае очень трудно. Бедно невероятно. Хотя отец работал не покладая рук. В 1937 году, когда стали сажать всех и вся, папа решил уехать на золотые прииски. К тому времени уже расстреляли моего деда, объявив безграмотного крестьянина из глубинки японским шпионом, к расстрелу приговорили и дядю. Ничего хорошего ждать не приходилось.
А потом была война. Отец ушел на фронт и погиб в 1944 году. Мы с сестрой, братом и мамой старались выжить. Во что бы то ни стало. Я знаю вкус супа из лебеды, хорошо помню и горьковатый привкус картофельных очистков.
Когда стало совсем невмоготу, мама продала свое единственное пальто и купила корову. И началось. Скотину нужно было кормить. А чем? Покупать сено не на что. Косить запрещали. Мы скашивали траву в перелесках, по краю дороги. Как-то раз нагруженные возвращались домой. Навстречу нам два всадника: "Сено воруете колхозное! В тюрьму захотелось!" Забрали у нас поклажу и развеяли сено по ветру. Мы с мамой сели на землю и заплакали. Я потом ее начала утешать: "Мы еще будем жить хорошо, вот увидишь. Я вырасту, выучусь и буду за тобой ухаживать. Я тебя белыми булками кормить стану, мамочка".
Как-то раз мама наняла возницу, чтобы он привез нам это сено. Тот деньги взял, но ничего не привез и две тысячи, естественно, не отдал. Мы вдвоем пришли к нему домой. А он нам: "Знать ничего не знаю. Никаких денег не брал, уходите отсюда". Мы в слезы. Мама умоляет: "Пожалей нас. У меня трое детей. Корова сдохнет скоро от голода. А за ней и мы все". Слезы наши услышала жена того возницы, вышла в сени и рыкнула на него: "Отдай деньги, быстро". Он отдал.
Все детство, юность, молодые годы прошли у меня под знаком выживания. Я пробивалась, как через бетон. Может, поэтому сегодня я не всегда понимаю жалобы и молодых, и пожилых людей. Наверное, лиха они не хлебнули.
О том, что она станет хирургом, Валентина Павловна знала, будучи четырехлетней девчушкой. В ее родной деревне мучительно умирала молодая женщина. Была у нее опухоль, скорей всего, злокачественная. Глядя на мучения несчастной, маленькая Валечка пообещала матери: "Вырасту и стану лечить такие опухоли, если у тебя вырастет, я ее вырежу".
После окончания школы Валентина поступила в Красноярский медицинский институт.
— Приехала я в город практически раздетая. Впрочем, мы тогда по одежке не судили. Училась. Я была очень старательной. Меня все интересовало. И практика, и научные изыскания. После окончания института меня оставили в клинической ординатуре.
Когда я подала заявление в комсомол, а после поступала в институт, скрыла тот факт, что мой отец был раскулачен. Чувство стыда за то, что мои родные были кулаками, преследовало меня долгие годы. Я стеснялась своего происхождения. Даже говорила родителям: конечно, мол, вы-то были кулаки, эксплуататоры. Мне казалось, что сослали отца справедливо, ведь он был богаче других. Глупость, конечно. Знаете, на нашем курсе никогда не обсуждалось, кто из семьи репрессированных, а кто нет. Все молчали о своих семьях. И только после я узнала, что у каждого моего сокурсника были репрессированные родители или родственники.
Валентина Павловна добилась в жизни многого. Именно она, по сути, явилась создателем детской хирургии в крае. Стала профессором, доктором медицинских наук, вела активнейшую общественную жизнь. Но самое главное, она считает себя счастливой женщиной. Ей повезло с мужем, детьми, друзьями.
— Даже когда я уже защитила кандидатскую диссертацию, мы все равно жили бедненько. Все в одной комнатенке. Я, мой муж, дочка, свекровь. Восемь лет ютились. Муж мой, прекраснейший специалист, не смог сделать карьеры. Дело в том, что во время войны он попал в плен. Бежал. Снова воевал, дошел до Берлина. Тем не менее, власти ему уже не доверяли. После войны его постоянно вызывали в органы, спрашивали то про одного узника, находившегося с ним в плену, то про другого. Фридрих Викентьевич чувствовал себя виноватым неизвестно в чем. Потом моя свекровь как-то призналась, что у Фридриха был еще с войны припрятан пистолет. Но патронов не было, А потом мать заметила, что сын где-то раздобыл патроны. Он подумывал в то время о самоубийстве. Не было сил терпеть столь пристальное внимание органов. Но потом он встретил меня. Фридрих Викентьевич ласково называл меня своим солнышком, Валеной. Говорил, что я вернула ему смысл жизни. Я всегда чувствовала его любовь, поддержку, внимание. К сожалению, он раньше меня покинул этот мир. Я боролась за его жизнь и немного продлила ее. Фридриху Викентьевичу пророчили прожить два месяца, он протянул год.
Валентина Павловна никогда не обижалась на власть. Несмотря на все тяготы и лишения. Несправедливые тяготы и лишения. Она хотела построить коммунизм. Искренне верила, что это возможно, и надо все сделать для достижения светлой цели. По дороге на работу читала Маркса и Энгельса, проникаясь высокими идеями.
— Я действительно думала, что многое зависит именно от меня. Надо бороться за лучшую жизнь.
Если не я, то кто же? Мне казалось, что многого можно добиться пропагандой, поэтому взялась работать в обществе "Знание". Мы объездили весь край с лекциями. Я в основном призывала людей к здоровому образу жизни. Работа в обществе "Знание" позволила мне увидеть и зарубежные страны. Но видела я и другое. Охотничьи домики коммунистических боссов, магазины-распределители, шикарные санатории на морском берегу для партийной элиты. Коммунизм, о котором я так мечтала, оказался уже построенным. Только не для простых советских тружеников, а для номенклатуры. В конце восьмидесятых я приняла решение выйти из рядов коммунистической партии. Многие люди и в крайкоме и в ЦК были мной уважаемы, но вся система в целом меня не устраивала. Я все время думала, ну почему же никому в ЦК не приходит в голову изменить ситуацию, помогать не каким-то зарубежным социалистическим странам, а своему народу.
Валентина Павловна стала предпринимателем уже в пенсионном возрасте. Да, так тоже бывает. Сейчас она частный предприниматель, хозяйка трех диагностических кабинетов. В планах — открытие стоматологии.
— Я не завидую олигархам. Да, мы тяжело живем, но не потому, что на предприятиях внедряется эффективный менеджмент. Сегодня время больших возможностей. Даже я, пожилая женщина со множеством болячек, смогла начать свой бизнес. Не все гладко, но мы держимся на плаву. Десять человек благодаря моему делу получили работу и зарплату, которая их устраивает. А у молодых-то сейчас просто безграничные перспективы. Просто надо много работать и верить в себя.
Я занята целый день. Бизнес, общественная работа. Конечно, я же общественница, не могу без этой деятельности. Работаю в краевом совете ветеранов. Возглавляю медицинскую комиссию. Требуем от государства все, что старикам положено. Не всегда получается. Тогда я сама начинаю заниматься "государственной работой". Все пенсионеры проходят в наших диагностических кабинетах исследования по сниженным ценам. Периодически мы проводим благотворительные акции, когда обследуем пожилых людей совершенно бесплатно.
Хочу сказать всем, кто в унынии, злобится на жизнь, чувствует себя разочарованным: не падайте духом! Цените и любите жизнь, и она вам отплатит тем же.
Юлия Рахимкулова
Фото Олега Кузьмина
«Городские новости», № 124 (1027), 31.10.2003 г.