провел красноярский эстонец Куна Реги. Теперь он в равной степени ненавидит фашистов и коммунистов
Сибирь, как и Австралию, заселяли переселенцы и ссыльные. Судьбы наших предков зачастую связаны с репрессиями, каторгой, ссылками. Исключение не составляют и эстонцы, попавшие в наш регион из северной Европы.
Куна Реги родился в 1927 году в буржуазной
Эстонии. Семья – небедная, отец, Евгений Реги, участник войны за независимость 1918
года, работал главным инженером на
судоверфи. Страна свободная,
демократическая, “малленькая но
несафиссимаая”. Эстонские семьи в корне
отличались от советских. Куна Реги рос
свободным человеком.
СССР виделся «чухонцам» большим и опасным соседом. Красной армии боялись, но к местным русским эмигрантам относились хорошо. Не было до поры до времени причин русскоязычное население ущемлять. Все изменилось в 1940 году, когда СССР вынудил независимое государство присоединиться к социалистическому раю.
Эстонская армия и аристократия эшелонами вывозилась на восток, генералитет, прежнее эстонское правительство и представители буржуазии были расстреляны или сосланы в Сибирь. Под нынешней Печорой энкавэдэшники уничтожили более 2000 эстонских военных. Позже историки назвали эти события эстонской Катынью (местечко в Польше, где в 1940 году НКВД расстреляло 20 тысяч польских офицеров. – Авт.) В список подлежащих аресту попал и отец Куна. Спасли инженера знакомые, сообщив о грозящем аресте. Евгений ушел в подполье, семью отправил к родственникам в деревню.
- Когда пришли русские, жизнь настолько резко изменилась! – вспоминает Куна. – Из магазинов моментально пропали товары. Все скупили русские, которые никогда в жизни изобилия не видели. Но какой-то неприязни к военным мы не испытывали, даже я в 13 лет понимал, что это такие же люди, не они во вторжении виноваты, а государство.
Как ни парадоксально, “выручили” семью Реги немцы в 1941-м. Что скрывать, освободившиеся от большевизма эстонцы принимали гитлеровскую армию с ликованием. Потом все встало на свои места. Куна Реги на себе ощутил очередную смену власти:
- Мы одно зло поменяли на другое. Я помню в конце июля 1941-го беспорядочно отступавшие советские части. Шестеро бойцов из советского истребительного батальона (кстати, русских среди них не было – евреи, казахи и… эстонцы) зашли к нам в дом, отобрали кое-что из продуктов и чуть не изнасиловали мою сестру. Слава богу, мои соотечественники помешали этому паскудству – остановили сослуживцев. Четверо из этих солдат потом подорвались на мине, а двое выживших ночью отстреливались от немецких мотоциклистов. Немцы чуть меня не подстрелили в темноте.
Фашистский режим прочно укрепился на прибалтийской земле. Куна вернулся к учебе в реальной гимназии. Отца забрали в эстонскую армию сапером - в конце войны военная часть Евгения Реги перешла в ведение Вермахта. Свободы, ожидаемой от фашистов, прибалты так и не получили:
- Я всегда с презрением относился к предателям. Были такие мои соотечественники, которые рьяно служили и при большевиках, и при гитлеровцах. Им плевать на Родину.
К 1944 году отношение эстонцев к оккупантам изменилось – на запад, в “Великий Рейх”, потянулись эшелоны с рабочей силой. Отправили в Германию сестру Куна Леу. Все эстонцы с 17 лет подлежали призыву в вермахт, не избежал участи рекрута и Куна:
- Когда советские войска уже подходили к границе, мне пришла повестка. К черту бы мне сдалась эта германская армия? Но за уклонение – расстрел. Я собрал вещи, попрощался с родителями, на следующий день они отплыли с отступающими немцами в Германию - отец все-таки был военным. Как оказалось, мы расстались на 23 года.
Молодых эстонцев определили в зенитные части. Оружия 17-летним пацанам никто не доверил, но форму выдали. Новобранец вермахта Реги думал об одном – дезертирстве:
- Нас привезли в лагерь к зенитчикам. Офицеры наспех пытались чему-то обучить. Форму выделили новехонькую, авиационную – синего цвета, с чайками на петлицах. Кормили неплохо - консервами, хлебом. Никакой дедовщины со стороны немцев не было, в общем, немецкие солдаты оказались нормальными людьми – война осточертела всем. К нам не придирались, наоборот, жалели, пытались помочь. Из всех призывников я один говорил по-немецки - меня назначили переводчиком. Мы все время думали о побеге. Ходили разговоры, что где-то в соседней части нескольких эстонцев немцы за дезертирство расстреляли. Нарядили нас на работы – погрузка техники и военного скарба в морском порту, в Таллинне. Командовал нами унтер Бокк, пожилой мужик, трепаный, с пониманием к нам относился, поэтому и смотрел на наше поведение сквозь пальцы. Как только в порт попали, мы с другом забрались в кузов первой попавшейся машины. Отъехали немного и спрыгнули на лесной дороге. Навстречу – легковушка с пулеметом в люке и эстонским флагом. Но до нас она не доехала – из засады эсэсовцы расстреляли. Нас фашисты взяли под ружье. В расход хотели, видно, пустить, да я на немецком объяснил, что мы вроде как к семьям сходим да обратно в часть. Так и спаслись. Добрались до дома. Утром я сжег немецкую форму. Итого служил я вермахту 10 дней. Потом узнал, что нашу зенитную часть где-то во Франции уничтожили английские бомбардировщики.
В 1945-м маховик большевистских репрессий закрутился в Эстонии с новой силой. Выжившие после боев и немецкой оккупации мужчины уходили в партизаны. Эшелоны со ссыльными сотнями уходили на восток. По всей стране создавались антибольшевистские организации. Через друзей Куна Реги вступил в антикоммунистический “Фронт освобождения Эстонии”. Ничего сделать не успел, да и никаких действий “Фронт” не предпринимал. В марте 1946-го девятнадцатилетнего парня арестовали:
- В таллиннской тюрьме я просидел несколько месяцев. На допросах били. Женщина следователь снимала туфлю и колотила каблуком по голове – выбивала показания. Я молчал. Гордость была – страдаю за правое дело. Показания выбили из моей девушки под страхом ареста. Суд решение принял быстро – 10 лет с поражением в правах. Статья 58 часть 1а пункт 11 – антисоветская деятельность. Я на суде сглупил, думал, терять нечего, расстреляют, и бросил в лицо “тройке”: “Я вашу власть не признаю, судить меня не имеете права”. Внимания на мой патриотический порыв судьи не обратили, а ведь мог и “вышку” схлопотать.
Срок Реги отсидел весь - от звонка до звонка. Сначала в Архангельской области, затем в Тайшетлаге. Не освободили его даже по амнистии 1954-го – родные за границей. Дело в том, что семья Реги попала в американский плен и эмигрировала в Австралию. Увидеть родных Куна смог только в 1968 году. Плюс у эстонца антисоветская деятельность налицо, да еще не раскаивается в содеянном.
После срока Куна остался в Красноярске. Попытка уехать на родину в 60-х не удалась. Борец за независимость в Эстонии оказался никому не нужен. Не эмигрировал Куна и к родне в Австралию – держала семья. Но на вопрос, как бы он прожил молодые годы снова, красноярец отвечает без сомнения:
- Боролся бы с режимом на родине, даже и с оружием в руках. За независимость. Я ненавижу и фашистский режим, и коммунистический. Не людей – из рядовых коммунистов и членов НСДАП тоталитарная машина тянула жилы – саму систему ненавижу, убивающую все человеческое.
На суде по сфабрикованной 58-й статье «солдат вермахта» и антисоветчик Куно Реги получил 10 лет. На этап молодой эстонец попал еле живым:
- Из Эстонии нас отправили эшелоном. По семьдесят человек в вагон набивали. По этапу с «политическими» эстонцами отправляли и русских уголовников, уже успевших совершить преступление в советской Эстонии. «Блатные» вели себя нагло и дерзко. Вооруженные ножами, группой подходили к одному из наших, снимали одежду, отбирали вещи. Украденное и отнятое уголовники выменивали у охраны на водку и курево. За две недели пути обобрали почти всех… Подошли и ко мне. Я в тот момент уже дошел до точки – наплевать на все. Главный их (пахан) говорит: «Раздевайся, щенок». А мне все одно помирать. И я закричал: «Зубами вас загрызу, ничего не отдам. Дайте мне сначала телогрейку и валенки, а потом лезьте!» И подействовало, видно, смелость моя вожака их впечатлила: «Ну-ка, выдайте ему ватник и обутки!» После этого случая меня «блатные» не трогали, даже подкармливали. До лагеря в Молотовске я даже вес набирать начал, но со своими земляками делился последней крошкой – выживать как-то надо было…
Первый лагерь, в Молотовске Архангельской области, куда попал Реги, был «бытовым» - вперемежку с «политическими» стояли бараки уголовников. «Исправляющиеся» строили эллинг (верфь) для подводных лодок. Воровство, как и во всех исправительных учреждениях, процветало ужасное. «Клептоманию» лечили жестоко – за украденный кусок хлеба платили жизнью. Грабителей до смерти избивали валенками, выбрасывали связанными на мороз. Прибывшие по этапу в Молотовский лагерь сразу становились «доходягами». Реги не повезло - заболел дизентерией:
- Я в начале срока почти при смерти был. Выгнали на работы. Но это не работа была, а убийство. Место, где я вкалывал, называлось кирпичным заводом. Но это только на словах – на самом деле жгли костры на валунах и раскаленные поливали водой. Камни трескались. От дизентерии меня спас кузнец-заключенный – посоветовал есть древесный уголь. Кое-как я поправился. Мне еще повезло. В лагере каждый день кто-нибудь умирал. Масса дистрофиков была – люди покрывались черными пятнами. От смерти меня спасла медицинская комиссия – отправили в команду отдыхающих. Работа вроде полегче стала – верхолазом, маляром.
Смерть ходила рядом. Однажды кто-то поджег огромные ворота эллинга. Три верхолаза-эстонца, упав с верхотуры, разбились насмерть. Чтоб выслужиться перед начальством, нередко пускали в ход оружие охранники-вертухаи:
- Среди конвоиров встречались и неплохие люди. Особенно фронтовики относились к нам по-человечески. Я слышал историю, как кто-то из охранников увидел среди заключенных своего отца и застрелился, совесть замучила. А вот конвоиры, призванные из Средней Азии, зверствовали. Бывало, один подзовет заключенного к себе, а второй, пока человек идет, пулю ему в затылок пускает – вроде как за попытку бегства. За это охраннику – галочка в личном деле и отпуск преждевременный. К отсидевшим несколько лет у лагерного начальства отношение было помягче. Некоторых под конвоем отпускали в городок на работы. Называлось – самоохрана. Сопровождал Куно и товарищей старшина-фронтовик. Оставив «подопечных» в городе, боец напивался вусмерть. Обратно в лагерь конвоира и его винтовку на руках несли заключенные.
После трех с половиной лет в Молотовске Реги попал в Сибирь, да так и остался здесь навсегда. Сначала был Тайшетлаг в Иркутской области:
- Я в Сибири весь мир увидел – не страны имею в виду, а людей, конечно. Все народы СССР, корейцы, японцы, немцы, итальянцы, югославы, румыны. Болгары…. В бригаде моей строительной даже китайский генерал был. Ветхий такой старичок. Его китайцы местные охаживали, как отца родного, – кормили, рис где-то добывали. А в работе он ни черта не умел – послал его стену белить, а он алебастра вместо извести навел, переделывать пришлось. В общем, до работы мы его не допускали. Работал я и с корейским биржевым брокером, и с летчиком американским, другом моим Томми, - его на корейской войне сбили. В 1953-м прибыл этап пленных немцев. Более жалкого зрелища мы в жизни не видели – больные, ободранные, голодные люди. Японские заключенные жили лучше, был я как-то в их лагере – очень чисто, аккуратно, а если люди за собой следят, значит, и выживают.
В тайшетском лагере встречал эстонец и старых большевиков, тех, кто еще до 1917 года за народную власть воевал. Итог у большинства был один – застенки. Охотник Чащин, товарищ Куна по несчастью из Харбина, торопился в СССР, еле успел на последний русский пароход. С корабля, как говорится, на бал – 10 лет лагерей дали патриоту.
Смерть Сталина обыватели Тайшетлага встретили восторженно. Ни у кого к марту 53-го иллюзий уже не осталось. Однако амнистия «холодного лета» свободу Реги не принесла:
- Почти всех эстонцев моего возраста отпустили, а меня нет - родные за границей. Как будто я в чем-то действительно виноват был. Только в 1955 году, когда меня перевели в Красноярск, в СИЗО, стало ясно - скоро на свободу. Хотели опять куда-нибудь в Тмутаракань жить отправить, но мы, политзаключенные, в камере красноярского СИЗО уперлись и отказались куда-либо ехать. Времена уже другие наступили. И выбили справедливость все-таки. Так я в нашем городе и остался. Тут же и с женой познакомился. Не побоялась любимая за «врага народа» выйти.
Реабилитировали Куно Реги только в перестройку. Опасен, видно, чем-то был для советских гэбэшников простой красноярский строитель...
Эстония была оккупирована советскими войсками летом 1940 года. Сразу же после оккупации начались преследования реальных и потенциальных противников новой власти. В начале 1941 года прошла волна арестов и депортаций, захватившая 10 тысяч эстонцев, а в 1944 году возвращение в страну советской армии вызвало массовую эмиграцию местного населения. Размеры этой эмиграции неизвестны, но ясно, что родину покинули десятки тысяч эстонцев. В 1944-1953 гг. аресты происходили постоянно, достигнув наибольшего размаха в 1949 году, когда были арестованы или депортированы 40 тысяч эстонцев.
В итоге этих испытаний к 1956 году из 995 тысяч довоенных эстонцев каждый пятый погиб или покинул страну.
Мяэотс
Оскар, Станислав Патриев
Комсомольская правда-Красноярск.
13.02.2004-20.02.2004