Сибирь узнала греков в восьмидесятых годах теперь уже позапрошлого века. Это не были аргонавты, ищущие легендарное золотое руно. Ныне тех посланцев древней Эллады назвали бы вынужденными мигрантами, поскольку появились они в сибирском и дальневосточном краю после греко-турецкой войны 1877-1878 гг. Тогда произошел отток, как бы сейчас сказали, лиц греческой национальности из Турции в приграничные районы России, а затем в Сибирь и на Дальний Восток.
Греки хорошо прижились, органично восприняли уклад российской жизни, сроднила наши народы и общая вера. Характерно, что, например, в энциклопедии Брокгауза и Эфрона издания 1903 года статья о греках на редкость теплая и сочувственная: "Влияние албанцев и турок отразилось отчасти на национальном костюме, на замкнутой жизни женщин, на некоторых обычаях; но греки остались греками по их способности и страсти к мореходству, торговле, любви к Отечеству, трезвости и умеренности в пище и питье, семейственности, стремлением к образованию, живому участию в политической жизни страны, многими народными поверьями и т. д.".
В начале XX века Сибирь накрыла новая переселенческая волна. По Столыпинской реформе приехали за землей и волей и греки. Этнографы и другие исследователи, изучая жизнь и быт переселенцев, в частности, Верхнего Приобья, отмечали: "Мужчины в основном занимались ремеслом, работали поварами, пекарями, кондитерами, портными, женщины вели домашнее хозяйство, воспитывали детей. Семьи поддерживали связи с родственниками в Греции и Крыму".
В одном исследовании, посвященном питанию греков в начале XX века, дается интересный рассказ о семейном быте: "Вся работа по дому была распределена между членами семьи. Хозяйка накрывала на стол, резала хлеб. Мясо от большого куска каждый нарезал себе сам. Посуду после еды мыли девочки. Во время еды полагалось молчать. Гостеприимство ценилось очень высоко как одно из лучших человеческих качеств. Семейные и календарные праздники отмечали обильным обедом, за которым собирались все члены семьи. Водку обычно не пили, а если пили, то маленькими рюмочками".
Вынужденное переселение новых тысяч крымских греков произошло в войну, в 1942 году. Но возник "греческий вопрос" двадцатью годами раньше, когда окрепшая советская власть вошла во вкус массовой экспроприации. Тогда основательных хозяев, коими всегда были греки, запросто лишали имущества и вытесняли с побережья в горы. А во второй половине 20-х годов за всеми греческими поселками был установлен гласный и негласный надзор.
И вот в таком поднадзорном селении Красная Поляна 1 мая 1928 года один балагур на праздничном вечере отпустил какую-то вольную шутку. Товарищу из ОГПУ, присутствовавшему при этом, шутка показалась непатриотичной, и в Сочи тут же ушло донесение, что в поселке готовится бунт. С арестом шутника и еще семерых бдительные органы не задержались. Однако история со скорым судом и ссылкой тогда закончилась благополучно: одному из высланных удалось бежать и он добрался до посольства Греции в Москве. Благодаря настойчивости дипломатов репрессированным разрешили выехать в Грецию.
Впрочем, таким исходом дела НКВД не утешилось. С 1931 года греческие поселения в Крыму и Закавказье познали всю "прелесть" репрессивной чистки. Историк А. В. Антонов-Овсеенко называет это "натуральным геноцидом", замечая при рассказе о событиях в Красной Поляне 1938-1939 годов, что "это были, наверное, самые лояльные подданные Сталина за все время его правления".
Неосторожность родиться греками стоила представителям этой национальности массовой депортации в 1942 году. В сентябре того года в Красноярск прибыло два эшелона измученных и вконец запуганных людей. Высадили всех на станции Енисей. Среди апшеронских "врагов народа" была семья Софьи Федоровны Василиади, тогда восьмилетней девочки. На рассказ о начале их сибириады у нее до сих пор не хватает сил и слез, таким это было незабываемым потрясением:
- В нашем эшелоне, насквозь продуваемом
товарняке, были в основном женщины и дети. В
тридцатых мужчин репрессировали почти
поголовно. Вернулся только один из них - мой
дядя Яков. Его репрессировали, когда ему
было всего семнадцать. У них с женой,
красавицей Ниной, была любовь, как у Ромео с
Джульеттой. Они и поженились рано. Когда его
арестовали, у них уже был ребенок, а тетя
была беременна. Здесь, в Сибири, родилась
вторая дочь. ...А на весь эшелон был один
мужчина - мой отец. Репрессий ему удалось
избежать только потому, что в тридцать
седьмом мама моя, предчувствуя недоброе,
отправила его в Пятигорск на работу в
каменоломни. Все мужчины из семьи отца и
матери были арестованы. За что? Да никто и не
объяснял.
В войну, однако, представителям "вражеского" народа разрешено было защищать Родину. Греки делали это с честью, геройски сражаясь на фронтах Великой Отечественной, есть среди них и Герои Советского Союза. А в Сибири и Казахстане мыкали горе их родные.
- ...Не передать, каким ужасом была эта самая депортация. Был конец мая, все уже посадили огороды. Отцвели сады. И вот приказ: собираться! Оставляли дома со всем имуществом. Нам еще повезло - удалось продать дом за две пары сапог и шубу. Одни знакомые за дом с садом получили лишь шаль. ... Так и прибыли в Сибирь - без теплой одежды, с тем, что в руках несли. Нас распределили по районам. Одни родственники попали в Енисейский, другие в Манский. Многих отправили по станкам в Туруханский район. На перроне, помню, плач стоял, просто вой надрывный. Со многими уже и не встретились никогда. Тогда с нами разделили участь семьи Иониди, Сакилиди, Мехтидис, Тимпаниди. Наша семья попала в Партизанский район, на лесоповал. Под жилье всем прибывшим дали временный барак. В нем и зимовали. Господи, как же вынесли это... Хлеба давали по 400 граммов работающим и по 200 граммов иждивенцам. В тайгу нам не разрешали поначалу ходить, все же под надзором были. Родители в комендатуре при Вилистовском леспромхозе постоянно отмечались. А голод какой был... Мы спаслись только тем, что мама свое плюшевое пальто и швейную машинку обменяла на корову. Весной ели подножную зелень. За все то время я помню только одну радость - как папе дали ложку сгущенного молока, он принес ее домой, и мы с братом по очереди лизали эту сгущенку. Ничего слаще я не ела в своей жизни... Так и прожили в нужде и голоде до 1957 года, без паспортов. Никто из детей греков не имел права поступать в вузы. Когда я приехала после школы в Красноярск, пыталась на работу устроиться, но без паспорта никуда не брали. Только на двухгодичные курсы медсестер смогла пойти.
Но великой была моральная сила потомков гордых и отважных эллинов. Все смогли вынести, выстояли, не озлобились. Приноровились и к жизни в тайге, обзавелись хозяйством. Врожденные трудолюбие и добропорядочность помогли состояться новым поколениям теперь уже сибирских греков. Многие из них получили высшее образование, заняли достойное положение. Кровь морепроходцев заговорила и в брате Софьи Федоровны - Владимире. Долгие годы он работал в речном пароходстве, плавал на "Славянине" механиком. Сейчас живет в Греции. Уехал туда и ее сын, тоже Владимир. "В нем проснулась кровь кулинаров, что тоже было свойственно эллинам", - улыбается ласково мать неожиданному выбору сына, здесь, в Красноярске, работавшего в милиции.
Драматичной была судьба ее дяди, того юного Ромео, арестованного в Апшеронске. После десятилетнего заключения он разыскал свою жену, приехал к ней и детям в Красноярский край. Смог устроиться в селе Вершино-Рыбном Уярского района, забрал туда семью. Уже построили они себе дом, завели скотину. Родился еще один ребенок. Но "лицо греческой национальности" местное НКВД в покое не оставляло. Верные люди шепнули, что в комендатуре им очень "интересуются". Ждать нового ареста Яков Константинович Лаврентиади не стал. Так и сказал: "Больше не дамся!" Как достойный потомок хитроумного Одиссея, из Сибири он бежал. Мечтал добраться до Греции. Но еще восемнадцать лет пришлось ему скрываться в горах Осетии, где он нанимался в пастухи. Семья была с ним, и все время в страхе, что найдут, "разоблачат". И ведь действительно искали! Однажды пришли к ним в дом, показывали фотографию Якова и жены. Дома была старшая дочь, копия матери в молодости. Благо в домишке не было света, прикрылась она платком, пробурчала что-то в ответ. Во всесоюзном розыске Лаврентиади были до 1968 года. А в 1969-м смог беглый Яков добраться до Москвы, попасть в посольство Греции. И родина предков его приняла. С тех пор Лаврентиади - граждане Греции. В СССР полная реабилитация репрессированных прошла только в 1990 году.
Оставшиеся сибиряками свою историческую родину тоже чтут, хоть многие ни разу не были на ее земле. Две даты отмечают всегда - в марте День Греции и в октябре Охи - День победы греческого народа в борьбе против фашистов. И только плачут в даты советской истории - 16 декабря и 27 марта, в эти дни в 1954 году и в 1956-м вышли постановление о снятии с учета лиц греческой национальности и Указ о снятии ограничений в правовом положении с греков, болгар и других народов. На воспоминания о майских, трагически судьбоносных датах слез уже не хватает.
Автор выражает признательность сотрудникам отдела спецфондов и реабилитации жертв политических репрессий информационного центра ГУВД края за помощь в подготовке материала.
Татьяна АЛЕКСЕЕВИЧ.
Красноярский рабочий. 28.05.2004
НА СНИМКЕ: одна награда Софьи Федоровны -
прекрасные дети, Владимир и Наталья.
Фото Ольги ПЕТРУК.