Кто оспорит мое утверждение, что самым большим и естественным памятником людям, не по своей воле появившимся в этом ледяном краю, является гора Шмидта, в народе просто Шмидтиха?
В природе нет ничего вечного, но эта гора для живущих здесь есть самое долгое напоминание о горьком и позорном периоде нашей многострадальной страны. И самое дорогое надгробие, поскольку несть числа и нет цены останкам, погребенным в мерзлоте, а также вымываемым по весне у подножия нашей “поклонной горы”.
Не один год манили меня заброшенные склоны Шмидтихи. Не раз хотелось подняться по ним, приблизиться к прошлому и посмотреть оттуда на город, в котором живу всю свою жизнь, но так, в сущности, мало о нем знаю. Давно хотела совершить это восхождение, но в одиночку побаивалась. И вдруг в случайном разговоре с коллегой выяснилось, что ее желание совпало с моим.
Надежда Петровна в Норильске почти шесть лет, и ее очень интересует история этого города. Она обошла почти все его уголки и прочитала о нем уйму литературы. Это объясняется еще и тем, что родом она из Магаданской области, а те места, сами знаете, сродни нашим не только суровостью климата. Свой путь мы начали от НОФ, Норильской обогатительной фабрики. Когда–то она называлась БОФом, т.е. “большой”, и шефствовала над моей родной пятой школой (привет, однокашники!). Очевидно, интуиция моей спутницы не просто хорошая, а очень хорошая, так как другая отправная точка, как оказалось позднее, была бы нам не по силам. Но об этом после. Путь свой по плану мы “проложили” ни высоко — ни низко, а где–то вдоль бывшей узкоколейки до Мемориала памяти узникам Норильлага.
Погода радовала. Утреннее солнце ласково пригревало. Прошедший накануне дождь еще оставался сыростью под верхней мелкой гранитной крошкой склона, поэтому ноги чувствовали упор и почти не скользили вниз. Вот только ветер... Едва пройдя первые 10–20 метров, мы поняли, что ветерок с медного завода решил отравить нам не только настроение, но и здоровье: глаза заслезились, в носу и горле стало противно (как это должно быть вам знакомо, дорогие мои сограждане). Пришлось последовать совету коллеги и превратиться в ковбоя — закрыть лицо головным платком. Надо сказать, что я не любительница туризма, а если и хаживаю, то исключительно недалеко и по ровной местности. Поэтому первые шаги, точнее ползки, по наклонной повергли меня в неописуемый ужас. Я испугалась, что мое рвение окажется пагубным для меня: я просто потеряю силы около очередного выступа, и снимать с горы меня будет уже МЧС. Но стыд перед Надеждой Петровной и осознание, что это мой единственный шанс побывать в месте, где, может быть, работал и мой отец, заставляли карабкаться и ползти дальше, выше.
Нас привлекло кирпичное строение на самой вершине склона. Посовещавшись и оценив свои силы, мы решили удлинить маршрут. Это оказалось сделать труднее, чем предположить.
Немного погодя я поняла, почему мой сын, занимавшийся когда–то горным туризмом, брал в поход лыжную палку. Опора хоть на уровне бедра была бы сейчас очень кстати.
За узкоколейкой склон усыпали старые, выбеленные временем и снегом доски, бывшие, очевидно, когда–то строениями. Вперемешку с ними лежали короткие, такие же иссохшие куски веток. То ли здесь росли деревья, то ли ветки служили в качестве ограждений — трудно сказать. Нам приходилось осторожно преодолевать нагромождения битого кирпича, стекла, отрезков труб, проволоки. Среди этого хаоса попадалась старая обувь, обломки лопат, кирок. Завалившиеся опоры казались не выдержавшими тяжкой ноши согбенными старцами: такие же древние и седые. Поданная мне Надеждой палка впивалась в ладонь мелкими занозами. И все здесь цепляло глаза и сердце.
Кирпичное строение, до которого мы, наконец, добрались, очевидно, было когда–то вентиляционным стволом. Внутри находился внушительного вида механизм. Видны были следы пребывания человека современного. Отсюда, свысока, открывался странный вид. Внизу весь город был накрыт огромной плотной газовой шапкой. То ли ветер был переменчивый, то ли в этом месте воздух завихрялся воронкой, но газ шел на город не только с медного, но и с никелевого завода. На Норильск страшно было смотреть. И здесь живут люди? Господи! Слабые силуэты домов проглядывали как из тумана. И только на берегу Долгого желтым маячком, крохотным, но ярким, сиял купол мечети.
Постепенно спускаясь, мы направились в сторону Мемориала. Цепь зданий, вдоль которой мы держали путь, была сделана из добротного кирпича и не менее (если не более) качественной цементной связки (очевидно, отклонение от технологии тогда исключалось напрочь).
Мы минуем совершенно разрушенные деревянные ступеньки бывшего подъема. Как рассказала мне Надежда Петровна, Евфросиния Керсновская, отбывавшая срок в Норильске (автор книги “Сколько стоит человек”), насчитала в лестнице 1575 ступенек до шахты №15, и этот путь она проделывала ежедневно в течение нескольких лет. Дождь и снег. Ветер и мороз. Какие силы способны сломить таких людей? Они, несомненно, достойны восхищения и преклонения.
На нашем пути замысловатый серпантин стальных рельсов. Металл не выдержал многолетней схватки с полярным холодом и многотонными снегами. Его покорежило, как человека, сведенного судорогой. Спуск показался более утомительным и долгим, чем подъем. Склон уходил из–под ног почти отвесно, но Надежда Петровна меня успокоила: “Подъем был намного круче”. Неужели?!
На одном из кирпичных останков была выложена дата “1949”, очевидно, тогда это сооружение сдали в эксплуатацию. Год, когда в Норильск приехал мой отец. Когда его привезли... Печальный памятник его юности. Но ведь если бы не Норильск, не было бы и меня. И многих событий, со мной связанных. И многих людей, дорогих мне. Пожелали бы мы, ныне живущие, себе другой судьбы? А наши родители?
Вот так, в размышлениях, сопении, кряхтении мы дошли до конечной точки нашего маршрута — Мемориала. Повернувшись к горе, ужаснулась: неужели мне удалось это? Шмидтиха казалась могучей и неприступной. Мы поняли, что если бы попытались начать наш путь отсюда, то, пожалуй, вообще отказались бы от этой затеи. Интуиция — великая сила!
Это была вторая гора в моей жизни. Первая — Зуб–гора, и покоряли мы ее всем шестым классом с классным руководителем во главе. Вот только не помню, поднялись мы на нее или всего лишь попытались. Сын–альпинист только похохочет над моим “рекордом”. Что ж, у каждого своя высота. Главное, чтоб не последняя. Мемориал был безлюден. В часовенке тихо и сумрачно. На граненом стакане засохший кусочек хлеба. Светлая вам память...
Фотопленка закончилась еще на спуске, поэтому уходила я в твердой уверенности побывать здесь еще. И через некоторое время, уже другим путем, попроще, на автобусе, добралась к Мемориалу. Опять была суббота. Снова июль одаривал солнцем. Но на этот раз мое уединение потревожили юноша с девушкой. Что привело их сюда в выходной? Обошли памятники, о чем–то переговариваясь. Я видела, как они, выходя через ворота, позвонили в колокола: один раз в большой, басистый, и несколько раз в маленький...
Буквально через несколько минут на Мемориале появилась группа пожилых людей. Они сфотографировались “на память”, а я сфотографировала их. Разговорившись, узнала, что супруги Султаншины, Фардат Киямович и Лидия Гавриловна, завтра, 31 июля, улетают на материк. Насовсем. Причем Лидия Гавриловна приехала в Норильск 1 августа 1974 года. Ровно 30 лет назад! Они призналась, что на Мемориале не были ни разу, но перед отъездом пришли сюда попрощаться, тем более что у супруга в Норильлаг был выслан дядя. В Норильске у Султаншиных родились и выросли трое детей. Надеюсь, уехали они с доброй памятью о нашем нелегком городе. Вам, уезжающим отсюда навсегда, — не забывать наш Норильск, а нам, остающимся, — чтить и беречь его!
Вот уж не думала, что наша “Голгофа” — столь популярное место. Не успели отъехать пенсионеры, как подъехал кортеж новобрачных. Нужны нашему народу традиции, и все тут! Жизнь — она не стоит на месте, и пусть сегодня ее виток пролегает у других монументов, но традиции, постоянно меняющие окраску и направление вместе со стрелкой исторического компаса, остаются в памяти каждого поколения как свои. И это достойно уважения.
Вот и все. Я уходила, а за спиной звучали оживленные голоса: фотограф художественно вписывал жениха с невестой в наше прошлое. В нашу историю. Отрадно, что в этом месте не стихает звон поминальных колоколов. И я уносила его в своем сердце: “...Мой город трудный, один из тысяч...”
Татьяна ПЕТРОВА
Заполярная правда 19.08.2004