В красноярском архиве до сих пор хранятся дела отца Савелия Крамарова и матери Булата Окуджавы
При определении района жительства для поселенца Вы обычно считаетесь с профессией поселенца. Так почему человек, имеющий профессию актера, должен проклинать тот день, когда он избрал эту специальность в жизни?”
Эта выдержка из заявления актера Георгия Жженова, который был популярен в Советском Союзе, — всего лишь один из бессчетного количества документов, которые находятся в архиве отдела спецфондов информационного центра ГУВД Красноярского края. Всего лишь одно из миллиона свидетельств искалеченных сталинскими репрессиями судеб.
Поблекшие от времени чернила, пожелтевшая бумага, потрескавшиеся фотографии. Бесконечные стопки канцелярских папок. Постановления, объяснительные, автобиографии. Почерк, какой, кажется, уже и не встретишь сейчас у нас, избалованных компьютерным прогрессом, офисных работников. У Георгия Жженова он округлый, с характерным наклоном влево. У жены адмирала Колчака, Анны Васильевны Книпер-Тимиреевой (она, как “социально-опасный элемент”, также отбывала ссылку в нашем крае), — четкий, стремительный и летящий. Когда перелистываешь архивные дела, невольно замечаешь: любопытство, которое охватывает тебя сначала (ну еще бы — вот эти отпечатки пальцев взяли у матери Булата Окуджавы, а вот эти — у отца Савелия Крамарова), исчезает, уступая место растерянности и вопросу “За что?”
…Георгий Жженов родился в 1915 году в Петрограде. Закончил акробатическое отделение Ленинградского эстрадно-циркового техникума, киноотделение Ленинградского института Сценических искусств. На его счету было множество ролей в известнейших фильмах, когда он был арестован как шпион. Поводом для этого послужила беседа с американским гражданином, с которым он ехал в одном поезде. Ссылка в Норильск, загубленная, казалось бы, навсегда карьера. После начала перестройки он был реабилитирован и смог изучить свое дело. В свое время он даже получил копии документов из рук красноярского губернатора Александра Лебедя.
Анна Васильевна Книпер-Тимиреева родилась в 1893 году в Кисловодске. Ее отец — профессиональный музыкант, дирижер и пианист, в течение многих лет был директором консерватории в Москве. В этом городе и прошло детство Анны. Гимназию она закончила в Петербурге, затем три года обучалась рисунку в частной студии профессора академии художеств Зейденберга. В 1911 году вышла замуж за офицера флота Тимереева, с которым развелась в 1918 году во Владивостоке.
В 1920 году она была арестована в Сибири в поезде вместе с адмиралом Колчаком (по другим данным, с 1918 по 1920 она была его женой). После его смерти она была приговорена к двум годам лагеря, как социально-опасный элемент. По амнистии 1920 года была освобождена. Жила в Иркутске, где работала в университетской библиотеке. Весной 1921 года вновь арестована без предъявления конкретного обвинения, направлена в Москву и освобождена в апреле 1922 года. В том же году вышла замуж за инженера Книпер, умершего в 1942 году в Москве.
Анна Васильевна работала в библиотеке, затем архивариусом Русско-Канадского пароходного агентства. В 1925 году вместе с другими сотрудниками была арестована “за связь с иностранцами и бывшими белыми офицерами” и приговорена к трем годам административной высылки из Москвы. Все это время она жила в Тарусе, работала там вышивальщицей. В 1935 году, в Москве, — еще один арест. На этот раз за “сокрытие своего прошлого”. Пять лет лагерей по 58-й статье. Дело вскоре пересмотрели, и наказание заменили на три года высылки. После окончания этого срока женщина, настоящей виной которой, по всей видимости, были всего лишь “неправильное” происхождение и любовь к адмиралу Колчаку, вновь была арестована. На этот раз приговор (вновь по 58-й статье) был более суровым — восемь лет лагерей.
На свободу Анна Васильевна вышла только в 1954 году.
Первому начальнику отделения реабилитации политических заключенных УВД Красноярского края Виктору Зберовскому довелось работать в те годы, когда заявления о реабилитации поступали от бывших ссыльных или их родственников едва ли не мешками. Бывали, конечно, случаи — один на несколько тысяч, — когда в этом отказывали. Так, в архиве есть дело человека, осужденного за шпионаж. Оно было пересмотрено, однако от этого обвинение лишь подтвердилось. Но большинство людей были сосланы безвинно.
— Можно процитировать поэта: “В те дни виновен был любой”, — рассказывает Виктор Константинович. — Мне особенно запомнилась судьба одного человека (фамилии я называть не буду: сын его живет неподалеку от Красноярска). Он жил в Молдове, недалеко от границы с Румынией. Туда-то он и отправился на заработки. И когда вернулся в родное село, выяснилось, что он незаконно пересек границу, которую за это время перенесли.
Судьба нашей страны в прошлом веке сложилась так, что многие из нас превратились в иванов, не помнящих родства. Бабушка, дед — сейчас обычно на этих родственников обрывается генеалогическое древо большинства русских фамилий. Сотрудники отделения реабилитации жертв политических репрессий, напротив, постоянно общаются с людьми, которые желают выяснить, что же все-таки произошло с их родственниками несколько десятков лет назад. “Зачем ворошить прошлое?” — этим вопросом здесь никто не задается. И так ясно зачем: понять, почему твоя судьба повернулась так или иначе. Представить, как могли бы развернуться события, если бы…
Многих репрессированных интересуют любые, даже мельчайшие детали жизни исчезнувших родственников.
— Достаточно долго мы вели переписку с сыном одного поселенца, — рассказывает начальник отделения реабилитации жертв политических репрессий отдела спецфондов информационного центра ГУВД Красноярского края Татьяна Килина. — Он не помнит своего отца — тот попал в немецкий плен в первые дни войны, когда мальчику было всего два годика. Фотографий в семье тоже не сохранилось. Сына, пожилого уже человека, интересовало буквально все.
Удалось выяснить, что отца в плену без его ведома записали во Власовскую армию (не такая уж большая редкость в те времена). После победы русских войск мужчина попал в фильтрационный лагерь. После этого его отправили в ссылку (несмотря на то, что он несколько раз пытался бежать из плена) — просто потому, что его фамилия стояла в списках “власовцев”. Своей семье он решил ничего о себе не сообщать: это могло навредить и жене, и ребенку. Попытался начать жить заново. Работал, жил с женщиной. Она и сообщила родственникам о его смерти.
— Нас часто спрашивают: “Вы постоянно сталкиваетесь с человеческим горем. Невозможно постоянно остро реагировать на него? Наверное, вы уже привыкли?”, — рассказывает Татьяна Килина. — Действительно, когда я только начала работать, меня охватил какой-то ужас. Но он не проходит, этот ужас. К нему невозможно притерпеться.
Наталья Козулина
Городские новости 15.10.2004