С интервалом в один месяц в конце 2004 года были изданы в Красноярске и Абакане две книги - два мартиролога погибших в годы репрессий. У обеих книг мизерные тиражи - 3000 и 1500 экземпляров. Это при том, что только в одной из них, изданной Хакасской РОО "Общество Мемориал", собраны сведения о 2522 расстрелянных.
Значит, даже их прямые родственники не смогут получить эту книгу как единственную память о трагедии, постигшей их семьи во время террора государства против своих граждан. Свыше двух тысяч из этого списка расстрелянных покоятся на Лысухе, вблизи памятного знака, сооруженного в Минусинском бору в 1992 году.
Сколько еще погибших лежит здесь под песчаными дюнами - пока неизвестно. Изданная "Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края" пока содержит сведения только о лицах, чьи фамилии начинаются на буквы "А" и "Б".
Дети погибших сейчас уже старше своих безвинно расстрелянных родителей. Они выросли в неведении и теперь пытаются хоть что-то успеть сделать ради восстановления их доброго имени.
Истории строки
Колокол памяти
стучит в мое сердце
Я помню... Мы идем с папой по чудному, изумительно красивому лесу весенним утром к нему на работу.
Он работает на мельнице, которая стоит на небольшой таежной речке, вливающейся в большую красивую реку под названием Казыр. Папа держит меня за руку, а я иду и с восторгом смотрю вокруг на лес, на солнце, на лужицы. Мне около шести лет. Папе больше пятидесяти. Я поздний ребенок в большой семье. Воспитывают нас строго, без баловства. Живем материально очень трудно.
Я, как младший ребенок в семье, испытываю от старших детей как бы некоторое отторжение, как ненужный лишний ребенок в семье, лишний рот. Но папа и мама любят меня, как и всех детей, хотя жизнь проживают очень тяжело и сложно, но об этом речь впереди. А пока мы идем с папой-дедой, как мы его зовем в семье, потому что у него уже есть внуки и живут они вместе с нами. И я в душе благодарна ему бесконечно за то, что он взял меня одну с собой, и мы идем с ним по золотисто-сверкающему лесу, и он держит меня за руку и что-то мне рассказывает. Про все, что нас окружает, про лес, про речку, про воду, отвечает на мои вопросы. Мою душу пронзительно тонко заполняет любовь к отцу и ко всему живому, я иду и люблю весь мир вокруг меня, люблю и обожаю своего папу...
Сейчас на склоне лет я понимаю, что я тогда думала и жалела все вокруг как маленькая старушка, а сейчас в моей душе живет шестилетняя восторженная девочка.
Помнить я себя начала в 50-е годы, а родилась в 1947 г. в п.Усть-Можарка, что рядом с Тюхтятами, поселок стоял на речке Можарка, которая также впадала в р.Казыр.
Природа и места кругом красивейшие, и это единственная отрада, что спасала в какой-то мере от тяжести жизни. Мои родители жили здесь в ссылке, как раскулаченные. Согласно архивной справке пос.Усть-Можарка образован с 17.01.1933 года как трудовое поселение Можарской трудовой колонии Ольховской комендатуры управления Сибирских исправительных трудовых лагерей ОГПУ при СНК СССР, куда направлялись спецпосепенцы. Здесь располагалась Усть-Можарская спецкомендатура, которая просуществовала до ее ликвидации в конце 1947 года. Но до 1954 года местные власти не давали хорошим работникам уезжать из мест ссылки.
(Написала эти строчки из архивной справки и начала плакать, вспомнив, что пережила моя семья и я сама в то страшное беззаконное время.)
А история моей семьи такая. Мой дед Ваулин Филипп Васильевич родился в 1866 году и жил на Урале в Челябинской области.
У него была большая семья, много сынов и дочерей, как во всех семьях того времени. Он был прекрасным столяром-плотником. Он и его жена были глубоко верующими трудолюбивыми людьми и так же воспитывали своих детей.
До революции, еще во время Столыпинской реформы, они вместе с другими семьями из своего села пошли осваивать Сибирь. Шли общим обозом на лошадях со своим имуществом и детьми. Пришли в Сибирь и остановились жить в прекраснейшем, чудесном, благодатном месте - в с.Имисс Курагинского района. Стали осваивать прежде не освоенные места и земли.
Вначале вдоль дорог расчистили и вспахали пашни, потом горку, которую до сих пор в народе зовут Ваулинскою. Благо в семье было много народу, и у них был как бы свой маленький колхоз. Со временем поставили большой двухэтажный дом и жили все вместе дружной семьей, работали с молитвой и до пота, не просыхавшего на рубахах. Построили мельницу, лесопилку и все, что необходимо для большого хозяйства. К роскоши не стремились, да она и не нужна была им. Праздники отмечали чинно и степенно, с изобилием на столах и раздачей милостыни. Вечерами, когда было свободное время, собирались все вместе и пели песни. Когда случился переворот в 1917 году, пережили и его, и гражданскую войну, а потом вроде все опять успокоилось. Наши живут себе своим хозяйством, как всегда трудятся, исправно платят налоги и ни о чем страшном не думают. Но наступают 1928-1929 годы, начинается коллективизация, создаются колхозы с общим имуществом. Начинается на собраниях агитация советской власти, ну а во власть, понятно, выбраны самые бедные. А какие это были бедные в Сибири? Это те, кто не хотел работать, пили и курили, развратно жили. Что в те времена, что сейчас бедным в Сибири можно быть только по собственной воле, точнее, по безволию. Кто хочет жить более-менее прилично, даже инвалиды, трудятся и живут безбедно здесь, где немеряно земли и благодатнейший климат. Пусть не заведешь огромного богатства, да оно и не нужно, но и с голоду не будешь умирать. Если будешь работать. Так вот, когда начали агитировать вступать в колхоз всех подряд, мой дед посмотрел на этих агитаторов, которых он бы даже в дом не пустил, а тут предлагают еще отдать все имущество и работать с такими нестоящими людьми. Он понял, что их не оставят в покое, что пришло время беззакония, время антихриста. Пришел он домой и решил ликвидировать свое хозяйство, раздать деньги, что у него были, всем своим детям и дать им возможность разъехаться в разные стороны. Так они и сделали. Все разъехались кто куда: кто остался близко от своих мест, кто уехал далеко; знаю, что один мой дядя жил в Ростове-на-Дону.
Мой отец в это время жил отдельно от деда, он женился на девушке из не очень богатой семьи, жил своим трудом, было у него четверо детей, свой небольшой домик и небольшая мельничка.
Он думал, что его не тронут, и не поехал никуда, тем более у него было два ребенка-младенца до двух лет. Но несмотря ни на что, в 1930 году его лишили избирательных прав и раскулачили. Пришли люди с винтовками, выгнали их с детьми на мороз из дома, забрали в коммуну и по себе все имущество, какое было, разрешили им взять кое-что только в руках. Так зимой они ни за что ни про что оказались на улице с маленькими грудными детьми.
Но мир не без добрых людей. На какое-то время их приютили родственники со стороны мамы в своей времянке во дворе, всей деревней давали им продукты, чтобы они выжили. Но советской ненасытной антихристовой власти этого показалось мало. И весной 1931 года, в марте месяце, когда в Сибири еще стоят холода, опять же с оружием приходят к ним, забирают всех в обоз и отправляют в ссылку, сначала в Артемовск на рудник, где они жили-маялись до 1939 года, а затем - в колхоз в пос.Усть-Можарка, где уже была спецкомендатура, и там под присмотром уже трудились другие спецпереселенцы. Многие были с Алтая, которые так же приехали осваивать Сибирь, зажиточные и не очень семьи, многих привезли еще в 1933 году. По воспоминаниям первых поселенцев, при переезде и устройстве деревни они пережили настоящий ад. Везли всех зимой, почти без теплой одежды, продуктов. Когда привезли на место, то здесь не было ни одного домика, они делали шалаши, рыли землянки в мерзлой земле, рубили мерзлые деревья, чтобы хоть что-нибудь соорудить для жилья. Многие взрослые и дети поумирали от голода и холода. (Наших тоже привезли в Артемовск в необорудованные холодные бараки, где вдоль стен стояли нары, на каждую семью в 6-8 человек полагалось 4 кв.м нар. Была одна печка на весь барак, рамы в один ряд. Все маленькие дети тут же поумирали от болезней, холода и голода.)
Работая не покладая рук на спецпоселении для себя и своей семьи, люди получали минимум продуктов и оплаты, если она была. Кто заводил хозяйство впоследствии, должен был отдавать большие налоги за него. Люди жили в основном тем, что выращивали на своих огородах: картошкой и овощами. Хлеба почти не давали, жили на драниках и паренках из овощей.
Белков, жиров было мало, сахару почти не было. Дети часто болели, росли рахитичными.
Одежды и обуви тоже почти не было. Обувь шили из самодельных шкур. На платья использовали иногда мешки, которые давались под зерно.
Позднее, собирая документы для суда по моей репрессии, мне пришлось побывать в музеях Минусинска и Абакана, в архивах, в прокуратуре, в правительстве Хакасии.
В 2003 году среди архивных и музейных документов нашла в минусинском музее "Книгу памяти жертв политических репрессий Республики Хакасия" и в ней сразу случайно открыла страницу на букву В. Пробегаю глазами фамилии, нахожу и читаю: ВАУЛИН Филипп Васильевич, 1866 г.р., Челябинская обл., русский, м/г (малограмотный, прим. авт.), прож. в с.Бея. Арестован 15.11.1937. Приговорен 27.11.1937 "тройкой" УНКВД к расстрелу, обвинение: участие в контрреволюционной организации. Расстрелян в Минусинске 08.12.1937 г. Пост. ПС ХАО от 13.11.1959 реабилитирован.
Это было как удар грома. Ведь мы, его потомки, ничего не знали о его реабилитации и все эти годы жили в своей стране как изгои. Оказывается, уже давно дед оправдан. И даже когда в 1991 году был принят закон о льготах репрессированным, наша семья, да насколько мне известно, и многие другие опасались обращаться в архивы и местные администрации за получением документов, подтверждающих наши права. Нередко эти опасения были не напрасны. Черствость чиновников наносила новые душевные раны людям, пережившим в детстве тяготы ссылки, а в следующие годы - подозрительность окружающих.
Прошла целая жизнь, прежде чем я что-то узнала о судьбе моего деда.
Вот тут открылась мне бездна горя и страданий, что пережили репрессированные люди, безвинно расстрелянные, сосланные в лагеря и не вернувшиеся домой. Хочу задать вопрос, не знаю только кому. Скажите: по каким законам должны были страдать и умирать все эти люди? Кто ответит за все это?
До сих пор никто не ответил.
И до сих пор нет полных данных о погибших. Надеюсь, что Бог даст мне здоровья осуществить задуманное в память о них - соорудить с помощью единомышленников часовню на месте расстрела.
А.Е.Шевцова (Ваулина)
«Надежда и мы», № 51 (182), 19.07.2005 г.; 22.07.2005 г.