Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Бухенвальд, Тайшет, Норильск, Освенцим…


30 октября – День памяти жертв политических репрессий

Приехала подруга из Кодинска. У нее путевка в санаторий «Енисей». Поговорили о том о сем, я сказала, что пишу материал о репрессированных. Тут Галя немедленно открыла сумочку и достала письмо из регионального управления ФСБ по Красноярскому краю: «На Ваше заявление в отношении жителей деревни Дворец Кежемского района сообщаем…» Пятый год бессменно при ней страшная бумага! Девять фамилий – и после каждой «расстрелян… расстрелян…». «Мир хижинам -- война дворцам?» -- горько усмехнулась я. Лозунг горячечных революционных лет всплыл в 1938-м из Ангары, над которой высилась роскошная скала и ютилась бедная деревня. Не было во Дворце ни князей, ни графьев – увезли из него артельного возчика, рабочих леспромхоза, колхозников, сторожа, работника сельпо… Самому младшему было 35, самому старшему – 60. Мужики, отцы, кормильцы. Они же – участники контрреволюционной повстанческой организации (всяк ли из них мог выговорить ее название?), приговоренные к исключительной мере наказания. Только какая там исключительность?! Всех подряд поставили к стенке! Семерых в Красноярске, в июне, двоих – в Енисейске, 29 октября. У меня сердце защемило от этой даты: полмесяца, 16 дней не дожили ангарцы до постановления ЦК, ликвидировавшего «тройки». Этих, правда, не физически ликвидировали: туда, где людские судьбы по-шустрому решали партиец, чекист и и.о. прокурора, вернулись суды. Нет, партия не подобрела -- просто спохватилась: кто работать-то будет? Не из тех ли лет достают нас страшные воспоминания Астафьева? «Колхозные кони и коровы, подвешенные под брюхо в стойлах, грызут стены загородок и ревут до самого неба. А в кошарах овцы не могут от голода разродиться, уже под потолком толкутся на спрессованных, смерзшихся трупах собратьев и сестер своих и, травоядные существа, дерут зубами их мертвое мясо…»

Мы с Галей геологи, немало походили-поездили по краю, повидали-послушали-поговорили. Многонациональность Красноярья поначалу мня удивляла: что ж сюда людей тянет? Можно, конечно, построить дом с видом на море, но море-то – Карское. А почему, кстати, оно так называется? Вот когда вспыхнуло впервые слово «кара»? Наказание… В экспедициях работало немало людей, имевших за плечами статьи и срока. И задолго до перестройки с ее гласностью, задолго до «Детей Арбата» и вала публикаций в толстых журналах я узнала о депортации и «мертвой дороге», о «нарядниках» и «повторниках», дружила с немкой, понимала ее маму, которая с детства привыкла зваться Лизой, а не Эльзой и у которой были подруги Анна (Айна) и Рита (Скайдрита). Я пыталась представить, каково это – покинуть родной дом (в Поволжье, в Прибалтике), под окриками и штыками чекистов погрузиться в эшелон и под зиму добраться до Севера. На берегу Енисея, на абсолютно пустом берегу люди рыли могилы и землянки (вот и именовали Виммера Вымером), ловили рыбу, выполняли и перевыполняли план.

Институт Сибцветметниипроект, в котором я проработала много лет, начинался в 1949 году как ОТБ-1. Первые работники Особого технического бюро, первые проектировщики предприятий цветной металлургии Сибири и Дальнего Востока приходили в свои кабинеты под конвоем. Под конвоем и уходили – профессора, орденоносцы, выдающиеся специалисты разных отраслей. После ХХ съезда КПСС многие из них были реабилитированы, вернулись в Москву и Ленинград. Кто-то остался и пришел в созданное бывшим коллегой Сиротининым общество «Мемориал». Владимир Георгиевич, а также Алексей Бабий, Владимир Биргер и их добровольные помощники взялись за неподъемную, казалось тогда, работу – составить списки всех, кого с 58-й статьей («враг народа») высадили на острова архипелага ГУЛАГ -- Норильлаг, Краслаг, Енисейлаг, Енисейстрой, стройку 503… Увы, мы были одной из крупнейших политических зон Советского Союза.

Информационный центр ГУВД Красноярского края составляет списки репрессированных по архивным документам, мемориальцы – по свидетельским показаниям. Где-то цифры идентичны (легко было посчитать загоняемых в эшелоны немцев и калмыков), где-то расходятся на порядок и больше (кто бы счел жертв великой крестьянской ссылки 1930-1935 годов? А в 1955 году дела раскулаченных и вовсе были уничтожены как не представляющие интереса.)

До сих пор экскаваторы, вгрызаясь ковшом в землю, нет-нет да выворачивают из нее штабеля скелетов. С дырочками в затылках. Смертных медальонов здесь искать не приходится. Но в колоннах фамилий, собранных мемориальцами, все меньше прогалин. И все больше пишут им благодарственных писем, иногда даже в стихах, дети, внуки, правнуки оболганных, неправедно осужденных, погибших от голода и холода: «За бескорыстный, нужный труд поклон земной примите!»

Софья Григорьева


/Документы/Публикации 2000-е