О коллективных формах труда в Бирилюсском районе заговорили в конце двадцатых годов прошлого столетия, когда стали образовываться ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли)
В период массовой коллективизации стали уделять огромное внимание образованию колхозов. Однако население в колхоз не спешило. Вначале с целью улучшения работы с крестьянством направлялись в глубинки рабочие промышленных предприятий, политотряды, на местах создавались комитеты для просвещения бедноты «темных» людей. Об этом очень хорошо поведал историк-краевед Н.В.Хомяков, рассказавший об организации колхозов в д.Малиновка и Чипушево. Эти колхозы создавались в 1928-1929 гг.
Но общая картина коллективизации в Бирилюсском районе была не утешительной - не желали мужики сгонять свой скот на колхозные дворы. И тогда в целях усиления работы по организации колхозов стали привлекать отряды ПП ОГПУ (полномочное представительство объединенного Главного политического управления). Один за другим стали появляться в районе представители краевых структур (крайисполкома, крайкома ВКП(б), крайземлеуправления, крайкома комсомола). Крестьяне настороженно, а порою враждебно относились к этим новшествам в деревенском укладе жизни.
Первое столкновение с властью произошло в д.Арефьево. Там под раскулачивание была подведена семья крестьянина Округина.
И тогда около восьмидесяти женщин этой деревни, возглавляемые соседкой Округина - Евдокией Крупской, вооружившись палками, окружили членов комиссии по раскулачиванию. В состав комиссии входили: секретарь партячейки ВКП(б) Захаров, председатель Арефьевского сельсовета Юрков, милиционер Малахов. Возмущенная толпа кричала:
- За что грабите мужика? Он все наживал собственным горбом!
- Что это за власть, которая грабит свой народ?
Активисты под натиском разъяренной толпы бросились наутек, правда, чтобы пробиться сквозь толпу женщин, размахивающих палками, милиционеру пришлось стрелять в воздух. Для большинства арефьевцев эта история оказалась трагичной. Через некоторое время в деревню прибыл отряд ОГПУ, было арестовано много мужчин и десять крестьян без суда и следствия расстреляли за г.Ачинском 16 июня 1930 года. Аресты проходили по всем населенным пунктам района. Во многих деревнях вспыхивали крестьянские бунты: в Сосновке, в Старой Еловке были избиты деревенские комбедовцы, в Муслинке крестьянка Арсланова палкой нанесла увечье члену ВКП(б), уводившему корову из ее двора и т.д.
Карательные меры в отношении крестьян не помогали, коллективизация шла очень плохо. В мае 1931 года в Бирилюсский район прибывает из крайкома ВКП(б) очередной представитель по фамилии Мельников. Он будет руководить массовой высылкой крестьян за пределы района. 116 кулацких семей 31 мая 1931 года будут высланы в тайгу Томской области.
Как отмечено в документах районного исполнительного комитета: «При окончательной высылке собрано 116 семей кулаков. Из них 26 – одиночки, 90 – с семьями. Общее количество едаков - 486. По возрасту: детей до 16 лет - 246, мужчин от 18 лет - 87,остапьные - женщины».
Также указано, что многих кулаков арестовали, другие находятся на принудительных работах в промышленных городах. Обеспечение высланных семей продовольствием недостаточное, с ними отправлено 70 центнеров муки, из них 33 центнера взято взаимообразно в райпотребсоюзе. Долг этот нужно погасить. Учет отнятого кулацкого имущества велся недобросовестно.
Из дальнейших изучений протокольных записей выходит, что все отнятое кулацкое имущество передавалось на хранение в колхозы. В данном конкретном случае, когда из района выселили 116 кулацких семей оказалось, что и выселять их было не за что, поскольку в описи отнятого кулацкого имущества указано: 20 домов, 19 амбаров, 12 конюшен, 11 бань, 35 лошадей, 8 жеребят, 27 коров, 6 нетелей, 58 овец, 48 курей и один гусь, 4 сенокосилки, 3 конных граблей, 3 молотилки, 3 веялки, 17 плугов, 13 телег, 25 саней, 1 швейная машинка. Отняты все сбережения крестьян: деньги - 12 тысяч рублей, 24 паевых книжки потребкоопераций на сумму 860 рублей. Отнята вся посуда, вплоть до ведер, чугунов и самоваров, все личные вещи.
Если исходить из этой описи, то высылали не зажиточных крестьян, а нищих людей! Объяснения весьма просты: учет толком нигде не проводился, безграмотные комбедовцы, скорее всего, толком не знали, как правильно запротоколировать собрания граждан, как грамотно оформить документы по раскулачиванию крестьян, зачастую члены комиссий присваивали себе кулацкое имущество. Из жалобы крестьянки Дородовой из д.Арефьево: «Когда пришли кулачить, у нас сын болел, лежал завернутым в овчинный полушубок, а председатель сельсовета Юрков вытряхнул его, как кутенка, и забрал шубу. А на другой день его брат в этом полушубке по деревне ходил. Да что это за власть, которая издевается над своим народом? При царе я жила по чужим углам. При советской власти «стали на ноги» и опять без крыши над головой остались. Как жить и кому теперь верить?» В поисках правды обездоленные крестьяне ищут защиты от произвола местных властей в Москве, пишут письма М.И.Калинину. Сохранилось письмо Завадовского - слушателя курсов марксизма-ленинизма г.Москвы, к которому за помощью обращались крестьяне из нашего района с просьбой о защите их прав. Завадовский, член РСДРП, прибыл в ссылку в Бирилюсскую волость в 1909 году, здесь он прожил вплоть до революции. Принимал активное участие в становлении советской власти на территории Бирилюсской, Петровской, Мелецкой волостей, а после гражданской войны работал в Енисейске на руководящих должностях. В письме, адресованном председателю Бирилюсского райисполкома, Завадовский пишет: «Лично Вас, товарищ, я не знаю, как не знаете и вы меня, но обо мне вы можете узнать от крестьян с.Бирилюссы, д.Подкаменная - в них я отбывал ссылку по приговору военно-окружного суда за принадлежность к РСДРП. Более десяти лет прожил в среде ясашных в низовьях Чулыма. Хорошо знаю уклад крестьянской жизни. Тамошнее кулачество — это матерые хозяйственно-мощные эксплуататоры. Они оставили глубокие корни, которые следует выкорчевывать, это, несомненно.
Товарищ председатель райисполкома! Я имею переписку с рядовыми крестьянами и делаю вывод, что в Бирилюссах и в других деревнях есть загибы и искажения линии партии. Я не стану перечислять, но Вы проверьте хорошенько дела чистки колхоза с.Бирилюссы и убедитесь в этом. Мне сообщают, что РИК исключил из колхоза и направляет в ссылку крестьян: Курдюкова, Волкова Михаила, Округина и других. Этих людей я лично знаю, знаю их семьи. Знаю и то, что Округин в годы царизма имел развитое крестьянское хозяйство и оказывал серьезную помощь политическим ссыльным, а позднее сочувствовал большевикам. Знаю его как способного крестьянина-активиста. Михаил Волков тоже толковый крестьянин, его исключили из колхоза, обвинив в несвоевременной сдаче конопли и в эксплуатации Соломониды Агафоновой. Все это вымыслы.
Написать это письмо меня вынудила недавняя поездка в села Московской области. Я там был в командировке по линии Московского комитета ВКП(б) по проведению посевной, там я повидал многое. Потом по моей докладной записке были сделаны правильные выводы. Получив письмо из далекой окраины – Бирилюсс и зная тамошнее безлюдье, полагаю, что при проведении коллективизации, действительно, допущены серьезные перегибы. Исключить из колхоза, выслать, применить крайние меры - это не слишком трудное дело, значительно труднее предупредить ошибки и разъяснить колхозникам директивы партии и правительства. Заканчиваю свое письмо с уверенностью в том, что Вы дадите распоряжение проверить и упредить ошибки, которые могут произойти, как перегибы линии партии».
Это письмо не защитит наших земляков. Курдюков будет впоследствии расстрелян, Михаил Волков погибнет в ссылке, Округин умрет в тюрьме.
Мельников, прибывший в наш район в мае 1931 года, руководствуясь постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 30.01.1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», рьяно принимается за дело. Ему в разоблачении «кулаков-мироедов» активно помогает деревенская беднота.
Еженедельно Мельников отчитывается перед крайкомом ВКП(б) о проделанной работе. В одном из докладов (13.05.1931 г.) он сообщает: «Выпадов, выступлений населения в защиту кулаков нет. В Усть-Кемчуге член сельсовета Таячков выступил против выселения кулачества, считает, что они хорошие люди, работящие. В основном, вся беднота, батраки, колхозники к выселению кулаков отнеслись очень активно в смысле содействия к выявлению и участию в выселении кулаков, что подтверждают протоколы бедняцких и колхозных собраний».
Далее автор сообщения указывает, какие распоряжения им даны карательным органам на местах: «Приказываю райуполномоченному ОГПУ Шумихину (о нем известно, что Ефим Ефимович Шумихин родился в 1895 году. Рабочий. Член ВКП(б) с 1920 г. Образование начальное. Работал оперативным сотрудником секретного отдела ОГПУ) и начальнику райадмотдела (так называлась милиция) Кочерегину, оставленных по разным причинам кулаков и тех, кто скрылся, взять на учет дополнительно. Арестовав, отправить их через Ачинск, для чего следует провести согласование с уполномоченным ПП ОГПУ ЗСК по времени и срокам отправки в ссылку».
В райпятерку (так называлась комиссия, принимавшая решения о раскулачивании крестьян) входили: Мельников, Снежинский, Коробейников, Сизиков, Шумихин (из сведений о Семене Ивановиче Сизикове: родился в 1893 году. Грамотный. Из батраков. В РКП(б) с 1920 года. Работал секретарем Бирилюсского райкома ВКП(б).
17 мая 1931 года комиссия принимает такое решение: «Ввиду разлива рек Чулыма и Кемчуга не имея возможности через реки доставить семьи кулаков в сборный пункт с.Бирилюссы, создать второй сборный пункт в д.Шпагино-1, закрепить ответственным уполномоченным Молоткова (Михаил Яковлевич Молотков родился в 1893 году, член ВКП(б) с 1920 г. Рабочий. Малограмотный). На время до прихода парохода выделить ему пять бойцов отряда ОГПУ. К сборному пункту д.Шпагино-1 прикрепить: Алтатский, Малокетский, Никифоровский, Николаевский, Сосновский, Михайло-Погостский сельсоветы».
В Бирилюссах кулаков, подлежащих высылке, сгоняли в здание школы. С собою разрешали брать лишь необходимое. Вот как об этом вспоминала Ирина Андроновна Мордвинова 1918 года рождения:
- Жили мы в Бирилюссах. У нас забрали все: дом, скот, весь сельхозинвентарь, посуду, одежду. Отца арестовали. Я помогала маме собираться в ссылку. Маленьких ребятишек мы посадили в плетеную кошеву, снятую с саней. На дно постелили солому, укрыли ее грубо вытканным рядном, усадили туда перепуганных малышей и накрыли сверху одеялом. Так и потащили их в кошеве на катер. Помню, что в школе было холодно, хотя стоял май. Женщины горько плакали и молились.
В Шпагино собравшихся кулаков до Усть-Кемчуга сплавляли на плотах, а там пересаживали на катер. Раскулаченные крестьяне не всегда находили в себе силы жить дальше, покорившись судьбе. Вот как рассказывал об этом периоде участник Великой Отечественной войны, житель деревни Шпагино И.Г.Плехов:
- Комиссия ходила по дворам в сопровождении вооруженных людей. Мы, ребятишки, бегали за ними и смотрели на то, что происходит. Помню, когда зашли к Заржевским, из дома вышла очень бледная хозяйка, ее оттолкнули и стали выносить из дома вещи, сундуки, самопряху, ведра, а из амбара стали выкатывать бочки с салом, с медом. У Заржевских была пасека большая. Кто-то из членов комиссии открыл бочку и стал мед ножом выковыривать и нам раздавать, приговаривая: «Ешьте, ребятки, мед кулацкий». Конечно, мы не могли отказаться от такой щедрости. Пришли домой, я рассказал отцу и похвалился, что много меда кулацкого съел, а отец снял ремень, да и отходил меня так, что навсегда запомнился дармовой медок. Тогда мы толком ничего не понимали.
Плоты сами кулаки сбивали. Провожать их многие пришли. Когда плоты были уже на середине реки, Заржевская в воду кинулась, прокричав:
- Будь, проклята эта власть!
Мне на всю жизнь запомнилась такая картина: река полноводная, по ней стремительно уносятся плоты с кричащими и плачущими людьми, на берегу стонущая толпа, а посредине реки барахтающаяся женщина.
В деревни, расположенные за рекой Кемчуг, райком ВКП(б) направил своих представителей. В Никифоровку уполномоченным назначили Юркова - председателя Арефьевского сельсовета. В донесениях, направленных им в ОГПУ и в райком ВКП(б), он пишет: «Сбежавшие из деревни кулаки, Ларион Немкин, Иван Халявин, Иван Бобров, Фирсагон Баурин, Савелий, Ермолай и Семен Кузнецовы, Гаврил и Федор Сычкины, Иван Бачурин, Авдотья и Афонасий Сидоровы, находятся на станции Куцен под Владивостоком. Сбежавшие поддерживают связь с Михаилом Бобровым, проживающим в деревне Линево Тюляпсинского сельсовета. Там они где-то работают и шлют домой деньги. Ларион Немкин прислал уже триста рублей своей жене. Нужно допросить их всех. А чтобы вы знали, где живут родственники кулаков, на каждом их доме будет стоять крестик».
Невозможно без сердечной боли читать накарябанные на серой оберточной бумаге жалобы крестьян. Искромсанные людские судьбы: мужчин арестовали, а женщин (у многих были грудные малыши), отправили в неизвестность. И там, на новом месте, деревенские бабенки, словно раненые медведицы, рыли себе землянки-берлоги, чтобы перезимовать в них с детьми. Вот как об этом вспоминала Евгения Гавриловна Бобух, участница ВОВ, жительница г.Изюма Донецкой области, побывавшая в нашем музее в 2000 году:
- Мои дедушка и бабушка - Наталия Ильинична и Филат Яковлевич Агафоновы - жили в Бирилюссах. Дом у деда был высокий и просторный. Огород упирался в церковную ограду. Мы с сестренкой приносили немало хлопот. Однажды к нам пришел священник и попросил деда спрятать какие-то иконы. Говорил, что они очень ценные, привезены были в нашу церковь из Иркутска. Иконы поставили в чулан, накрыли полушубком. Но что можно спрятать в доме, где живут дети?
Бабушка строго-настрого приказала нам никому не рассказывать об этом, но как можно было не поделиться секретом со своими подружками? Мы все разболтали. Вечером к нам пришли какие-то люди, иконы и церковные книги унесли. Как потом рассказала нам бабушка, все это было сожжено в костре, который развели в церковном дворе.
За Чулымом у деда была «заимка», которую так и называли «агафоновской». Там стоял дом. На все лето туда увозили скот, там же были наши поля, огород и пасека. Туда же бабушка с мамой и тетей ездили собирать ягоды и грибы. В сенокосную и уборочную страду нанимали работников. Еще из детства запомнился такой случай, который произошел до коллективизации.
Бабушка во дворе варила малиновое варенье, а мы с сестренкой Клавой вертелись тут же, ожидая, когда она нас позовет есть пенки, снятые с закипающей малины. Вдруг по улице с диким ревом пронеслось стадо коров, завыли собаки, небо потемнело, солнце исчезло, и наступила ночь. Мы страшно перепугались. Длилось это явление считанные минуты, а запомнилось на всю жизнь.
В ссылку Агафоновых отправили в Томскую область. Там женщины стали копать землянки, а мужчин увезли дальше в тайгу, на лесоповал. Норма хлеба была мизерной, да и других продуктов не хватало. Бабушка старалась нас с сестренкой поддержать. Полученный хлеб размачивала в воде, смешивая с травой, пекла на костре лепешки. Потом перестали хлеб привозить, стали выдавать муку.
Люди умирали от болезней, от голода. Вначале погибли все маленькие дети, потом стали умирать взрослые. К концу лета мы с сестренкой уже не могли вставать с постели, сооруженной дедом из сосновых лапок и сухого мха. Наши тела распухли до неузнаваемости, мы уже не могли выползать из землянки. Мне было десять лет, сестренке - восемь. Лежали на перине из мха и ждали смерти. Прошлая жизнь, в которой были ситцевые платьица, пошитые на праздник, малиновое варенье и пышные бабушкины ватрушки да булочки, казалась нам сказкой. Сейчас об этом жутко вспоминать, но тогда люди с рабской покорностью подчинились дикому произволу. Запомнился последний разговор с бабушкой, она подошла к нам и сказала: «Деточки, я схожу в лес, принесу вам ягоды. Вы поправитесь, и все у нас будет хорошо, только дождитесь меня». Она не вернулась. Вечером дедушка с тетей и мамой пошли ее искать. Нашли. Она лежала под кустом, а рядом валялся туесок с рассыпанной кислицей. Ее закопали там же под кустом, перенести к общей могиле не было сил. О чем думала в последний миг своей жизни наша милая бабушка, которой было всего 54 года, мы никогда не узнаем. Скорее всего, ее сердце не выдержало и разорвалось от боли за умирающих внучек.
Спасли нас благодаря совету одного кулака. Он научил ловить белок и бурундуков силками. Из этих зверьков нам варили бульоны. Потом, когда выпал снег, приехали какие-то люди и увезли в детдом оставшихся детей, еле живых и полуголодных.
Дом кулака Агафонова, построенный в конце XIX века, и по сей день служит людям. В нем сохранился чулан, в котором прятали иконы. Сейчас там проживает семья Долбич.
31 мая 1931 года из Ачинска в Бирилюссы прибыли пароход и грузовая баржа. Кулаков в сопровождении вооруженных бойцов отряда ОГПУ увезли из райцентра. Как уже было сказано, в тот день покидали район 116 кулацких семей. С ними отправляли орудия труда.
Привожу дословно выписку из протокола заседания РИКа от 17 мая 1931 г.: «Инвентарь и инструментарий, отправляемый с кулаками: кос - 59 шт., серпов - 85, молотков и бабок - 37, вил железных -14, лопат железных - 29, ломов - 1, кирко-мотыг - 21, пил поперечных - 35, пил продольных - 11, топоров - 48, напильников - 35, долото - 20, сетей - 7».
В связи с высылкой крестьян в районе нарастала волна протеста. Люди семьями стали выходить из колхозов. В Среднем Причулымье объявилась банда Уткина, в которую стали вливаться сбежавшие с мест поселения кулаки. «Мужичьей чумой» охарактеризовал этот период А.И.Солженицин.
В начале 1932 года в район приезжают новые люди. В РУМ (районное управление милиции) прибывает уполномоченный из г.Омска Александр Васильевич Климов, начальником уголовного розыска назначается Сафронов. Секретаря РК ВКП(б) Сизикова сменит Лапицкий. Для работы с детьми - старшая пионервожатая Ирина Колюжная, в помощь ей - групповая вожатая Евдокия Ершова.
Из Николаевска направляется студент второго курса заочного сектора Западно-Сибирского коммунистического университета имени Ф.Дзержинского Александр Андреевич Симкин. В его характеристике, подписанной ректором университета Колотиловым и секретарем парткома Редько, сказано: «Александр Андреевич Симкин, 1908 года рождения. Социальное положение - рабочий. Член ВЛКСМ с 1925 года. Член ВКП(б) с 1930 года. В коммунистическом университете учился на комсомольском отделении, к учебным занятиям относился хорошо. Активность проявлял достаточную. Во время учебы в комВУЗе работал руководителем сектора ячейки ВКП(б). За активное участие в социалистическом соревновании и ударничестве премирован грамотой. При выполнении поручаемых заданий проявил себя сдержанным, дисциплинированным, идеологически устойчивым членом ВКП(б). Правильно ориентируется в политических вопросах. Своевременно и решительно борется за генеральную линию партии, против оппортунистических, идеологических извращений и уклонов от нее. Товарища Симкина коммунистический университет рекомендует использовать на комсомольской работе секретарем РК ВЛКСМ».
Симкина определяют на квартиру к старушке Машуковой, проживающей на улице Колхозной в райцентре. Его назначают секретарем райкома комсомола и, выдав удостоверение за подписью заведующего орготделом РК ВКП(б) Вихорева, направляют в командировку. В документе сказано, что Симкин направляется по комсомольским ячейкам и кандидатским группам в деревни Шпагинского, Сосновского, Маталасского, Малокетского, Николаевского и Алтатского сельсоветов по перестройке организационно-массовой и финансовой работы. Секретарям комсомольских ячеек и кандидатских групп приказано оказывать Симкину всестороннюю поддержку.
В первой декаде марта он выезжает в Шпагинский сельсовет. Самый первый колхоз в нашем районе был образован в 1928 году из переселенцев украинцев под руководством партийца Якова Артеменко в деревне Вознесенка. Затем под руководством партийца Ионова в Бирилюссах организовали коллективное хозяйство, потом начали оформляться другие объединения: Почекутовское машинное товарищество, Новомихайловское машинное товарищество и т.д.
В 1932 году продолжилось преследование крестьян. Теперь главной задачей становится «выявление врагов колхозного строительства». Начинается чистка колхозов. Середняки, вступившие в колхозы, признаются вредителями и подкулачниками. Всех, кто пытается защитить крестьян, преследуют и наказывают. В Новомихайловке снимают с работы учительницу В.Н.Сергиенко за то, что она пишет жалобы в защиту раскулаченных крестьян.
Если говорить о социально-экономическом развитии района в этот период, то сведения можно почерпнуть в документах краевого архива ХИДНИ (хранение, изучение документов новейшей истории) и в районном архиве. Там имеются очень любопытные документы. Приведу пример (краевой архив ХИДНИ ф.51, оп.1, д.5, л.1). В этом документе написано: «Бирилюсский район начал свое существование с 10 октября 1925 года в составе 14 сельсоветов, но благодаря ликвидации Большеулуйской волости 10 июня 1929 года к Бирилюсскому району присоединено еще восемь сельсоветов, таким образом, район имеет 22 сельсовета».
Слияние данных районов в одно целое подсказывалось разнообразием как естественно историческим, так и хозяйственными условиями. По почвенным условиям землепользование в Бирилюсском районе пятнисто, сплошных массивов с одним типом почвы нет. Почвы болотного происхождения. Колонизационный фонд весьма значителен, расположен он главным образом в северной части района и требует мелиоративных и землеустроительных работ. Населения в районе - 24204 человек.
Преобладающая масса жителей состоит из русских, нацменьшинства: татары, чуваши, хакасы, латыши. Населенных пунктов - 115. Основное занятие - сельское хозяйство. Район не имеет развитой кустарной промышленности. Разработка лесных богатств начинает развиваться с 1930 года. До этого периода лес заготавливали исключительно для местного потребления. Развитие промышленных артелей началось с 1929 года. Ранее были кустари-одиночки. В 1929 году юридически оформлены 12 артелей, занимающихся заготовкой и изготовлением пихтового масла, скипидара, смолы, дегтя, щепных изделий и прочего.
Допустим, промартель «Коллективный труд» деревни Назарово состояла из шести человек. Артель работала в десяти километрах от деревни. Занимались обжигом угля, который использовали для кузниц и других нужд.
Артель деревни Налимов Ручей, состоявшая из пяти человек, занималась изготовлением черновой и беловой клепки, хомутовых клещей, дранки штукатурной. Этот коллектив работал в пяти километрах от деревни.
Часто раскулаченные крестьяне, сбегая с мест поселений, скрывались в таких артелях. Но их находили и под конвоем выдворяли в места предписанного поселения. Но не только кулаки терпели притеснения и издевательства. Как правило, участь родителей повторяли их дети, даже если они жили в других регионах. Было и такое, когда жизнь карала обидчиков. Вот какой случай произошел в деревне Покровка Зачулымского сельсовета.
В марте 1932 года там проводили «чистку колхоза» и под маховик расправы попали многие крестьяне, среди которых были Василиса Онуфриевна и Михей Алексеевич Слабухо. Вот рассказ, записанный со слов очевидцев.
- В первых числах марта мужики поехали на дальний луг за остатками сена. Наши покосы были далеко, под деревней Елань. Я готовила обед, - вспоминала Василиса Онуфриевна, - вдруг на пороге появились Ильин, Редькин, Кругляков и другие бедняки. Мне сказали, что пришли раскулачивать. Я руками всплеснула. Да как же так? Мы же в колхоз вступили, почти всю скотину и пчел туда свезли, технику на общее подворье сдали! За что нас наказывать? Прошу их, чтобы хоть мужиков дождались. Свекор с нами жил. Как услышал он про раскулачивание, давай на себя рубахи напяливать. А кто-то подскочил, стал их с него стягивать, а дед в драку: «Ты наживал эти рубахи?», другой ему вторит: «Поносил, другим отдай!»
Стали выносить из дома вещи, последний скот со двора выгонять. На столе лежали хлеб и кусок сала. Я взяла продукты эти, в фартук завернула. Подскочил Кругляков, вырвал сверток из моих рук, сунул его Федорову и говорит: «Отнеси своим детям, пусть поедят!» Не выдержав, я в сердцах сказала Круглякову: «Чтоб ты этим салом подавился!»
Мужчин, возвращающихся с сеном, уже ждали за околицей. Возы с сеном увезли на колхозный двор, а Михея Алексеевича арестовали и отправили в Ачинск. Меня выгнали из дома. За свекром из соседней деревни приехала дочь. Весть о раскулачивании донеслась до Томска. Старшего сына исключили из университета, лишь за то, что он был сыном кулака-лишенца.
Неизвестность пугала и тревожила: ни от мужа, ни от сыновей вестей не было. Тогда я сама решила отправиться на розыски. До Ачинска помогли добраться кумовья: Настя Загнетова с мужем. Разыскала знакомых, которые проживали в городе, с их помощью встретились мы с Михеем Алексеевичем. Он очень исхудал, одежда на нем грязная, порвана. Рассказал, что кулаков гоняют на работы на железную дорогу, где они занимаются отсыпкой дороги и укладкой шпал. Говорил, что очень голодают, на работу ходят под конвоем. Стараясь его поддержать, варила супы.
Однажды моя приятельница предложила сходить в лес за грибами. Отправились мы за деревню Малую Ивановку. Примерно в полутора километрах от деревни виднелась вспаханная полоса земли. Мы направились туда в надежде найти шампиньоны. Вдруг моя подруга как закричит. Подбегаю к ней, а из-под земли рука торчит, и пальцы еще вздрагивают, дальше - нога в лапте. Мы обезумели. А навстречу солдат с винтовкой: «А ну, тетки, марш отсюда!»
Я не помню, как мы шли в город. Михей Алексеевич рассказывал, что по ночам мужчин большими группами уводят куда-то и назад они не возвращаются. Осенью многих кулаков из переполненной тюрьмы стали определять в места поселений.
Мужа тоже направили с партией арестантов вниз по Чулыму. Мне некуда было деться, на работу кулаков не брали, и я вернулась в Покровку. Приютила меня подруга Ульяна Бельчук. Наши мужья сражались вместе против немцев в Первую мировую войну. Под местечком Сморгань Михея контузило, а когда пришел в себя, то увидел друга, истекающего кровью. Вытащил его из-под обстрела. С той поры их связывала крепкая мужская дружба, Бельчук после ранения заболел туберкулезом и. к началу коллективизации уже был беспомощным инвалидом.
Я жила у них в бане. В деревне многие относились ко мне с сочувствием. Помогали, чем могли. Михей Алексеевич был мастеровым человеком, к нему часто за помощью люди обращались, добро всегда помнится. Наступил октябрь. Председатель колхоза Алипа, к которому за помощью в подвозке сена обратилась Ульяна Бельчук, направил к ней бригаду мужчин. Это были активисты, принимавшие участие в раскулачивании жителей Покровки. Женщины приготовили обед. Уставшие мужики принялись за еду. Выпили по стопке самогона, стали закусывать жареным салом, и тут Кругляков что-то непонятное прохрипел, затем посинел, выскочив в сени, и упал замертво. Все оцепенели. Вскочив из-за стола, мы побежали в сельсовет. По деревне новость понеслась: «Ульяна с Василисой отравили Круглякова за то, что он кулачил Слабухов». В это время к Круглякову в отпуск брат приехал. Был он военным. Когда увидел мертвого родственника, диким голосом заорал на перепуганных женщин:
- В тюрьме сгною, кулацкое отродье!
Умершего Круглякова и нас плачущих повезли в Ачинск. Покойника - на вскрытие, а нас - в милицию. Всю ночь мы глаз не сомкнули. На другой день после обеда в камеру зашел милиционер и приказал нам следовать за ним. По длинному коридору пришли в кабинет. Следователь сказал:
- Женщины, ступайте не базар, там есть подводы до вашего района. Вы свободны, Кругляков салом подавился...
Колхозные чистки проходили по всем деревням. В деревне Шпагино был арестован бригадир полеводческой бригады колхоза «Пчела» Афанасий Ефимович Щербаков, 1864 года рождения. Его выслали в Туруханск. Удалось проследить дальнейшую судьбу этого человека.
В первых числах февраля 1938 года он был вновь арестован и осужден по делу некого Н.В.Сушилина (дело № 117982, по нему проходило 54 человека). Его обвинили в контрреволюционных намерениях. На следствии применялись методы физического воздействия (пытки). 21 февраля 1938 года тройкой НКВД приговорен к расстрелу, а семью из деревни выслали.
В Петровке, в мае 1932 года, из колхоза исключают Федоса Петровича Серякова. Ему 39 лет, у него шестеро детей, младшей дочери всего один год. Обвиняют в эксплуатации чужого труда - нанимал батраков на уборку сена и урожая и няню, которая водилась с детьми. Серяков пишет жалобу во ВЦИК (Всесоюзный центральный исполнительный комитет) о неправильном раскулачивании. В августе 1932 года из Москвы пришла бумага, в которой заместитель председателя ВЦИК Савельев требует приостановить репрессии в отношении семьи Серякова. Крайизбирком затребовал дело Серякова. Бирилюсский райисполком сообщает, что дело отправлено через ОГПУ. В деле кулака Серякова есть документ без печати и штампа вот такого содержания: «Разглашению не подлежит. По сообщению ОГПУ все дела, находящиеся на утверждении, возвращены вам через аппарат ОГПУ. Ввиду этого в срочном порядке дослать дело на Ф.П.Серякова к присланной вами переписке. Срок исполнения двухдневный. Председатель краевой комиссии Тупов».
Какие новые обличительные документы появились в деле кулака Серякова неизвестно, но крайизбирком просьбу о восстановлении в избирательных правах отклонил.
На имя секретаря РК ВКП(б) Лапицкого регулярно поступают сведения об отношении людей к происходящему. В докладной записке, датированной 8 апреля 1932 года, говорится: «В деревне Старая Еловка из колхоза вышло шесть хозяйств». Лапицкий дает распоряжение прокурору: «Разобраться!»
27 июля поступает сообщение из Муслинки: «Женщины-нацменки бежали толпой и разгоняли коров, которых загоняли на колхозный двор. Никто не мог их успокоить. Прибывшие из райцентра Гревцов (заведующий райснабом) и член сельской ячейки ВКП(б) Фархутдинов пытались их успокоить, но подбежавшая Шамсутдинова ударила палкой Фархутдинова по ноге, хотела ударить Гревцова, но не успела...»
Из Сосновского сельсовета сообщают: «Удалось установить членов банды Уткина. Это Слободчиков, Иван Алексеевич Порошин, Прокопий Аромачев, Черепанова (дочь кулака Слободчикова), Мордвинов - бывший торговец.
Из Николаевского сельсовета приходят тоже неутешительные вести. Классовый враг-кулак не добит. Кулаки вредят колхозному строительству, что приводит к массовому выходу из колхоза. Онуфрий Букатин ведет разложение внутри колхоза. Он говорит: «Вы работаете даром, будете голодными. Советская власть вас задавит налогами». Он сам вышел из колхоза и сумел увести еще четыре семьи. Букатина арестовали и увезли в Ачинск.
В августе умер А.А.Симкин. Что с ним случилось выяснить пока не удалось. Сохранились лишь документы, подтверждающие факт смерти первого секретаря РК ВЛКСМ.
22 августа 1932 года начальником уголовного розыска РУМ Сафроновым, совместно с управделами райисполкома Новиковым и заведующим райснабом Гревцовым, было произведено изъятие и составлена опись вещей, принадлежавших А.А.Симкину. Вскоре из Бийского райкома ВКП(б) приходит письмо с просьбой выслать справку о смерти, а также документ, подтверждающий его место работы. Документы затребованы для начисления пенсии матери умершего.
Мы стараемся прояснить судьбу первого секретаря РК ВЛКСМ Симкина. Сделаны запросы в архивы г.Бийска. Не исключено, что он мог умереть от тифа или погибнуть от несчастного случая, но там, куда его откомандировали, действовала банда...
Массовый характер выселения крестьянских семей начался после принятия постановлений ЦИК и СНК СССР от 01.02.1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством».
За этим постановлением следует приказ от заместителя председателя ОГПУ Г.Ягоды № 4421 «Об участии ОГПУ в проведении коллективизации, арестах кулаков и беспощадного подавления любого сопротивления проводимым мероприятиям». Как правило, ссыльных угоняли под конвоем из обжитых мест и депортировали (насильственно увозили) в глухие, необжитые и малопригодные для жизни места - необязательно в тундру и тайгу. Это могли быть пустыни и полупустыни Средней Азии.
Однако немалая часть крестьян попадала в города - на строительство и промышленные предприятия. Для крестьянских ссыльных потоков было характерно старание карательных органов согнать свои жертвы в «места компактного проживания» (как в глухой тайге, так и в больших городах), официальное название таких поселений - «трудпоселки» (позднее - спецпоселки). Таких поселков в Западно-Сибирском крае устроили около полутора сотен, но во второй половине 1930-х годов их число сократилось (их вытеснили лагеря). Особенность спецпоселков было наличие неуставных сельхозартелей, организованных комендатурами для того, чтобы ссыльные сами себя обеспечивали пропитанием. Во второй половине 1930-х годов артели были переименованы в совхозы и колхозы.
Летом 1930 года Сибирский край был поделен на Западно-Сибирский с центром в Новосибирске (в него вошли Хакасская АО, Ачинский, Минусинский округа) и Восточно-Сибирский край с центром в Иркутске. Массовая депортация крестьян из Ачинского округа началась в 1930 г. с выселения кулаков из Ачинского, Березовского, Боготольского, Назаровского районов. Их везли обозами на санях, под милицейским конвоем. Часть из них направили на Маковку в Соврудник (ныне Северо-Енисейск), на золотые рудники.
В 1931 году основным направлением депортаций из нашего округа стало правобережье Чулыма - болота и гари в его среднем и нижнем течении и далее на север, в бассейн реки Чичкаюл.
В нашем районе образуются спецпереселенческие участки: Полевой, Боковой, Абольск, Сопка.
В апреле 1933 года в Ачинск прибывает кулацкий эшелон из Пензы. Лишь только с реки сошел лед, ссыльных повезли на баржах вниз по Чулыму и высадили на правом берегу, на севере Бирилюсского района в п.Сопка. Другой ссыльный эшелон с крестьянами был отправлен в мае 1933 года из восточных районов Мордовии. Этот состав выгрузили в Томске. Ссыльных повезли на баржах вниз по Оби, затем вверх по Чулыму. Их высадили на гарь у реки Чиндат (в Бирилюсском, сейчас в Тюхтетском районе). Так, чуть ниже Сопки появился поселок кулаков Пасечное.
В апреле этого же 1933 года прибывают один за другим эшелоны из Поволжья, ЦЧО (Центрально-Черноземная область), из АЧК (Азово-Черноморского, ныне Краснодарского края).
Многих из этих людей на баржах отправляют вниз по Чулыму в Бирилюсский район. Их высадили у деревни Исаковка и погнали в тайгу на гари. Так появился треугольник из трудпоселков - Полевой, Боковой, Абольск.
Другую часть кулаков высадили в Сопке и Мелецке. В деревне Подкаменная появляется комендатура, в ее подчинение входят все трудпоселения. Местное население, весьма обеспокоенное появлением чужаков, настороженно, а порой недружелюбно относится к кулакам. В обязанности сотрудников комендатуры входило обустройство вновь прибывших людей, открытие школ, медицинских учреждений, обеспечение продовольствием и многое другое. Продовольствия катастрофически не хватало. Люди стали умирать десятками в день. Уже никто из местных жителей не пугался, наткнувшись на берегу Чулыма или в лесу на труп человека. Закапывали умерших, как правило, в одной братской могиле и не важно кем он был: христианином, католиком или мусульманином, земля принимала всех. Вот как об этом вспоминал Федор Федорович Дытцель (п.Полевой):
- Отца определили в полеводческую бригаду. Он взял меня с собой. Мне было лет шесть. На кульстане механизаторов хоть как-то кормили. Отец мне от своей порции отделял. А в поселке - настоящий голод. Помню, приходит утром бригадир и говорит: «Федор, иди в поселок, беда у тебя».
Проходим с ним мимо березовой рощи. Отец подошел к березе, надрезал и отодрал большой кусок бересты. Я тогда не понял того, зачем он это сделал. В поселке были уже построены бараки, в них жили по несколько семей, отгородившись простынями или одеялами. Мать, вся почерневшая от горя, плачет над братишкой, рассказывает: «Он от голода умер, все есть просил»...
Отец завернул братика в бересту и в общую могилу отнес. Там уже лежали дети и взрослые. По рассказам очевидцев настоящий мор наступил для кулаков летом 1933 года. Умирали от истощения, от болезней, от несчастных случаев. Поэтому в каждом поселке были свои похоронные команды. Обычно в них входили четыре женщины, обязанностью которых было копать могилы. По утрам они обходили все землянки и выносили умерших ночью людей. Первое захоронение кулаков поселка Полевой в настоящее время обозначено памятным знаком - это огромный 4-метровый крест.
По воспоминаниям очевидцев можно представить то, что происходило на нашей бирилюсской земле. Вот рассказ Феры Алексеевны Тывч:
- Мои родители, Ксения Даниловна и Алексей Егорович Огрызковы, жили в деревне Подкаменной. Мама была русской, родом из Сосновки, а отец из богатого чулымского рода. У нас был большой пятистенный дом, разделенный на две половины теплым коридором. Мы с сестренкой учились в школе. Хозяйство родители держали большое, имели сельхозмашины: веялку, молотилку. В 1933 году нас пришли раскулачивать. Мама была беременной, у нее схватки приключились. Она принялась стонать. Ей приказали спуститься в подпол и рожать там. Она громко стонала. Отца арестовали и увезли в Бирилюссы. Из дома вынесли буквально все. У меня на ногах были чирки, а у сестренки - ботиночки. Председатель сельсовета Поздеев велел их снять и забрал. Помню, нам с сестренкой не так было жаль своих обуток, как красивого лоскутного одеяла. Оно было из маминого приданого. Если его вывешивали летом на просушку, вся деревня прибегала на него полюбоваться. Когда отца увозили, он надел свою новую тужурку.
Оправившись от родов, мама поехала в райцентр. Ей дали свидание с отцом. Он был одет в рваную телогрейку, объяснил, что тужурка его понравилась начальнику РУМ Переплетову. В тюрьме отец пробыл два года. Нас выгнали из дома, и мы ютились, где могли. Когда пригнали кулаков с Кубани, они стали сотнями умирать. Подкаменцы говорили, что они все перемрут. Местные жители уже не хотели хоронить умерших кулаков и бросали трупы в Чулым.
В Подкаменке тоже жили кулаки. В конце деревни стояли палатки, все серые, а одна белая. Они нам говорили, что это не палатки, а полога. Их они на покосы брали, когда жили на Кубани.
Для детей-сирот в Промборе организовали детский дом. Но содержать его не было средств. Поэтому вскоре детей из этого детдома перевезли в г.Канск. Дети из промборовского детдома ходили в нашу школу. Мне очень хорошо запомнилась девочка Тася Колесникова. Сейчас она живет в Ачинске. Когда перевозили детей в Канский детдом, случилось несчастье: один ребенок утонул. За недогляд на два года осудили молоденькую учительницу Марию Иосифовну Зубареву. Потом она долгое время работала в Бирилюссах учителем младших классов.
Комендантом в Подкаменке был Рябинин. Его дочери, Зина и Нина, ходили в школу вместе с кулацкими детьми. Я с Зиной сидела за одной партой. Через несколько лет в поселке Полевом появится участковая больница. Открыли роддом, детское терапевтическое и хирургическое отделения. Работали ссыльные врачи и медсестры. У кулаков частушки такие звучали:
Пой, моя товарка, песни,
Ну, а мне не велено,
Я кулацкая дочь
Голосу лишена
Очень часто, сбегая из мест поселений, кулацкие дети писали отказы от своих родителей и других родственников. В 1935 году за 25 рублей такой отказ можно было опубликовать в районной газете. О том, как кулакам удавалось иногда прятать свои ценные вещи, мне рассказала жительница райцентра Анна Алексеевна Мокрецова:
- До коллективизации мои родители жили в селе Черкасском Тюхтетского района. Отец был портным. Шил и верхнюю одежду, и костюмы. Купил швейную машинку. Хозяйство держали. Нас, ребятишек, четверо было, пятый намечался... Стали кулачить, все отняли, а отец каким-то образом машинку спрятал, разобрал ее, смазал, завернул в тряпки. В ссылку повезли под конвоем. Солдатик жалостливый попался (может быть, сам из деревенских), помог отцу машинку сохранить. Когда обоз с кулаками останавливался - хоронили умерших. Машинку где-то в приметном месте «похоронили», даже крест поставили. Возили нас по лесу, искали место, куда поселить, а у мамы роды начались. Роды трудными оказались, помочь толком никто не мог. Девочка родилась с повреждением позвоночника. До пяти лет она ходить не могла. Привезли в деревню Боготолка (тогда Бирилюсского, сейчас Тюхтетского района). Отец стал работать пчеловодом в неуставной сельхозартели. Машинку он года через три откопал. Была в целости и сохранности. Младшенькая наша Оля, что с детства инвалидом стала, ему помогала. А потом сама стала мастером по пошиву одежды.
Когда мы жили в Боготолке, рядом стояла деревня Караси. К нам часто гости оттуда захаживали. Иногда забредали кулаки, высланные из других мест. У нас они иногда жили. Жалко было на людей смотреть. Сейчас тяжело об этом вспоминать. Подарила нашему музею Анна Алексеевна несколько сборников (самиздатовских) стихов, написанных ее младшей сестрой Ольгой Алексеевной, к сожалению, уже ушедшей от нас. В одном сборнике есть цикл стихов, посвященных этой теме «Был дан приказ - искоренить кулачество, как класс».
Мы установили имена расстрелянных крестьян из нашего района. Их более 150. Все они реабилитированы. Так за какие же грехи расплачивались жизнями наши крестьяне? Разве лишь за то, что не желали жить в нищете, мечтали выучить в университетах своих детей, чтобы они грамотными специалистами возвращались в родные места, работали, как проклятые, не покладая рук?
Есть люди, которые говорят, да что ворошить прошлое! А сегодня разве лучше живется? Та же коррупция, нищета, озлобление, зависть! Но незнание ошибок прошлого, истории своей страны приводит к новым бедам. Без покаяния - нет будущего. У этих людей отняли все, что было нажито их трудом. Они хоронили своих детей, умерших от голода и холода, пережили страшные годы большого террора и последующих репрессий, воевали за Победу, а потом поднимали страну из разрухи. А что взамен? Скудная пенсия с прибавкой в 97 рублей. Хорошо, если в кулацком деле сохранялись описи имущества, тогда могли получить компенсацию по десять тысяч рублей за отнятый дом и другое имущество. Многим через суды приходилось доказывать, что отправлялись в ссылку не по доброй воле, а имущество у них было конфисковано. Стыдно, когда о защите прав наших сограждан вопросы поднимаются все чаще, причем правозащитниками из-за рубежа.
Надежда Лактионова
В статье использованы материалы из краевого архива хранения и изучения документов новейшей истории:
«Новый путь», № 7, 15.02.2006 г., № 8, 22.02.2006 г., № 9, 28.02.2006 г., № 10, 08.03.2006 г.