Почему так происходит, один человек, живя в неге и холе да не на пыльной работе, быстро изнашивается и уходит в мир иной. Другой, претерпев немыслимые испытания, даже в глубокой старости остается в здравом рассудке и хорошей физической форме? Такую вот философскую проблему я извлекла после встречи с героем моего сегодняшнего интервью
Он живет в Большом Улуе на улице Калинина в необычном доме, который сам
спроектировал и построил. Антону Константиновну Цукману первого декабря этого
года исполнится 87 лет...
- Давайте сразу же скажем нашим читателям о том, что Вы для нас - человек фантастических изгибов судьбы только уже потому, что были заклеймены «врагом народа». Когда все это произошло?
- Начну издалека. Я родился в деревне Счастливое Большеулуйского района, в семье латгальских крестьян. А тянуло меня совсем не в сторону земледельческих дел, меня привлекало мастерство... актера. Поэтому я поступил в Ачинский педагогический техникум, где в те годы нас чему только не обучали. Проучился там недолго. В Счастливое приехал Иосиф Романович, скрипач из Новосибирска. Он, если так можно сказать, перевернул мою жизнь.
Я вместе со своим старшим другом отправился в чужой город, без сожаления оставив педтехникум и все, что было связано с детством. Было мне тогда семнадцать лет. В Новосибирске при театре «Красный факел» работала латгальская драматическая труппа. Вот там я и начал учиться мастерству актера. Роли мне давали небольшие, но помимо драматической игры в театре надо было танцевать, петь, читать стихи, прозу.
Осенью 1937 года нашу труппу арестовали. Так я стал изменником Родины по 58-ой статье УК РСФСР. Якобы проводил антисоветскую агитацию среди масс. В нашем репертуаре было много спектаклей по произведениям Михаила Зощенко, а песни и танцы - народные.
- Антон Константинович, как сложилась Ваша судьба после ареста?
- Нас привезли в Мариинск - это небольшая станция в Кемеровской области. Арестантов было много. Поселили в глубокой зацементированной яме. Входная дверь возвышалась над головами, так что всех входящих было отчетливо видно.
Эта яма была набита битком. Спали по очереди, чтобы кому-то прилечь на пол, другим надо было стоять. Так по очереди и спали.
Когда открывалась дверь, все поворачивали головы. Приходила «тройка» НКВД - это
и был самый высший наш суд. Обычно по 58-й статье давали десять лет, плюс пять
лет поражения в политических правах...
- Объясните, пожалуйста, что это означает - «поражение»?
- Значит, без права голоса, выезда, переписки. Первый срок - это тюрьма, в застенках, на поражении - ссылка в какие-либо места.
Так вот, когда «тройка» назвала фамилию Цукман, я уже знал свой срок. Но почему-то эти судьи замешкались, а потом огласили приговор: «Восемь лет тюрьмы и пять поражения...» Я обрадовался! Мне тогда исполнилось восемнадцать.
- Так и куда же попали Вы, в какой лагерь?
- На Дальний Восток, в «Берлаг». Мы прокладывали железнодорожную насыпь для будущей Байкало-Амурской магистрали от станции Известковая - Ургал и Волочаевка - Комсомольск-на-Амуре.
Шли этапом в 300 человек. Взрывали очищенную просеку, грунт с насыпи отвозили в стороны на тяжелых железных тачках. От ветки к ветке будущей железной дороги - это 200-300 километров пешком, по пути оставляя за собой насыпь. Останавливались ночевать в вагончиках, нас кормили, все было организованно, хлеба мне, как «стахановцу», выдавали один килограмм 200 граммов на день.
Начальник стройки предложил технику: работал и кочегаром, и машинистом, и механиком экскаватора. Тогда экскаваторы отапливались углем.
Потом строительство железной дороги законсервировали. На четыре года.
- Скорее всего, из-за войны? А что было потом, Антон Константинович?
- Нас отправили в Коми АССР на угольные шахты в «Воркутлаг». Уголь самовозгорался, а мы, заключенные, его перелопачивали. Дым стоял - шахты горели... В основном, такую работу и выполняли - тяжелую, в дыму и огне. Но срок уже подходил к концу.
- А День Победы где Вы встретили, Антон Константинович?
- Как где? Победу встретил на нарах в «Воркутлаге». Я только в 1947 году вернулся из мест заключения. Приехал в Ачинск к жене брата, а его убили на фронте. Ничего этого не знал. Потом домой, в Счастливое. Надо было жизнь начинать. Председатель колхоза попросил меня поучиться специальности тракториста. Уехал в село Нагорново Ачинского района. А в это время в Большом Улуе действовала своя МТС, так что "корочки" я получил в Большом Улуе. Стал работать в колхозе «Веселая горка», который так назывался от слияния трех деревень - Счастливое, Кузино, Каралисово. Женился на Лидии, тоже латгалке.
В начале 60-х годов меня стали часто вызывать в милицию в Большой Улуй. «Ну вот, опять что-то подозревают, - думал я. - Когда же все кончится!» В один из приездов меня все спрашивал мужчина, которого я раньше не видел. Потом он сказал: «Ты реабилитирован». Я молчу, а он: «Ты зря сидел в лагерях, судимость сняли, ты не виноват».
- И Вы летели домой, как на "крыльях"?
- Я просто уже ничего не понимал. Мы с женой Лидией решили уехать на историческую родину предков - в Латвию, в город Балвы. Лида уже болела, а я нанялся работать на хлебокомбинат кладовщиком.
- Вы были рады, что оказались на родине предков?
- Нет. Я видел отношение латышей к русским, даже к латгальцам оно было не таким, как к коренным жителям. Вот такой, допустим, случай. Едем в трамвае, за поручень держится русский, потом он сходит на своей остановке. Латыш подходит к поручню, достает носовой платок, протирает поручень... Много было такого неприятия, я обижался за русских. Я-то сам как-то приспособился, говорил и на русском, и немного на латышском языках. В начале 70-х годов мы покинули Балвы и уехали назад. Жена болела рассеянным склерозом, потом умерла, и я остался один. В Большом Улуе работал кладовщиком в "Сельхозтехнике". Впоследствии на этой же должности работал в «Агроснабе».
- Ну вот, кажется, мы подошли к самой главной части Вашей жизни. Антон Константинович, как Вы познакомились с нынешней женой Ольгой Степановной Шевелевой?
- Это ее уговорили подруги! Сосватали. Мы живем вместе уже 29 лет. И каждый день - счастливый. Ольга Степановна - редкая чистюля. Мы сошлись уже немолодыми людьми, мне было 57 лет, Оле - 49. Вторая половина жизни - самая моя настоящая.
- Ради этой встречи, наверное, стоило все претерпеть?
- Никогда бы не подумал, когда заселялся с женой Лидией в дом на улице Комсомольской, что за своим огородом... встречу судьбу. Ольга Степановна одна воспитывала дочь, работала на почте и жила на улице Калинина. Иногда она обращалась ко мне за какой-нибудь доской, в чем-то помочь. Но соединиться нам помогли ее подруги.
Прежде чем встретиться с Антоном Константиновичем, я позвонила Ольге Степановне. Она, показалось, с большой радостью согласилась на мой визит. В течение всего разговора Ольга Степановна находилась рядом с мужем, иногда вступала в разговор, дополняя воспоминания супруга и называя его ласково «Антошка»...
Когда наш разговор шел о заключенных ГУЛАГа, Ольга Степановна вставила свою довольно интересную реплику:
- Посмотрите, сколько фабрик, заводов, дорог, городов построено политзаключенными! Почему же сегодня так не используют труд тех, кто временно не на свободе?
Кажется, в этом есть своя логика. И не нужно приглашать рабочую силу из Китая. А то сегодня уже министерство по миграционной политике разрешает въезд граждан из-за Великой Китайской стены.
В начале интервью я упомянула о доме, который построил Антон Константинович. Он необычен в застройке даже хозяйственных помещений. Они легкие, яркие, аккуратные, мне кажется, все-таки ближе к архитектуре прибалтов. Территория небольшой усадьбы по весне утопает в цвету плодовых и ягодных деревьев, кустарников, многолетников. Впрочем, здесь дышится легко в любую пору. От того, что дом наполнен любовью во всех ее проявлениях.
Н.Стефаненко
«Вести», 29.04.2006 г.