Специальный репортаж
30 октября — День памяти жертв политических репрессий. За месяц до этого дня корреспонденту “Заполярной правды” выпала честь с шестью священниками Таймырского благочиния побывать в миссионерской поездке по Енисею, берега которого стали местом ссылки для многих невинных людей. Норильчане молились за гонимых безбожной властью в селе Потапово. Небольшой православной экспедиции удалось найти и заброшенный станок Плахино, куда более 80 лет назад на верную смерть отправили великого хирурга и пастыря — cвятителя Луку (Войно–Ясенецкого). В пути с паломниками произошло немало удивительного...
Ранним утром 28 сентября дорога на автомобиле из Норильска в Дудинку неожиданно оказалась весьма опасной — чистый лед, припорошенный снежком. Отец Даниил, настоятель талнахского Свято–Троицкого храма, творил за рулем чудеса. Но наш отъезд из порта на буксирном катере “Вымпел” ощутимо задерживался... Сто километров, вверх по течению, до Потапово прошли часов за шесть. С настоятелем дудинского Свято– Введенского храма отцом Георгием мы уже бывали здесь — несколько лет назад он освящал место под строительство часовни в честь Иверской иконы Божией Матери. В прошлом году я снова ездила в Потапово, начала собирать материалы о местной истории, встречалась с бывшими ссыльными, ходила на кладбище поклониться памяти ушедших. В низовья Енисея в сороковые–роковые из Поволжья бросили выживать сотни немецких семей. О том, как рыли руками землянки, голодали, добывая в ледяной воде рыбу для государства, теряли родных... мне рассказывал старожил Александр Генрихович Шмаль. Его фамилия — самая популярная в селе, многие местные знаменитости — из этого рода, начиная с начальника территориального отдела (так теперь называют главу местной администрации). На этот раз времени для пребывания в Потапово у нас было немного. Батюшки приступили к своим пастырским обязанностям, мне же удалось расспросить о потаповских новостях у долганки Марии Николаевны Поротовой — главного специалиста теротдела, которая “отвечает здесь за все”. Минувшей весной Потапово, которое назвали в честь старорежимного ссыльного революционера, поздравляли с 125–летием. Самой пожилой его жительнице — Марии Яковлевне Шмаль (конечно, из ссыльных), скоро исполнится 85 лет, живы–здоровы и мой Александр Генрихович и Галина Яковлевна Вайман. Здесь почему–то не принято отмечать 30 октября. Стариков, переживших репрессии, чествуют в День пожилого человека и 9 Мая, угощают чаем, не забывая помочь материально...
В Потапово сейчас обитают около 400 человек четырнадцати национальностей. Живут трудно, в основном за счет рыбы, но умудряются детей учить в вузах на материке, считают, что неплохо рожают — в этом году на свет появилось шесть мальчиков, ждут еще с десяток малышей. Потапово удачно расположилось на берегу Енисея, в навигацию за 300 рублей всегда можно добраться на проходящем теплоходе до Дудинки, зимой скидка на Ан–3 — за полцены. Чистый воздух, ягод–грибов полно, школа-девятилетка, своя больница, свой хлеб (23 рубля за буханку). Увы, от знаменитой зверофермы и следа не осталось. Пять упрямых пастухов пасут 900 голов домашних оленей, но с мясом в Потапово туго, трубы газопровода преградили миграционный путь “дикарей”.
За несколько приездов в Потапово полюбила это место, где так хорошо дышится. Но
горько, что народ здесь все же предпочитает труду и вере пить “горькую”.
Строительство часовни местные не поддержали, и что там впереди у потаповцев —
один Бог знает... Сама Мария Поротова, 20 лет отработав на селе учительницей и
теперь чиновницей, собирается в Дудинку, куда уже перебрались муж и дети.
А молодой глава крестьянско–фермерского хозяйства Константин Кох никуда не
уедет, хоть и давно зовут в Германию. Мы заглянули с батюшками на его
процветающую ферму, где и коровы, и куры, и поросята. Он считает, что работы в
Потапово хватает, вот только люди трудиться не хотят... Почему пьют? Так он сам
“не употребляет”, поэтому ему ответить трудно. Мы познакомились с Константином
еще в прошлом году, когда по хозяйству ему помогал отец — Владимир Артурович.
Кохи — из репрессированных немцев. Этим летом поставили памятный крест в Усть–Хантайке,
куда были сосланы их родные. В Потапово подрастает уже пятое поколение Кохов. На
прощание Константин сверкает белозубой улыбкой и торопится ремонтировать свой
трактор. А наш путь по бездорожью — на соседнюю горку, в незавершенную часовню,
чтобы помолиться обо всех страдальцах этой земли... С нами — добрая потаповская
жительница Валентина, ее взрослый сын опасно болен. Она провожает нас до самого
трапа нашего “ковчега”.
От Потапово до Плахино еще около ста километров против течения. Ночью у нас остановка на енисейском берегу в одном из угодий, где рады приютить православных пилигримов, среди которых и отцы–настоятели храмов в Талнахе, Кайеркане и Игарке, архидьякон Аполлинарий, матушка Марина... 29 сентября, еще до полудня, мы достигаем Плахино. Несколько избушек на пригорке; поленница, лодка, бочки с “горючкой” — у самой воды. Кажется странным, что в это незамысловатое место в начале августа не смогли добраться наши священники. Отцы вспоминают, что отправились на моторках из Игарки, но была высокая волна, и они вовремя поняли — до желанного берега не хватит горючего. А может, причина в том, что в августе в Плахино не оказалось бы игарского рыбака–пенсионера Василия Анастасовича Зарицкого, который родился и вырос в этих местах. Именно этот человек неожиданно поднялся на борт нашего “Вымпела” и объяснил: в 20–е годы прошлого века люди жили в старом Плахино, что в получасе речного хода отсюда...
В капитанской рубке нечаянный проводник рассказал нам, что сегодня Плахино — рыбацкая сезонная точка. Отрыбачит народ — и по домам, пока Енисей не станет, а потом — подледная рыбалка по договору с частниками, которые тружеников не обижают. Матери его было лет 17, когда она приехала в новое Плахино с его будущим отцом, он работал охранником в Норильске. Василий помнит, что в старом Плахино было два–три дома на сопке, так почему–то называлась поляна, и кладбище, кресты и сегодня видны, когда ходят туда за грибами. А про ссыльного святителя Луку он никогда не слышал. Сам крестился здесь года три назад, когда проплывало мимо на “каэске” православное семейство Анатолия и Елены с шестью детьми, теленком и собакой. Батюшка Георгий закивал головой: “Знаем таких, мирянам возможно в особых ситуациях крестить, но завершить таинство может только священник...”.
Василий вспомнил, что приезжал в эти края и дед, лет 86–ти, с пожилой женщиной, они нашли могилки родных в Плахино, им специально в Игарке дали катер. Приезжает ли кто еще поклониться памяти ушедших? Провожатый вспомнил: “Неподалеку, по правому берегу, в Агапитово, где одна изба осталась, раньше были ссыльные — прибалты, немцы. Какая–то делегация поставила там крест. На другой стороне тоже кто–то воздвиг на камнях большой деревянный крест, но его большой водой сломало...”. Капитан вздыхает: “По всему Енисею можно кресты ставить. Это — большая братская могила, сколько заключенных с барж потопили...”.
Два узеньких деревянных трапа не смогли дотянуться до желанного староплахинского берега, пришлось добираться по скользким камням. На этом проза жизни закончилась. В Плахино чудо было на каждом шагу. Унылая картина поздней осени вдруг сменилась здесь белоснежным пейзажем. Было такое чувство, что нас ждали и торжественно встречали. Пушистый первый снег украсил берег, лесок с невидимыми птицами, через который мы поднимались на поляну, где когда–то стояли бедные избушки, в одной из которых в суровом декабре 1924 года поселили ссыльного святителя Луку. Много раз перечитывала его воспоминания...
“...Это был совсем небольшой станок, состоявший из трех изб, и еще двух больших, как мне показалось, груд навоза и соломы, которые в действительности были жилищами двух небольших семей... Я остался один в своем помещении. Это была довольно просторная половина избы с двумя окнами, в которых вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины... На полу в углу лежала куча снега... Утром, когда я вставал со своего ложа, меня охватывал мороз, стоявший в избе, от которого толстым слоем льда покрывалась вода в ведре... Однажды мне пришлось испытать крайне тяжелый мороз, когда несколько дней подряд беспрестанно дул северный ветер... На чердаке моей избы были развешены рыболовные сети с большими деревянными поплавками. Когда дул “сивер”, поплавки непрестанно стучали, и этот стук напоминал мне музыку Грига “Пляска мертвецов”... В Плахине я прожил немного более двух месяцев... Только в начале марта Господь неожиданно послал мне избавление... Оказалось, что в туруханской больнице умер крестьянин, нуждавшийся в неотложной помощи, которую без меня не могли сделать. Это так возмутило... крестьян, что они вооружились вилами, косами и топорами и решили устроить погром ГПУ и сельсовета. Туруханские власти были так напуганы, что немедля послали ко мне гонца в Плахино...”.
Из автобиографии Архиепископа Луки (Войно–Ясенецкого) “Я полюбил страдание...”.
Возможно, на том самом месте, куда нас привел Василий, и стояла избушка святителя Луки. Время для нас остановилось. В конце молебна, когда отец Михаил взял в руки сияющий крест, перестал идти снег, и сквозь ватное одеяло неба пробилось серебряное солнце.
Наш проводник Василий все время был с нами. Стоял под снегопадом с зажженной свечечкой, которая, как и другие, не погасла до окончания молебна. Мы простились с ним в новом Плахино. Он попрощался тихим признанием: “Не смогу высказать, но что–то было... невероятное. Для меня, в 55 лет, это впервые...”.
А мы держали курс на Игарку, и поздно ночью, уже повернув в сторону Дудинки, в кромешной тьме сели на мель. На “Вымпеле” отказала лоция...
Пока команда занималась починкой, наш корабль уткнулся в неведомый берег. Бакены–маячки на Енисее уже никто не обслуживает, вся надежда на электронику. И вот надо же... Вспоминаю о священнике — иерее Романе из Ростова–на–Дону, который в годы репрессий чудом избежал расстрела и по другим документам устроился на Енисей бакенщиком. Судя по истории, опубликованной в редком “Московском журнале”, он уединенно трудился на нашей реке около 30 лет... и, похоже, в этих краях. Каждый вечер объезжал свой участок, что в четырех днях хода по реке от Красноярска, и зажигал керосиновые лампы, с правой стороны фарватера горевшие красным светом, с левой — белым...
Члены команды, победившие наконец неисправность, с удивлением спрашивали меня, почему я так радуюсь, что же такого произошло в Плахино? С удовольствием рассказывала им об удивительном человеке, великом хирурге, который был гоним за веру, стал святым, и по молитвам которому совершаются чудеса исцеления. О том, что со времени его ссылки в Плахино туда вряд ли ступала нога священнослужителя. И что на месте самой северной ссылки святителя Луки очень бы хотели побывать и наш Владыка Антоний, и греческие паломники, которые специально прошлым летом приезжали в Красноярский край, чтобы пройти по местам ссылок. Но Плахино никто, кроме норильчан, пока не достиг...
--------------------------------------------------------------------------------
29 октября, накануне Дня памяти жертв политических репрессий, состоится молебен на “Норильской Голгофе”. Пусть наши молитвы будут искренними и созидательными. Может, тогда в нашем городе появится благодатный храм в честь святителя Луки, в Потапово — возведут спасительную Свято–Иверскую часовню, а в Плахино, на том месте, где молились посланники Норильска, появится святой Крест, который станет для всех маяком веры и памяти...
Ирина ДАНИЛЕНКО.
Заполярная правда 27.10.06
Фото автора.