Эти слова из широко известной песни Владимира Высоцкого всплыли в моей памяти сразу же, как только мой собеседник стал рассказывать об одном из майских дней печально знаменитого тридцать седьмого года. Почти как в песне семнадцатилетний Ачинский парнишка Васька Синицин вместе со своим отцом и другим старшим братом, прямо дома был арестован. Чекисты не тронули только мать, сестренку. Ну, а еще один братишка «убег»
Для всей семьи это было потрясение. Очередное. Дело в том, что отца уже раз арестовывали. Это случилось тогда еще, когда они жили в деревне Мариновка Назаровского района. Отец не торопился вступать в колхоз. Вел свое единоличное хозяйство. Трудился от зари до зари. Две лошаденки, корова, теленок, другая малая живность – вот чем и обеспечивал крестьянин свою семью – шестеро детей, да сам с хозяйкой. Косо смотрели на самостоятельного мужика односельчане из активистов. Но он упорно не вступал в колхоз. Наконец его арестовали. На несколько лет лишился свободы. Семья без кормильца помыкалась-помыкалась, извела все хозяйственные постройки на отопление избы. Двор был пуст – увели с него всю эту живность, и крупную и мелкую. Под метлу зачистили все зерно: и фуражное, и семенное, и для помола.
Отец еще сидел, когда семья перебралась в Ачинск, где на железной дороге устроился кондуктором, вернувшейся из армии брат И только-только отец освободившись стал приходить в себя, вот и эта беда – отворяй ворота – новый арест.
Сидели в Ачинской тюрьме. Отца через несколько дней тут же расстреляли. «Меня, – вспоминает Василий Иванович, – только один раз и вызвали на допрос. Запомнил на всю жизнь следователя – упитанный, мордастый... Да какой там суд, не было его, – вздыхает он. Сидел-сидел, погрузили в товарняк и на Дальний Восток. И лишь на станции Сковородино, где была моя первая зона, я узнал, что осужден по статье 58 постановлением «тройки» УНВД Красноярского края от 5 декабря 1937 года сроком на восемь лет...»
Зэковская жизнь Синицина была беспокойной. На востоке долго не задержался, с амурской области этапом перекинули на юг. Побывал в лагерях Азербайджана, Поволжья, Казахстана. Запомнил он эти лагеря – Ала-Башлы, Кизел-Джи, Камышин, Красноводск. Восемь лет прошло от звонка до звонка. В карагандинском лагере расконвоировали. Но не освободили. Еще год он был зэком, по тогдашним неписанным законам его держали «до особого распоряжения». Получилось девять лет.
В 1946 году прямо с лагеря Синицын приехал на Иршу. Устроился на шахту электриком. Работал хорошо, даже был награжден медалью «За трудовую доблесть». Познакомился с девушкой-мотористкой. Вскоре поженились, пошли дети. Воспитали они с Антониной Егоровной – двоих дочерей и сына. Дали образование (у двоих вузовские дипломы).
А через двенадцать лет Василий Иванович устроился на бородинский угольный разрез, электриком на вскрыше. Так и отработал до 1969 года, до ухода на пенсию. Все это время, он жил с семьей в бараке на Ирше, Тринадцать лет назад разрез выделил ему двухкомнатную квартиру в пятиэтажке. В ней он сейчас встречает своих внуков. Вроде бы все как у людей. Но... он показывает мне справку, в ней сообщается, что президиум краевого суда Красноярского края решением от 21 мая 1983 года реабилитировал Василия Ивановича Синицина «за отсутствием состава преступления».
Вот так. Получается, что он отдал девять лет своей жизни ни за что, оказался «без вины виноватым». На вопрос по чьей вине в его судьбе случился такой страшный излом, Василий Иванович отвечает осторожно: «думаю, что бывший нарком НКВД Ежов. Не зря же его расстреляли». Действительно Н.И.Ежов, отработав «железным наркомом» с октября 1936 года по декабрь 1938 года, был расстрелян в феврале 1940 года за многие грехи, в том числе за «лимиты», «разнарядки», «разверстки» на аресты, на расстрелы. Все эти планы рассылались по местам, где рьяные оперативники-служаки бездумно их выполняли. Кстати, предыдущий нарком НКВД Г.Г.Ягода был также расстрелян в марте 1938 года.
Власти давно уже занимаются восстановлением справедливости (отчеты комитета партийного контроля при ЦК КПСС 1956, 1961 годов; работа комиссии Политбюро ЦК КПСС по изучению материалов о репрессиях 30-50-х годов, созданной в сентябре 1987 года; принятие закона РФ, 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий...»).
Все, кто когда-то попал под этот жуткий, жестокий молох, миллионами пожиравший свои жертвы, и по сей день живут со своей болью, пряча ее глубоко в душе. Рана на сердце все еще кровоточит. А как же иначе, ведь реабилитация – это восстановление в правах доброго имени, компенсация за материальный ущерб, льготы… Но как восстановить кровоточащие сердечные раны и вычеркнуть из памяти жуть холодного прошлого.
Достаточно посмотреть на лица «бывших», на тех, кто приходит к местам памяти пострадавших от репрессий, чтобы убедиться – эти раны не затянулись.
В нашем городе тоже есть такое место – камень в честь его основателей. Из 140 реабилитированных, что сегодня живут в Бородино, мало кто приходит сюда 30 октября – в день памяти жертв репрессий. Думается, причина все та же. Уж больно саднит рана. И никакой жаркой банькой, и никаким веником, как поет Высоцкий, не отхлещешь и не вылечишь сердечную боль, разве, что только развяжешь язык на короткое время, а потом уйдешь в себя, в свои воспоминанья о том, как «однажды утречком раненько…»
Анатолий Афанасьев
«Бородинский вестник», (28.10.2006 г.?)