Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

На “Харлее” по Октябрьской


Вначале — статистика. Самое массовое поступление трофеев в Норильск — вещей, оборудования, материалов и даже животных — наблюдалось в два первых послевоенных года, в 1945–м и 1946–м. Инвентаризационная ведомость от 5 сентября 1946 года подвела итог этой немалой и кропотливой работе снабженцев, экспертов, специалистов различных отраслей, оценивших трофейное имущество в 5 211 032 рубля и 64 копейки; именно так — ни копейкой меньше! Чтобы как–то сориентировать современника, существенной или небольшой была эта сумма, для сравнения назовем стоимость вводимого почти в это же время (январь 1944 года) в эксплуатацию норильского, ныне здравствующего хлебозавода — 1 633 000 рублей.

Выходит, с точки зрения “арифметической” “цена победы” вроде бы не столь впечатляюща, но в этом случае другой счет нужен, другие подходы к оценке факта: сотни электродвигателей, десятки станков различного назначения, трансформаторы разной мощности вмиг обогатили скромную тогда армию технического оснащения комбината. И еще — все эти трофеи в названной газетной рубрике оказались вовсе не случайно, потому что именно “инв. номерами” по прошествии шести десятилетий исправно служат комбинату. У множества из этих вещей своя история, часто немногословная, но удивительная в верном служении своем, в надежности, как и у людей, с которыми они работают, — недаром говорится, что даже неодушевленные вещи от долгого общения с хозяином приобретают его характер. Я — верю, сам видел... Ровно двадцать лет назад, работая на норильском телевидении, я готовил к очередному юбилею механического завода передачу о его людях и делах. Среди названных ветеранов и передовиков производства был токарь–универсал, мастер высшего токарного пилотажа С–ов, рассказавший перед съемочной группой величавую оду своему трофейному станку “Брауэр”, при этом как–то особенно трогательно, словно живое существо, поглаживая его. Совершенно очарованные, мы приготовились к съемке, прозвучала команда: “Свет! Камера!” и... из уст поэта и виртуоза полились слова про то, как “выполняя и перевыполняя... мы все как один”. Ни словечка из оды к своему чугунно–железному товарищу, но слова те не забылись...

* * *

В 2000 году на участке трансформаторов предприятия “Электроремонт” я натолкнулся на замечательную в своем роде “трофейную географию”, представлявшую собой подобие “доски почета”, только на ней вместо фотографий “в почете” развешены были металлические “лейблы” и товарные знаки трансформаторов, прошедших через руки ремонтников. Тут присутствовала вся планета за исключением двух полюсов, но зато с обеими Америками, Африкой, Австралией, Азией и всеми “закоулками” Европы! Естественно, разнообразнее и больше всех была представлена Германия... Подарили по случаю ремонтники и историю, как после пожара на никелевом заводе в конце 90–х на участок привезли в плачевно–расплавленном состоянии большущий трансформатор “по имени” “Бергман”, технических инструкций к которому, разумеется, никогда и в помине не было. Почесав затылки неспешно, вернули “Бергману” его трансформаторную жизнь.

И по сей день на любом переделе комбината — замечено, чем старее, “историчнее” и меньше передел, тем вероятнее свидание — встретишь “трофей” из 60–летней давности инвентаризационной ведомости. С крашенного на сто раз чугунного тела рельефно взирают на тебя немецкие названия: “Курт–Вейс”, “Адольф Фридрих”, “Шауфер Беллер”, “Циммерман”, “Белинг Лубке”, “Шуберт Фидлер”, “Шаухель–Бергер”. Или “итальянцы в России”: “Фиат”, “Пасквило Милано”, “Грациоли”. Или нечто совершенно “интернациональное”: “Мартин”, “Виртус”, “Шисс де Фрассов”. Правда, у всех этих “Куртов”, “Адольфов” и “Мартинов” за годы появилась одна общая черта, общий “а ла рюсс” “характер”: норильские левши и правши добавили к ним свои “приспособы”, а на вопрос “Зачем?” отвечают с недоумением по адресу спрашивающего: “Непонятно, что ли? Для удобства!”. Умри — лучше не скажешь! Впрочем, “для удобства” унифицируют не только технических трофейных патриархов, но и современные машины и механизмы; народ наш на подобное горазд. Традиция такая — ничего не попишешь...

Однако мы несколько отклонились от маршрута нашего повествования, почти потеряв из виду едущий по улице Октябрьской далеких 40–х изумительный “Харлей Дэвидсон”... пора догонять!

Пожалуй, отправимся в погоню на лошадях. Так надежнее и привычнее для тех лет.

В разное время “Инв. номер” рассказывал о неоценимой роли гужевого транспорта в истории развития промышленности на Таймыре, а не только на комбинате. В частности, мы упоминали СПЕЦИАЛЬНО издаваемые за подписью директора распоряжения по комбинату о выделении, допустим, лошади для заместителя главного инженера. А чего стоит для понимания сохранившийся в архиве впечатляющий рапорт зоотехника Никанорова ЛИЧНО А.А. Панюкову о гибели на конбазе штольни №13 жеребенка — эка важность, известие о сдохшей скотине — ведь война еще (май 1944–го), забот полон рот; директор, однако, красной визой накосо: “Разобраться!”.

Каждый такой документ, факт, фактик — как кусочек мозаики времени: явственнее становится картина, ярче краски, понимание...

4 января 1945 года (вероятно, ошибка — В.М.) за №17\8\905 Панюкову ложится на стол документ: “В соответствии с распоряжением №3 НКВД от 14 января 1946(?) года с получением сего проведите тщательную ревизию всех операций, связанных с приемкой... и сдачей трофейных лошадей по прилагаемой программе (...) При обнаружении злоупотреблений передать материалы судебным органам для привлечения виновных к уголовной ответственности. Начальник ГУЛГМП НКВД СССР генерал–майор Захаров”.

Захаров явно не случайно последний абзац к посланию о “злоупотреблениях” присовокупляет: в 1946–м в Москве и окрест вовсю крутилось–раскручивалось “дело генералов”, вагонами вывозивших трофеи из Западной Европы; да не барахло какое, а все больше вещи дорогостоящие, включая антиквариат. Генералиссимусу очень не понравилась объявившаяся “страна Лимония, сплошная Чемодания” — и головы вперемешку с золотыми вагонами полетели–и! Потому–то и написали мы вначале о первом МАССОВОМ поступлении трофеев в Норильск в 1945–1946 годах; была и “вторая волна”, позже только, когда реквизированное у генералов (и чинов поменьше) распределялось по стране; был и малозаметный и плохо прослеживаемый в архивах хилый ручеек трофеев из Японии.

С помощью Сергея Рыбакова, добровольного хранителя небольшого, но интересным просто нашпигованного музея связи “Норильск–Телекома” мы вспомнили, как уже не лошадок, а 11 “опелей” делил с великими трудами директор комбината в 1948 году. Боже мой! Судя по рапортам начальников, дальнейшая судьба вверенных им предприятий напрямую зависела от наличия “опеля”. А кому, скажите, не захотелось бы в невиданном доселе комфорте рассекать заполярные дорожные хляби?! А немецкая надежность авто? То–то...

А про лошадей “по прилагаемой программе” до конца 1945(?) года Панюкову докладывает начальник Красноярского отделения Норильскснаба Бржезовский — всего трофейных лошадок тысяча “вместе с таборным имуществом и гуртовыми ведомостями”. Среди той тысячи “верховые и легко–транспортные” лошади отсутствуют вовсе, “тяжело–транспортных” же числом 70, а все прочие — “сельскохозяйственные”, большинство которых осталось в подсобных (многочисленных) хозяйствах комбината, но было немало добравшихся, службу неся, аж до Карского моря.

Немногим ранее в том же году Мансурову (главный бухгалтер комбината — В.М.) радиограммой сообщают о приемке на станции Злобино в Красноярске “трофейного имущества” на сумму 921 663 рубля 15 копеек (помни, снабженец, о злоупотреблениях, чти копейку!) “Поминальник” вещевой цитировать не станем, но чего там только не было!.. Кителя, плащи, френчи, комбинезоны, обувка разнообразная, бушлаты, шинели, ремни и даже “ложки металлические, 2281 шт.” Сюрреализм черно–коричнево–белого фото тех лет — замечали? — все, как маодзэдуны, в кителях наглухо, в шинелях до пят. Не без тех, поди, трофеев. Отец мой, к слову, после войны барышень, наверное, с ума сводил хромовым пальто, дожившим аж до 80–х годов; качества ширпотреб был отличнейшего!

* * *

А вот документ о трофеях посолиднее, повесомее... В морскую навигацию 1945 года из Архангельска на пароходах “Комсомолец”, “Киров”, “Диксон”, “Енисей”, “Буденный” прибывает оборудование — первые станки “Рабок” “4 шт. по 30 000 рублей каждый”, трубы (не те ли, милые, что “не пошли” на строительстве дома №4 по Октябрьской улице?), “мел порошком, 3 т”, сталь, железо оцинкованное, болты, цепи, алюминий, латунь, всяческие химреагенты, гвозди, электроды и — куда ж без нее? — колючая проволока, “2 места”; всего на сумму 653 198 рублей 52 копейки. Это же богатство! Для Норильска, комбината, живших в жестком до чрезвычайности режиме, эти тонны, “места” спасительны были. Вот почему говорим мы, что всему этому не “бухгалтерская” — другая, несравненно высокая цена есть!
Да где же, наконец, наш “Харлей”, неужто “застрял” как–нибудь в Архангельске? Не–ет, вот он, в “совершенно секретном” (заметим, что большинство цитируемых документов лишь сравнительно недавно рассталось со своим пугающим грифом) “отчете о поступлении народно–хозяйственного имущества (и терминология поменялась — В.М.) за третий квартал 1946 года: “Харлей Дэвидсон” — 1 шт., “Арди” — 1 шт., всего на сумму 11 623 рубля”.

Дороговато, однако... станок большой лишь вдвое дороже. Кто тот (или те) счастливец, кому достался “Харлей” (про “Арди” по причине полного мотоциклетного невежества ничего не скажу), в документах отыскать не удалось. Но чуточку воображения — и видится, как на радость одним и на зависть остальным никелированный красавец с утробным чавканьем мотора преодолевает малоблагоустроенные расстояния Норильска, вспоминая, верно, шикарные европейские автобаны. Может быть, и по–другому вышло: стоял до поры, ожидая высокопоставленного чиновника. Не о прогулках, уверен, мечталось в ту пору населению Норильлага...

Из других необыкновенных трофеев (будто все остальные “обыкновенные”!) упомянем поступившие в отдельный авиаотряд НК НКВД трехмоторный “Юнкерс–52”, двухмоторный “Хейнкель–111” и два легкие одномоторные “Забели” — не попадались вам они в низком северном небе? Нет? А точно известно: летали...

Все трофеи — не о ложках, кальсонах и кителях, разумеется, речь — оценивались от 80 до 100–процентной их годности и готовности к работе, так что малость подремонтированные “а ла рюсс”, вскорости трудились они, как и положено по исторической справедливости, во благо победителей.

Виктор МАСКИН.

Автор благодарит Ирину Перфильеву, сотрудника Норильского архива, за помощь при подготовке настоящего материала.

Заполярная правда 06.12.2006


/Документы/Публикации/2000-е