Презентация этой книги, посвящённой трагической судьбе
младшего сына Льва Троцкого, Сергея Седова, состоялась недавно в
музейном центре на Стрелке по инициативе Красноярского общества
"Мемориал". Книга вышла в Санкт-Петербурге, в
научно-информационном центре "Мемориал" при участии Института
Гувера (США, Калифорния), где сейчас хранятся письма Седова к
жене, Генриетте Рубинштейн, из красноярской ссылки. В нашем
городе он прожил менее года - с августа 1935-го до мая 1936-го.
Работал инженером на заводе "Красмаш", потом был арестован и
осуждён "за контрреволюционную деятельность". В ночь с 29 на 30
октября 1937 года Сергей Седов был расстрелян. Место его
захоронения неизвестно.
Предлагаем вашему вниманию фрагменты некоторых писем Седова к жене из Красноярска. В этих письмах совсем нет политики, зато очень много любви...
12/VIII 35 г.
Дорогая моя Женюша!
Я сейчас нахожусь в Красноярской пересыльной тюрьме. Дальнейшая моя судьба заключается в том, что я должен быть направлен на работу. Когда и куда - неизвестно. По всей вероятности, скоро.
...Настроение слегка хмурится, лирические ноты осыпаются - последнее от контрастирующей обстановки - она изумительна - неповторима по своему колориту. Но я не могу удержаться, чтобы не написать тебе, моя милая Ресничка, что я полон нежно-пламенной любви к тебе. Я впервые пишу это слово, мне как-то стыдно произносить его, очень оно, бедное, потрёпано...
17/VIII 35 г.
...Моё положение пока без перемен - что будет дальше, неизвестно.
Почему от тебя нет писем?!
Ты не можешь себе представить, как было бы радостно для меня иметь твоё письмо, сколько раз я бы перечитывал его! Это не упрёк, я уверен, что ты писала мне, но я начинаю беспокоиться.
Прошёл целый год... как много событий, как много перемен: от Чёрного моря до Енисея. Это самый бурный, самый насыщенный год в моей жизни. От радости видеть тебя до печали не видеть. И ведь так ещё недавно я мог позвонить тебе по телефону, встретиться с тобой.
Почему от тебя нет писем?!
Жаль, что нельзя в письме передать интонацию этой фразы.
Я глупею вдали от тебя. Я люблю тебя, и мне хорошо. До свидания, моя милая Ресничка!
20/VIII 35 г.
...Я только вчера был выпущен и поэтому раньше ничего поделать не мог... Я пишу из полумрака лесного института. Новое, наполовину построенное здание, пыль, грязь, стук. Предлагают читать детали машин, я согласен даже на курс гидродинамики (шучу, конечно!). Одет в чужие ботинки и калоши, мокрые ноги в волдырях, беспросветный дождь на улице, ночь спал у местного алкоголика в передней (пришлось его предварительно напоить), но всё это чепуха, которая, максимум, вызывает у меня игривую улыбку. Пользы за прошедшие полгода я получил много.
Как только устроюсь, телеграфирую, надеюсь, телеграмму ты
получишь раньше письма. Города ещё не знаю, трамвая нет, в
общем, не лучше Ногинска. Вообще я отвык от комфорта. В параше
розы не цветут - прошу простить за вульгарность афоризма...
21/VIII 35 г.
...Пишу из Красноярского парка - хвалили мне его долго и упорно, и, как это ни парадоксально, он действительно неплох. Могучих кедров, впрочем, я не видел.
На днях получу комнату - возможно, даже с уборной (ура!).
Прошёл дяденька с колокольчиком и дал мне понять, что я должен уйти. Последнее время ты ассоциируешься у меня с небольшим, совершенно голым и хорошо загорелым дельфином, а иногда с крупным, гладким, с шелковистой нежной кожей, но обязательно загорелым поросёнком. Неисповедимы законы наших ассоциаций...
Жду от тебя писем, строю всякие выкладки, когда они должны прийти, надеюсь, завтра что-нибудь будет. Ведь твои письма - это моя единственная пища в Красноярске.
22/VIII 35 г.
Милая моя девочка!
Твоё письмо принесло мне столько счастья, столько радости, что мне даже стыдно. Но я так люблю тебя, я так волновался, так тосковал по тебе, что ты не можешь себе представить...
Может быть, и правда - всё к лучшему, может быть, наши невзгоды, преграды, стоящие на нашем пути, только дадут глубже почувствовать наше счастье... Я так тебя люблю, что мне хочется спеть тебе арию Мазепы. Неужели мы скоро увидимся?! У меня хватило бы сил ползти до Москвы, чтобы увидеть тебя.
Пишу уже с почты, надо спешить, алкоголик сидит без ботинок и ждёт моего прихода. Завтра обувная проблема будет улажена. В городе нет конвертов, что задерживает отправку писем.
Я всё время посматриваю на твою мордашку, игриво выглядывающую из конверта, и глупо улыбаюсь. На шее у тебя висит список грехов твоих, я стараюсь рассмотреть, не появилось ли там ещё что-нибудь, но не вижу...
Я освоил систему поедания кедровых орешков. Здесь продаются шишки, их приоткрывают, достают оттуда орешки и едят. Снобизм заключается в том, чтоб съесть все орешки, не ломая самой шишки. Кстати, для местных ухажёров в этом продукте заложен целый клад каламбуров для заигрывания со стыдливыми представительницами прекрасной половины красноярского народонаселения.
Под конец письма я напишу тебе о том, что мне давно хочется сказать тебе. Мне хочется иметь ребёнка, но есть так много всяких "но", одно из них то, что это связало бы тебя со мной, а это в моём положении не совсем честно...
Крепко тебя целую, моя любимая.
23/VIII
Напиши мне, пожалуйста, звенит ли моя серебряная ресничка, когда ты моргаешь? Я никогда не прислушивался, но уверен, что звенит. Я даже стихи сложил по этому поводу.
Вчера вечером был на стадионе, немного поиграл в футбол и устроился играть в одной из местных команд.
Сейчас вернулся из бани - хорошо. Здесь отдельные номера с ванной. Приезжай, я тебя вымою - право, вымою, приезжай! Я смотрю на твою рожицу и впитываю теплоту и нежность твоих щёк.
Приезжай, а то я совсем забыл вкус твоих ушей.
Право, приезжай, - а какая у нас грязь! Сегодня, положим, солнце, и немножко подсохло. А когда у нас сухо, - какая здесь пыль! Приезжай, пожалуйста! Ну пожалуйста. Ведь мы с тобой полтора жида, неужели мы не устроимся...
Зима предстоит грозная. Валенки (по-местному катанки) стоят здесь 120 р. Цены здесь мало отличаются от московских. Я уже почти умею готовить пельмени. Приезжай, моя девочка, - я из тебя пельмени сделаю!
Ты замечаешь, что я всё время запугиваю тебя: то грязью (кстати, тебе нужно купить в Москве высокие резиновые боты - которые похожи на сапоги), то пылью, то ещё чем-нибудь. Это делается для того, чтобы ты была приятно поражена, когда приедешь. В действительности здесь - парадиз, Эдем, Вертоград, Елисейские поля, ананасово-апельсиновый Клондайк, пельменно-кедровый кринолин...
15/Х 35 г.
Милая моя Ресничка!
Вчера получил телеграмму, где ты сообщаешь, что волнуешься и что моё молчание задерживает твой отъезд. Тут же послал тебе ответ.
Но я вообще перестал верить в твой приезд - что-нибудь да помешает.
Жизнь моя течёт всё так же, я продолжаю работать, как и раньше.
Я очень люблю тебя, моя милая хорошая девочка. Я очень скучаю по тебе. Мои письма зачерствели, как и я сам, но иначе невозможно. Эта корочка чёрствости необходима, а то очень уж болезненно я воспринимаю всё.
Ещё крепко тебя обнимаю и целую.
Твой "мальчёнка".
ЭПИЛОГ
Генриетта Рубинштейн приехала к мужу в Красноярск в ноябре 1935 года. Они были счастливы, но супружеский "парадиз" длился недолго. Уже в мае 1936-го их вновь разлучили, и на шестом месяце беременности Генриетта часами ходила под окнами Красноярской тюрьмы. Сергея Седова ждал расстрел, а ей дали восемь лет, но продержали в колымских лагерях на два года дольше. Затем выпустили на поселение в посёлок Ягодное, где вдова Седова прожила до 1960 года. На её долю выпало много страданий, но перед смертью она призналась своей дочери, Юлии Аксельрод, что за всю жизнь была счастлива лишь семь месяцев, которые провела с Сергеем в Красноярске, и никогда не раскаивалась в своём решении последовать за любимым.
Сергей СЕДОВНА СНИМКАХ: Сергей Седов в двадцатые годы прошлого века; Генриетта Рубинштейн с дочерью Юлией. 1937 г.; статья в "Правде", январь 1937 г.
Красноярский рабочий 29.05.07
