Колыма - место легендарное. Это не географическое понятие, а символ, хотя
давным-давно не идут туда этапы. Но легенда родилась не на пустом месте:
колымские лагеря были скорее лагерями уничтожения, чем трудовыми лагерями. И
потом, Колыма - это уж очень далеко, настолько далеко, что дальше просто некуда.
Она находится где-то за пределами понимания, даже для сибиряков.
Миф о миллионах зэков, прошедших через Колыму во время репрессий, - всего лишь миф. В картотеке УВД Магаданской области около восьмисот тысяч карточек. На самом деле это очень много. Но почему-то считается, что репрессии не репрессии, если счёт идёт не на миллионы. Тысячи - это как бы несерьёзно.
Чтобы понять, что 800 000 - это очень много, достаточно вспомнить, что в Красноярске живёт сейчас чуть больше восьмисот тысяч человек. А ещё лучше - взять всего одного человека и представить себя на его месте. Мало не покажется.
Один из этих восьмисот тысяч, Варлам Шаламов, сумел рассказать о том, что делает с человеком лагерь. Его проза скупа, жестка и точна. Экранизировать такую прозу очень непросто. И фильм "Завещание Ленина" показался мне добротным, но всё-таки пересказом. Пересказом - потому что короткие жёсткие рассказы Шаламова, сюжет и текст которых настолько плотны, что убери слово - и рассказа не станет, перемололи в равномерную массу, размешали и сдобрили собственно шаламовским словом, звучащим за кадром. Потеряв энергетику каждого отдельного рассказа, авторы попытались передать обыденную беспросветность и бесчеловечность лагеря. В какой-то степени им это удалось. Но далеко не в полной.
Добротным - потому что в фильме нет ляпов, которые в изобилии присутствуют в
других фильмах. То в каком-то сериале зэки в конце тридцатых ходят с номерами на
груди (а номера носили только в особых лагерях, образованных в конце сороковых).
То в заграничной версии "Одного дня Ивана Денисовича" заключённый кладёт
градусник в рот, а не под мышку. В "Завещании Ленина" лагерный быт воссоздан
скрупулёзно, от помятых бачков в столовой до ботинок ЧТЗ. Отстроили лагерь под
Мончегорском - тамошние "мемориальцы" даже хотят превратить его в музей. Правда,
царапало глаз: хотя Мончегорск тоже Север, но колымскую природу ни с чем не
спутаешь. Колыма - это фиолетовые болота, простроченные чёрными скелетами
лиственниц, громадные лысые сопки, пятнисто поросшие стлаником... Шикарных
пихтачей, показанных в фильме, на Колыме не водится. Пихта для Колымы дерево
чересчур нежное. Природа Колымы сурова, скупа и великолепна (как, кстати, и
проза Шаламова - они друг другу очень соответствуют).
Важен, однако, сам факт появления этого фильма. Сейчас, когда официальная история снова переписывается согласно краткому курсу ВКП(б), когда мы снова "в кольце врагов", когда с экрана снова пугают террористами и империалистами, а каждый несогласный с генеральной линией объявляется пятой колонной, прокат такого фильма в прайм-тайме по федеральному каналу - событие.
Может быть, важнее в фильме не то, что происходит в лагере, а то, что происходит до и после него. В фильме видны приметы нашего времени, разнообразные "фиги в кармане": то разговоры о том, что на пятнадцатом году революции бюрократия захватила власть, то юные троцкисты, поразительно напоминающие юных же нацболов, с такой же кашей в голове и такой же готовностью к самопожертвованию (по крайней мере до первой посадки), то конвоиры в лагере говорят: война кончится - и рассказывать о ней будут они, потому что те, кто был на войне, погибли. Это всё - не о тех временах. О наших.
И атмосфера конца двадцатых - начала тридцатых в фильме... Не вызывает ли она у вас чувство знакомого чего-то? Ведь и тогда всё отбирали понемножку: то нэпмана какого посадят, то газету какую прикроют, то для крестьян твёрдое задание введут. Вот так, потихоньку закручивая гайки и укрепляя вертикаль, дошли до тридцать седьмого года...
Мы снова овладеваем эзоповым языком. Мы снова (и очень быстро) научились бояться. А ведь ещё и сажать-то толком не начинали. И нашими руками нам же опять строят тюрьму. "Обращайтесь, гири, в камни. Камни, обращайтесь в стены. Стены ограждают поле, в поле зреет урожай-ай-ай-ай-ай!" Правда, людям, которые делают всё это, ещё иногда бывает стыдно. Они говорят: "Ну, ты понимаешь, в гробу я видал эту партию, но куда деваться! Карьера, семья, всё такое..." Одним ещё стыдно. Другим уже нет. В "Вечерке" год назад на целую полосу дали умильное интервью с бывшей чекисткой, где хвасталась она орденами, полученными за героическую поимку "врагов народа" (уж сорок лет как реабилитированных) - и никому уже за это не было стыдно, кроме разве что отдельных читателей.
История, однако, говорит, а фильм подтверждает: в несвободном государстве нет гарантий ни для кого. Ни для недовольных, ни для лояльных. Ни для тех, кого сажают, ни для тех, кто сажает. Так что надеяться на то, что заслуги зачтутся, не стоит.
Не верьте. Не бойтесь. Не просите. И пусть неправда идёт где угодно - но не через вас. Впрочем, это уже не Шаламов. Это Солженицын. Но до чего же актуально...
Алексей БАБИЙ, председатель Красноярского общества "Мемориал".
Красноярский рабочий 21.06.2007
НА СНИМКАХ: будь проклята ты, Колыма; всё, что от них осталось..