С НОРИЛЬСКОМ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ
Высокие деревья, конечно, ветер ломает быстрее, но и обычную траву сильный ураган тоже клонит к земле. На эшафотах летят головы царственных особ, а маленький человек поневоле оказывается втянут в круговерть исторических событий. Попадешь в торнадо, живым, может, и останешься, но натерпишься всякого. Чего именно, рассказывает талнахчанка Анна МАЙДАНСКАЯ. В Норильск, точнее Норильлаг, она попала как участница национального движения Степана Бандеры. Была медсестрой в Украинской повстанческой армии.
Анне Майданской довелось родиться в довоенной Польше, в теперешней Ивано-Франковской области, в крестьянской семье.
- В 1944 году я пела в украинском хоре. На конкурсе народной песни мы заняли
первое место, - грустно вспоминает Анна Васильевна. - И именно тогда появилась
фотография, на которой я одета в красивый национальный костюм. Ой, как мы
пели-то! Кстати, конкурс носил имена Вербицкого и Леонтовича, двух известных
украинских композиторов. А родом я из большого села, которое недалеко от
Коломыи. Это очень тихое и красивое украинское местечко, а Коломыя - вообще
панский город. Там стояло множество особняков и больших квартир, принадлежавших
богатым полякам. Так вот, двадцать лет мы были в составе Польши, и я не сказала
бы, что нам с поляками жилось хорошо. Польша уничтожала нашу интеллигенцию,
заселяла наши земли колонистами, не допускала украинских парней до службы в
полиции и вела политику ополячивания и окатоличивания Западной Украины.
Один угол гостиной в квартире Анны Васильевны отдан Богу. На столике - несколько религиозных сочинений и иконы. А униатскую икону ни с какой другой не перепутаешь: иконы греко-католиков намного ярче православных, а еще письмо их икон отличается реалистической четкостью, поэтому греко-католическая икона сильно напоминает фотографию. Странно, что полякам не нравилась "уния".
- Они не стреляли, не вешали, не жгли, - вспоминает свидетельница тех событий. - На Волыни в поселке Картуз-Береза и во Львове была тюрьма, принадлежавшая "Двуйке", как назывался в простонародье 2-й отдел польской контрразведки. Всех неугодных полиция отправляла в Картуз-Березу, или в тюрьму Бригидки, а там гак били, что люди потом пластом лежали. Поляки вообще были уж очень драчливые. В середине 30-х в крае начало зреть недовольство польской администрацией, а в самой Польше и Чехословакии в то время появились тайные общества, состоявшие из офицеров украинской национальности, которыми руководил полковник Евгений Коновалец. В 1938 году его убил знаменитый Судоплатов, и ie годы ответственный офицер советской военной разведки, а в сентябре 1939 года к нам пришли красные. В общем, польское иго сменилось коммунистическим. А ведь мой отец выходил с караваем к советской бронемашине...
Со стороны русские смотрелись демократичнее поляков - в кожаных куртках и шлемофонах, молодые, безусые. И, конечно, радовало, что многие солдаты советских бронедивиаионов свободно говорят по-украински. И неудивительно! Среди военных были уроженцы центральной Украины, а еще киевляне, полтавчане, уроженцы Донецка и Харькова. Их специально отбирали в "Львовский поход" - чтобы украинцы освобождали украинцев.
Но не прошло и месяца, как эти "украинцы" взялись за свое привычное занятие - стали собирать немногочисленных местных помещиков, священников и просто зажиточных людей (а вместе с ними и местных интеллигентов) и отправлять их в скотских вагонах на восток. Как правило, ночью.
Явившиеся им на смену гитлеровцы были более предсказуемы: они выезжали на "охоту" только днем и отлавливали в основном молодежь. Анне Майданской приходилось прятаться. Прятались и другие украинцы, не желавшие попасть в число OST - подневольных рабочих для немецких ферм и заводов. Одновременно немцы проводили работу с молодежью. Молодым людям предлагали вступать в немецкие полицейские формирования, а во Львове уже стоял батальон "Нахтигаль" ("Соловей") под начальством кавалера Железного креста обер-лейтенанта Романа Шухевича (он же "генерал-хорунжий" Украинской повстанческой армии - УПА и "национальный герой Украины" Тарас Чупрынка). Батальон прославился замечательным народным хором, где украинские головорезы соловьями заливались.
- Вот так оно и было, - вспоминает Анна Васильевна. - Немцам была нужна дивизия, адаптированная для боев в предгорьях. Непосредственно в горах у них сражались солдаты-альпинисты из батальона "Эдельвейс" и альпийские стрелки, а немного пониже должна была воевать вот эта самая дивизия. Немецкие генералы обратили внимание, что многие ребята из Львовской области знают, что такое горы - ведь рядом Карпаты, - и стали комплектовать новую дивизию молодыми украинцами, а дивизию назвали "Галичина". Понимаете? Дивизия СС "Галичина" вопреки многому, что о ней говорят, была всего лишь горно-стрелковой. Но набор в нее производили насильно, поэтому первый состав дивизии буквально весь дезертировал по домам.
Когда пришла Красная армия, то появилось много людей, клявшихся ей в вечной преданности, - рассказывает Анна Васильевна. - Они предавали не только своих соседей и односельчан, но даже друзей и родственников. Например, мой брат работал руководителем на сельскохозяйственном предприятии. Он, вообще-то, не на Гитлера работал, а на свою семью. Но его обвинили в том, что он работал на Гитлера. В итоге его долго держали в Управлении НКВД, а потом я узнала, что моего брата больше нет. Из-за него мне снова пришлось прятаться от властей...
В тот победный для русского народа 1945 год сестер и маму Анны Майданской выслали в Архангельскую область. Брат по имени Онуфрий с 1928 года жил в Монреале. Она осталась почти одна, ночевала где придется, как и тысячи других украинских ребят, переходила с места на место и знакомилась с новыми людьми. В конце концов неизведанные тропинки привели ее на самую дальнюю окраину СССР - в Гуцульщину, а это уже были Карпатские горы. Там ее встретили бойцы УПА, молодые парни, которыми командовал тот самый Роман Шухевич, то есть "Тарас Чупрынка".
- Я с ним говорила, как с вами сейчас, - вспоминает Анна Васильевна и качает головой. - Суровый человек с большой горбинкой на носу. Я даже не знала, что он в розыске как военный преступник, что он просто фашист, такой же как любой из гитлеровцев. Я целых два года была в его "загоне", то бишь полку. А в 1950-м его убили возле Львова.
Вот так и получилось, что именно Советы загнали Анну Майданскую в лазарет повстанческой армии - помогать бандеровцам, выхаживать их от тифа и ходить за ранеными. Жили в "краивках" - так назывались подземные сооружения на трех- четырех человек, крытые бревнами и замаскированные под ландшафт местности.
Конспиративные пути-тропинки очень скромно го участника повстанческого движения, украинской девушки Анны Майданской, резко оборвалась. Подпольный лазарет был обнаружен вооруженными партактивистами. И больных, и медперсонал достали буквально из-под земли. Далее краткий суд и - Анна Майданская получила 10 лет по 58-й, части первой. Проследовала этапом до Москвы, а оттуда - до Красноярска.
Круче всего проехали по судьбе свои.
- В Красноярске нас встретил норильский конвой, и далее по реке нас привезли на баржах в Норильск, - рассказывает Анна Васильевна. - Нас всем женским этапом поместили в 9-е лаготделение.
Здесь размещалось 3000 женщин. Бараки разделялись на две секции, бригад было сто пятьдесят, поэтому многих, с кем вместе сидела Анна Васильевна, вспомнить уже не удается. К тому же среди заключенных были не только девушки с Западной Украины. К примеру, сидела генеральская дочка - а уж как красиво она песни пела! - зарубившая топором начальника какого-то лагеря, за что и была определена на Север. А барышня из Краснодарского края подозревалась как минимум в торговле колбасой из человеческого мяса. Были еще эсэсовки, проститутки, мошенницы и т.д. В общем, контингент - не соскучишься!
- Но когда я приехала, то оказалось, что человек я очень нужный, - продолжает рассказ Анна Васильевна. - В немецкой оккупации я закончила техникум легкой промышленности. Нас, семерых девчонок, умевших шить, вскоре отделили от общей массы и направили во 2-ю пошивочную, что на Севастопольской улице. Руководила ею Александра Григорьевна, жена начальника лагеря генерал-майора Колоскова. Кроме нас там работали 20 ребят из 5-го лаготделения. Где стояла пошивочная? Неподалеку от Севастопольской, 7, рядом с магазином №11. Поблизости был драм- театр. А в театре в то время выступала украинская капелла под руководством Николая Драгана, когда-то очень известная по всей Западной Украине. Они знали самого Петра Лещенко, жившего тогда в Румынии, а ведь он был мировой знаменитостью! Верите или нет, но после войны не только Лещенко, но и вся украинская капелла получила 10 лет по 58-й статье. Вся, как есть! Короче говоря, музыкальный коллектив прямо с воли переместили в Норильлаг, ничего не нарушая в его устройстве...
- Два года я работала в пошивочной мастерской, а потом вышел приказ, согласно которому наш лагерь переподчинили краевым властям. Мы стали относиться к Горному лагерю. Но это было, образно выражаясь, началом конца нашего пребывания в неволе и одновременно моментом, когда меня переместили из пошивочной на общие работы.
А уж как досталось Анне Васильевне от простого обывателя, маленького человека.
- После лагеря я сильно болела. Лечили меня "враги народа", отбывшие по 20 лет норильской каторги. Одного звали Илья Захарович Шишкин, а другого - Алексей Владимирович Генц, - вспоминает Анна Васильевна. - Уже наступили совсем другие времена. Доктора Шишкин и Генц работали по специальности, располагали жильем и даже служебным транспортом, потихоньку возвращались к прежней жизни столичного "фасона". Меня, освободившуюся, позвала к себе жить подруга по лагерю Лена Лузчак. В то время она работала няней в доме Шишкиных на Заводской улице - у доктора было двое маленьких детей. В общем, я тоже стала немного няней.
Подозрения на саркому не оправдались. Девушка выздоровела. А когда выздоровела, то познакомилась с парнем, Владимиром Бигусом, тоже репрессированным, и вышла за него замуж. Так Анна Майданская стала Анной Бигус.
- С 1958-го по 1960 год у меня было два паспорта: "волчий билет" - а у меня было пятилетнее повреждение в правах - и нормальный внутренний паспорт, - вспоминает Анна Васильевна. - Тогда многие жили сразу с двумя документами на руках. А моя дочка в 11 месяцев заболела, и доктор строго сказал, чтобы я ее увозила на юг. Я и уехала. А ведь люди - что здесь, что там, на Украине, - подходить ко мне очень боялись. Знакомый брата Онуфрия, жившего тогда в Канаде, пригласил меня в гости, а его за это строго отчитали в местном КГБ в Коломые. Он мне писал, что там крепко за него взялись, но он не сдается. И я ведь гоже не сдавалась. Потому что, какими родили нас, какими воспитали, такими мы и остались. Идеологию изменить можно, но душа останется...
- Мне соседи по коммунальной квартире на Кирова, 25, вредили в стиле классического "сталинского вредительства". Помните - "а мы стекло подмешивали в масло"? Так вот, они на кухне добавляли ртуть и гипс в продукты! Несчастные и убогие люди, они кричали мне: "Ты - шпионка!" Это потому, что я сидела в лагере, а еще потому, что мне из Канады писал брат Онуфрий.
А Анна Васильевна по-прежнему хранит в сердце память о далекой малой Родине, ставшей еще более далекой после распада СССР, плавает в бассейне и производит впечатление человека, которому за прошлое не обидно.
...Самому Бандере, из-за которого Анна попала в Норильск, повезло меньше. Он сидел при поляках - за покушение на министра иностранных дел Польши. Потом - в немецком концлагере, поскольку в июне 1941 года провозгласил во Львове независимость Украины. А уж какой негативный оттенок в СССР имело слово "бандеровец"! Бандеру не любили все. Когда Анна Майданская вышла на свободу, руководитель УПА погиб в результате спецоперации. Конечно, он сам выбрал свою судьбу, а у Анны были свои планы на жизнь, но куда денешься от этого урагана истории?
Фото из архива Анны МАЙДАНСКОЙ.
Сергей ГАРСИЯ
Заполярный вестник 6 июля 2007 r. № 124 (2910)