Ровно 70 лет назад наш народ впал в безумство, продолжавшееся 15 месяцев
Над страной весенний ветер веет.
С каждым днем все радостнее жить,
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить
Василий Лебедев-Кумач,
«Песня о Родине», 1935 год
Что же пишут в газетах в разделе «Из зала суда»?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
Иосиф Бродский,
«Конец прекрасной эпохи»,
Декабрь 1969 года
Еще недавно казалось, что 37-й год не требует пояснений. Вроде бы написано и сказано много. Все банальное и все оригинальное, что могло прозвучать, прозвучало. Документы опубликованы. Однако российская история опять вывернула на старые пути. Впрочем, так бывает у всех, не только у нас — один умный старик-англосакс заметил, что «история всего происходящего на земле, подобна жизни солдата, есть чередование длительных периодов страха и коротких отрезков ужаса».
Переход от революционных перемен 1917 года с их разгулом вольницы и криминала к удушью и непомерному утяжелению государства в 30-е годы прошлого века повторяется через три поколения. С нюансами, конечно. Но вы ведь тоже ощущаете, если сравнить революцию 1991 года и дни нынешние, как поменялось все вокруг? В том числе умонастроения? Оценки того же Сталина и его эпохи?
И, поскольку классовая борьба продолжается, а путь впереди усеян все теми же, давно знакомыми граблями, придется пояснять «авторскую позицию». Где стою и откуда никуда трогаться не собираюсь. Кому не нравится, могут перелистывать. Итак, чтоб было понятно: думаю, они жарятся рядом — Иосиф Виссарионович и Адольф Алоизович. И быть им на сковороде всегда (за исключением того времени, когда будут вариться в котле) — из преисподней нет выхода, ее слуги не подвержены влиянию гнилого либерализма и не допустят затухания адского огня и снижения градуса.
По божьим меркам, они оба преступили все запреты. По законам людским, Гитлер гораздо симпатичней Сталина. Если первый пытался построить рай на земле для своего народа, немцев, уничтожая и покоряя других, второй уничтожал в первую очередь именно свой народ. Немцы — как нация — не простили Гитлера. И уже никогда не простят. Русские Сталина в большинстве своем не то чтобы простили — часть недоуничтоженного народа его боготворит, часть придерживается «объективистских» взглядов, полагая его великим государем, много сделавшим для России, называя его во всех опросах — по значению — на первом месте, а другого душегубца, Петра Первого, на втором.
Не буду говорить о бесценности человеческой жизни, о «слезинке ребенка». Поскольку все-таки есть вещи поважней, чем жизнь. И у всего есть цена. «Управление государством — дело жестокое. Добрый нрав в таком деле лишь помеха». Тоже какой-то англосакс сказал. Но и наша Екатерина говорила подобное — что таковых добряков вперед ногами выносят.
Действительно, время требовало от Сталина быть диктатором. Действительно, ему следовало отстаивать такие интересы государства, за которые не жаль было складывать головы. Но — не в таких масштабах! Но — не безвинных! И — не собственного народа. Конечно, были и шпионы, и вредители. Но убивать только за то, что ты поляк, ломать жизнь только за то, что ты — ЧСИР (член семьи изменника Родины)?
Государство и до 37-го, и после него убивало руками своих подданных других подданных, но соблюдалась хоть видимость законности. А вот чтобы без суда и следствия, да сотни тысяч... Такая «цена вопроса» — паранойя это, позволявшая во всем усматривать причину, схему, заговор? Или во всем, что произошло тогда, присутствовал холодный расчет, четко выверенный план? Об этом написаны тома. Читайте.
Почему в это же время, в эти же годы американцы построили великую страну, не издеваясь и не уничтожая собственных граждан? Почему даже в более дикие времена, даже неандертальцы не убивали сородичей по племени, а строили благополучие за счет войны с соседями, с природой?
Это и к спорам, кто мы — азиаты или европейцы. Ни один европейский, шире — христианский, народ не имеет в своей истории примеров столь масштабного самоуничтожения. Гражданские войны были, но вот так — это только разве что в Камбодже.
Все повторяется, и метаморфозы поэтому не удивляют. «Московские новости», которые вместе с «Огоньком» взялись в конце 80-х знакомить наш народ с правдой о 37-м, теперь редактирует Виталий Третьяков. Он попал в струю, его часто зовут на ТВ, он готов прокомментировать и оценить почти все. Так вот, редактор «МН» пишет о сталинской аскезе и сталинском эстетическом вкусе, захлебываясь от восторга. Пишет о Сталине как о диктаторе, но — просвещенном, как о реформаторе. «Сталин — наше все. Как и Пушкин. Два полюса русской культуры, политической в том числе». И еще из Третьякова — о повторяемости наших путей и грабель: «Если бы Сталин жил сегодня, никаких концлагерей, конечно, не было бы. Сталин знал границы допустимого в собственной стране и в мире для каждой исторической эпохи. Он же был прагматик. Просвещенный чекист Владимир Путин, просвещенный жестокий реформатор Анатолий Чубайс, просвещенный олигарх Борис Березовский — вот три лика Сталина сегодня».
Алексей Бабий, глава красноярского «Мемориала», много лет собирает по крупицам сведения обо всех жертвах тех лет, и — самое бесценное, учитывая российскую специфику, — оцифровывает архивы и воспоминания очевидцев (теперь это уже никто не засекретит). С каждым годом... нет, его энтузиазм не иссякает, но становится все обреченней, что ли. Народу не нужна правда о нем самом. О жившем в 37-м стрелочнике из Уяра, о слесаре ПВРЗ. Живых людях, со своими мечтами, представлениями о жизни, проблемами, привычками и пристрастиями. О том, как им заменили имена — номерами, а их фотографии сожгли перепуганные родственники; их, понимаете ли, стерли с лица земли в самом буквальном смысле. Бабий говорил эти слова в конце 80-х и был тверд: «Наша задача — вспомнить каждого. Каким он был, как жил, что любил». Бабий и сегодня тверд, но, по-моему, как и многие из нас, разочарован. Нет, Не то слово. Просто готов к повторению сюжета.
По его совету я зашел на один из красноярских сайтов и почитал дискуссии тамошней публики о Сталине и 37-м. Потом еще на один. И еще. Парад собак на помойке. Пиршество уродов. Говорят, им — тем, кто пишет там, — платят за это деньги. Говорят, это специальные люди, все они в штате. Как ответственные за патриотическое воспитание. Не знаю. Не хочется верить в то, что наши спецорганы вот так хотят заставить нас любить свою Родину. Наверное, это все-таки просто наше население
.
Что сказать. Усадить себе на шею царя и позволять ему все — наша любимая прихоть. Разобщенность, отсутствие человеческой солидарности, лагерная, волчья психология («Умри ты сегодня, а я завтра») — это все о нас, и о 37-м в нас.
«Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич.
К чему рабам дары свободы? Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды — ярмо с гремушками да бич»
Так сказал поэт. Мне этим микроцефалам сказать нечего. Посоветовать сходить к причастию — если пустят? Что можно посоветовать таким людям? Ведь дело не в Сталине, а именно в них. Страшен не диктатор, а быдло, которому он нужен. Вновь и вновь. Года три назад, находясь на Крайнем Севере, долго разговаривал с потомками ссыльных немцев Поволжья. Они мне сказали, что Сталин их отцов-матерей выслал абсолютно правильно. Такая петрушка.
Напомню технологию истребления собственного народа. Только документы. То, что можно найти в газетах того времени. И — приказы и постановления, на основании которых проводился Большой террор.
Лето 37-го начиналось для населения СССР радостно. Снизились цены на ширпотреб, главным образом на изделия из кожи и кожзама. Подешевели, кроме обуви и курток, электролампочки, стекло, патефоны, спички — с 3 копеек до 2 за коробок. Из центральных газет того времени льется река ликования и обожания наших славных летчиков — 20 июня завершен первый в мире полет из Европы (Щелковский аэродром) в Америку (Портленд) через Северный полюс. Герои — Чкалов, Беляков, Байдуков. 2 июня выходит постановление ЦИК СССР о награждении Большого театра орденом Ленина. Награждения орденами и званиями рекой льются и на артистов. В «Известиях» — ответная речь артистки Давыдовой: «Радостно жить в сталинскую эпоху. Радостно работать в окружении такой любви и внимания». Все газеты пишут о футбольных матчах в Москве и Ленинграде — в гостях испанцы (точнее, баски). «Локомотив» и «Динамо» испанцы сделали в одну калитку, а вот в Ленинграде случилась ничья.
Массовые аресты уже шли, начались со второй половины 1936-го. Тюрьмы переполнены. Старожилы вспоминают, что в эти годы у Красноярской тюрьмы — на Республики, где и сейчас, — наблюдалось скопление сотен людей, пытавшихся узнать хоть что-то о своих близких. Необходимо было придумать какую-то технологию, которая могла бы разгрузить тюрьмы, ускорила этапирование осужденных в лагеря и упростила процедуру расстрела.
2 июля вертикаль власти напряглась. Вышло решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/94. Руководителям регионов и местных представительств НКВД предложено взять на учет все «антисоветские элементы» — «с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные, элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке».
В тройки включались начальник местного НКВД (председатель тройки), руководитель ВКП(б) в данном регионе (первый или второй секретарь обкома, крайкома) и прокурор или его заместитель.
30 июля Политбюро утвердило оперативный приказ Народного комиссара внутренних дел СССР № 00447 об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов. В нем — лимиты, персональный состав троек и т.д.
«Приказываю - с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников. В Узбекской, Туркменской, Таджикской и Киргизской ССР операцию начать с 10 августа с. г., а в Дальневосточном и Красноярском краях и Восточно-Сибирской области - с 15 августа с/г».
Еще несколько цитат из этого документа (охотиться за ним, пробиваться в архивы не надо, он выложен в Сети). «Все репрессируемые разбиваются на две категории: а) к первой категории относятся все наиболее враждебные (...) Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках — РАССТРЕЛУ; б) ко второй категории относятся все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки.
(...)Согласно представленным учетным данным наркомами республиканских НКВД и начальниками краевых и областных управлений НКВД утверждается следующее количество подлежащих репрессии:
| Первая категория | Вторая категория | Всего | |
| (...) | |||
| 10. Бурято-Монгольская АССР | 350 | 1500 | 1850 |
| (...) | |||
| 26. Дальневосточный край | 2000 | 6000 | 4000 |
| 27. Западно-Сибирский край | 5000 | 12000 | 17000 |
| 28. Красноярский край | 750 | 2500 | 3250 |
| (...) | |||
| 30. Восточно-Сибирский край | 1000 | 4000 | 5000 |
| (...) | |||
| 41. Омская область | 1000 | 2500 | 3500 |
(...)В случаях, когда обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр, наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД обязаны представлять мне соответствующие мотивированные ходатайства. Уменьшение цифр, а равно и перевод лиц, намеченных к репрессированию по первой категории, — во вторую категорию и наоборот — разрешается.
(...)Операцию начать 5 августа 1937 года и закончить в четырехмесячный срок.
(...)На каждого арестованного или группу арестованных заводится следственное дело. Следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке. В процессе следствия должны быть выявлены все преступные связи арестованного. По окончании следствия дело направляется на рассмотрение тройки.
(...)Приговора по первой категории приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение(...)
Народный комиссар внутренних дел союза ССР
генеральный комиссар государственной безопасности
Н.Ежов
Верно: М.Фриновский
Так начался Большой террор. Репрессии против собственного народа носили характер войсковой операции. Общее число подлежавших репрессиям по процитированному приказу составило 286 950 человек, из них к расстрелу — 75 950 человек. Однако лимиты на расстрелы вскоре были исчерпаны. И крайкомы, и обкомы стали запрашивать разрешение на их увеличение. На запрос Красноярского крайкома ответил лично Сталин. Вот текст: «Дать дополнительно Красноярскому краю 6600 человек лимита по первой категории. И.Сталин». Далее дополнительный лимит был отпущен решением Политбюро от 31 января 1938 года (протокол № 57): 1-я категория — 1500 человек, 2-я — 500 человек. В детали Политбюро ЦК ВКП(б) не вникало. Оно просто давало указание убить еще 1500, а уж кого — разберутся на месте.
Лимиты по Красноярскому краю (по данным красноярского «Мемориала»):
| Дата | Кем выделен | Лимит | Всего |
| 30.07.1937 | Политбюро | 750 (1-я кат.), 2500 (2-я кат.) | 3250 |
| Ноябрь, 1937 | Телеграмма Сталина и Молотова | 6600 (1-я кат.) | 6600 |
| 31.01.1938 | Политбюро | 1500 (1-я кат.), 500 (2-я кат.) | 2000 |
| 16.03.1938 | Политбюро | 1500 | 1500 |
| 28.04.1938 | Политбюро | 3000 (1-я кат.) | 3000 |
| Итого: | 16 350 |
Всего с 23 августа 1937 по 15 ноября 1938 гг. тройкой УНКВД КК были приняты решения по 583 протоколам, тройки рассмотрели дела 19 652 обвиняемых, из которых 1520 человек обвинялись по общеуголовным статьям, а 18 132 — по политическим. Обвиненных в политических преступлениях приговорено к расстрелу 12 603 человека, к отбытию срока заключения в лагерях — 5 529.
Произвольность и фантастичность обвинений привели к массовому применению пыток. Они были официально санкционированы, по данным «Мемориала» и многих прочих исследователей, именно летом 37-го. Директива не обнаружена, видимо, она и не рассылалась. Содержание ее восстанавливается по телеграмме ЦК ВКП(б) от 10.01.1939, ограничивающей применение пыток. (Помните, и В.Шаламов писал, что метод № 3 — пытки — стали применять со второй половины 37-го.)
Первое заседание тройки УНКВД КК состоялось 23 августа 1937 года. Состав тройки: Леонюк, Филиппов, Рабинович при секретаре Потапове. (Леонюк Фома Акимович, 1892 г.р., образование 3 класса сельской школы, в 1924 году окончил курсы при ЦК КП(б)У. В органах ВЧК — ОГПУ — НКВД — МВД с 1918 года. С 15.04.1937 по 13.09.1937 гг. начальник УНКВД КК, затем работал на разных должностях в системе ГУЛАГа НКВД СССР, в том числе заместителем начальника ГУЛАГа. Награжден орденами и медалями. Последнее звание — генерал-майор, лишен его 02.08.1957 г.)
23 августа к рассмотрению на заседании тройки было принято 92 дела на 188 обвиняемых, из которых по статье 58 УК РСФСР обвинялись 160 человек. Из 160 к расстрелу приговорили 135 человек. Тех из них, кто содержался в Красноярской тюрьме, расстреляли на следующий день, 24 августа 1937 года. Тогда же тройка собралась на свое новое заседание. Маховик террора был запущен. Точно известно только о нескольких красноярцах, расстрелянных после первого заседания тройки:
Род занятий этих людей, их фамилии — это к вопросу о том, что Большой террор будто бы был направлен исключительно против старых большевиков и партийно-государственной верхушки. Ни столяр Тихоньких, ни матрос Ваганов к элитам не принадлежали. Вероятность ареста просчитать было невозможно ни плотнику, ни генералу. В равной степени.
Казни же людей, имена которых были известны всей стране (о них сообщали газеты) и в лояльности которых не было никаких причин сомневаться, лишь увеличивали панику и усугубляли массовый психоз. Мистическая непостижимость происходящего наводила особенный ужас.
В Красноярске, как практическими во всех прочих городах бывшего СССР, по сей день не рассекречены места массовых захоронений жертв Большого террора. Доступ к делам реабилитированных жертв вновь предельно затруднен, архивы по сравнению с 90-ми фактически закрылись.
В России нет времени, только пространство. Так что мы ходим по кругу, Сталин с нами, никуда он не делся. Ну, или, как выражаются либералы, с нами — «просвещенные прагматики».
Алексей Тарасов
В течение 1937-1938 гг. по политическим обвинениям было арестовано более 1,7 миллиона человек. А вместе с жертвами депортаций и осужденными «социально вредными элементами» число репрессированных переваливает за два миллиона. Более 700 тысяч арестованных были казнены.
Разумеется, сегодня наследие Большого террора не воплощается и вряд ли может воплотиться в массовые аресты — мы живем в совершенно другую эпоху. Но это наследие, не осмысленное обществом, и, стало быть, не преодоленное им, легко может стать «скелетом в шкафу», проклятием нынешнего и будущих поколений, прорывающимся наружу то государственной манией величия, то вспышками шпиономании, то рецидивами репрессивной политики. ГУЛАГ, Колыма, Тридцать Седьмой — такие же символы XX века, как Освенцим и Хиросима. Они выходят за пределы исторической судьбы СССР или России и становятся свидетельством хрупкости и неустойчивости человеческой цивилизации, относительности завоеваний прогресса, предупреждением о возможности будущих катастрофических рецидивов варварства. К сожалению, именно в России готовность общества узнать и принять правду о своей истории, казавшаяся в конце 1980-х достаточно высокой, сменилась в 1990-е безразличием, апатией и нежеланием «копаться в прошлом». Есть и силы, прямо заинтересованные в том, чтобы никаких дискуссий на эти темы больше не было. И в общественном сознании, и в государственной политике усиливаются тенденции, отнюдь не способствующие свободному и прямому разговору о нашей недавней истории. Эти тенденции нашли свое выражение в официальной, хотя и не всегда четко формулируемой концепции отечественной истории исключительно как «нашего славного прошлого».
«koMok», № 30, 1 августа 2007