В канун Дня памяти жертв политических репрессий мы снова пришли к подножию Шмидтихи. Никто не знает, сколько упокоилось здесь, на старом кладбище, невинных душ. Сейчас на этом месте мемориал «Норильская Голгофа», куда с каждым годом приходит всё больше горожан, для кого важно поклониться ушедшим.
Встречи, которые случаются в это особенное время, кажутся мне предназначенными
судьбой. В этот день узнала ещё одну удивительную «гулаговскую» историю. Моя
соседка по автобусу, медленно катящему к мемориалу, держала у сердца бесценные
документы. Это были фотографии и копия Дела №12436 её деда Левкина Афанасия
Никифоровича. Здесь протоколы обыска, допроса... приговор... В нашей небольшой
компании оказались известные люди — заслуженный юрист России Вячеслав Николаевич
Ханжин, краевед Юрий Васильевич Прибытков. В пути мы слушали рассказ Тамары
Ивановы Крашенинниковой о её репрессированном деде, который отсидел в Норильске
с 1938–го по 1941–й.
В этой истории много загадочного, даже фатального, и вряд ли отыщутся внятные ответы на странные вопросы. Тамара, тридцать лет назад окончив политех в Красноярске, решила уехать работать не в Ленинград, а именно в Норильск, потому что в семье из уст в уста передавали короткие рассказы деда, внезапно истаявшего от болезни весной 45–го. Пройдя через лагерь, он считал Норильск «конгломератом интеллекта и природных ресурсов, городом будущего, который даст толчок развитию Севера». Интересно, что за десятилетие поисков правды о деде Тамаре Ивановне так и не удалось узнать, чем он занимался на Севере. Её дочь Мария в год столетия прадеда, в 1999–м, написала в 4–й гимназии научную работу, в которой рассказала и о футляре для очков с двойным дном, привезённом из Норильлага. Позднее я с интересом прочла эту работу и позволю себе некоторые выдержки: «В двойном дне была помещена тончайшая пластина серебристого цвета, которую однажды в присутствии ближайших родственников прадед аккуратнейшим образом достал иголочкой и сказал при этом: «Это то, что позволит Норильску стать самым богатым городом мира, и это будет». Возможно, Афанасий Никифорович участвовал в те годы в разработках платиновой россыпи Угольного ручья?
На мысль о важности этих работ наводит и его воспоминание о том, что на столе у них всегда были хлеб и соль...
* * *
Наш автобус подкатил к мемориалу, одно время я ещё наблюдала Тамару Ивановну, замершую в огромной толпе приехавших, — от бодрых молодых «единороссов» до скромных бабулек — бывших заключённых и ссыльных, которых осталось совсем немного. Ольга Ивановна Яскина потом на традиционном поминальном обеде в «Ламе» сказала, что когда разрешено было отмечать этот день в начале 90–х, оставалось около 200 человек бывших политзэка, сейчас — 17, из них только трое «ходячих»... В этом году на мемориал впервые не приехал 93–летний Василий Феоктистович Ромашкин, который в Норильске с 1939 года. Заболел, простудился и очень обрадовался звонку из «Заполярки». Наша встреча, надеюсь, ещё состоится в его гостеприимном доме. И мне бы очень хотелось рассказать ему историю з/к Левкина, продолжение которой я узнала от замдиректора Музея истории НПР Лилии Григорьевны Луганской, которая была научным руководителем работы Марии Крашенинниковой. А в День памяти жертв политических репрессий, 30 октября, я всё же разыскала Тамару Ивановну, с которой нас развело на время людское море на мемориале.
* * *
Оказывается, только в этом году, после многих лет переписки со всевозможными органами, она смогла получить документы деда на руки. И она была счастлива, что принесла их на нашу «Голгофу» — и для того, чтобы дед вместе со всеми побыл там, и чтобы проститься — на следующий год она надеется покинуть Норильск, который не мог забыть её дед... А её дочь Мария за эти годы окончила СПбГУ, стала юристом, сотрудничает с питерским Мемориалом и собирается совершенствоваться в святом правозащитном деле.
Минувшим летом мать и дочь навестили в Красноярске могилу отца и деда (а вот до могилки бывшего норильлаговца Афанасия Никифоровича теперь не добраться — в тех запущенных местах Ирбейского района сейчас тайга...). Они побывали и в обществе «Мемориал», где Маше подарили том из Книги памяти, которая восстанавливает имена жертв ГУЛАГа в Красноярском крае. Там есть и имя её энергичного и хлебосольного прадеда А. Н. Левкина.
Маша, будучи старшеклассницей, написала историю своей семьи, пытаясь разобраться, насколько история влияет на судьбы людей и как тесна взаимосвязь этих судеб. Её прадед — из тех орловских крестьян, которые пришли в Сибирь за лучшей долей. Революция увлекла его идеей о справедливом обществе, он партизанил против интервентов и белогвардейцев, дослужился до офицерского чина в Красной Армии, стал начальником лесной охраны всего Ирбейского района Красноярского края. Вот это большевистский взлёт! А в 1937–м его забирают прямо из президиума торжественного собрания, проводимого в селе Агул в честь юбилея революции. Во время домашнего обыска у него изъяли именной браунинг и книги в красном кожаном переплёте — работы Маркса, Энгельса, Ленина... Он оказался одним из тех 1 344 923 «врагов народа», репрессированных в 1937–38–х годах. Левкина обвинили в том, что «будучи враждебно настроенным к существующему строю, состоял в повстанческой контрреволюционной организации». Осуждён 17.12.38 г. Красноярским крайсудом по ст.58–2, 58–11 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы. А семью с котомками из большого дома выбросили на волю судьбы...
Два года не было известий. Первое письмо из посёлка Норильск от Афанасия
Никифоровича пришло в конце 1939 года. Но в ноябре 1941–го дело почему–то
пересмотрели в его пользу. Одни считали, что помог один из братьев —
«образованнейший человек», который написал письмо самому Калинину, собрав
множество подписей жителей района, другие — что власти вспомнили о боевом опыте
невинно пострадавшего Левкина, который мог в это время очень пригодиться.
Говорят и об ослаблении репрессивной политики в канун войны и увеличении
оправдательных приговоров лицам, обвинённым в совершении политических
преступлений. Тайна освобождения всё же остаётся, но 2 января 1942 года А. Н.
Левкин был освобождён. До сих пор непонятно, почему из Норильска его отправили в
Новосибирск почти на год, откуда он вернулся уже больным человеком. И всё грезил
Норильском! А судьба привела сюда его внучку Тамару, а потом здесь родилась
правнучка Мария, которая в1999 году написала:
– Норильск, в котором я родилась в 1985 году, стал мне родным и любимым. Пусть он построен неправильными методами. Но он есть, и как говорил прадед, «может стать самым богатым городом». Я за то, чтобы мечты моего прадеда были реализованы до конца... А таких, как он, людей, верящих в прекрасное будущее города, было предостаточно в то суровое время. В наше же время в стране идёт разрушение. Создаются условия, невыносимые для проживания. Примером может служить Норильск с прилежащими к нему территориями. Судьба страны зависит не только от «государственных мужей», но и от простых граждан, и именно в наших силах создать государство мощное и процветающее...
Это в начале нового тысячелетия написала 15–летняя норильчанка из семьи репрессированных, которая не только вместе с матерью восстанавливает историю своего рода, но и сегодня профессионально защищает права людей.
* * *
Вместе с последними, помнящими ГУЛАГ стариками на нашу «Голгофу» приезжают молодые норильчане. Бог знает, что происходит здесь в их сердце. Тамара Ивановна, которая не любит публичных проявлений чувств, старается смотреть в эти мгновения на небо над Шмидтихой — ей кажется, что там души предков благодарят нас за то, что не забываем о них. Но она помнит и слова своего отца, который, наблюдая, как она бьётся за память деда, всё повторял: «Не копайся ты, дочка, в этой истории, а вдруг всё ещё вернется...».
* * *
В этом году, когда она в краевом архиве, наконец, получила доступ к документам своего деда, то обнаружила, что от них осталась лишь «щепотка»: ведь всё, что касалось Норильска, было изъято, а многие листы скреплены белой бумагой — туда доступ был запрещён. За спиной гражданки Крашенинниковой в это время стояла сотрудница архива, которая внимательно следила, чтобы не был нарушен порядок просмотра документов; фотографировать или пользоваться другими средствами копирования по инструкции запрещалось... По особому разрешению всё же удалось сделать несколько копий, которые Тамара Ивановна доверила и нашей редакции.
Прошло так много лет. Вряд ли кто–то из бывших узников вспомнит такого норильского заключённого — Афанасия Никифоровича Левкина. Но в День памяти он невидимо был с нами на «Норильской Голгофе». Повторяя, может, те заветные слова о великом будущем города. А куда сгинул тот легендарный футляр с двойным дном — в семье потомков Левкина никто не знает...
Ирина ДАНИЛЕНКО.
Заполярная правда 01.11.2007