(исследование по истории)
Руководитель: Калякина Н.В.
Соавторы: члены клуба «Земляки» Бельская В.3., Белякова Ольга, Денисова Елена,
Дюндина Анна, Посох Анна, Ходасевич Юлия, Маркевич Галина, Земкина Лиза (Абанская
СОШ № 1)
История Абанского района – часть российской истории, в ней не могли не отразиться и сталинские репрессии. Мы систематизировали собранный в течение ряда лет членами краеведческого клуба «Земляки» материал о Денисовской колонии и репрессированных, попытались определить потоки спецконтингента и его роль в истории Абанского района. Ввиду отсутствии архивных материалов и их недоступности мы попытались восстановить историю Денисовской колонии по воспоминаниям старожилов.
Денисовка (малая родина Калякиной Н.В. и Денисовой Лены) получила свое название по имени братьев Денисовых, имеющих там заимку. Копай-город – одна из улиц деревни, возможно, что здесь были первые землянки братьев Денисовых. История деревни также связана со сталинской эпохой, временем репрессий, ссылок. Об этом свидетельствуют названия улиц: Немецкая, Конвойная (так называют иногда старожилы Центральную улицу). В период существования колонии в Копай-городе селились конвоиры с семьями
Абанский район сформировался как многонациональный в столыпинскую аграрную реформу. Но рост населения наблюдался и в годы сталинских репрессий, когда здесь оказались в ссылке люди различных национальностей. В Красноярский край в 1947 году были депортированы немцы из Поволжья, из-под Ленинграда – финны, сюда был направлен эшелон понтийских греков из Краснодарa. В хрущевскую оттепель были реабилитированы латыши, эстонцы, западные украинцы, сосланные сюда как «враги народа» в 1939-1949 гг. На местных кладбищах обращают на себя внимание необычной формы кресты, надписи готическим шрифтом или фамилии с необычным для этих мест звучанием. Но более всего в Абанском районе было людей из этапов: «пятилетников» – членов семей «изменников Родины», осужденных по 58 статье (п.16), и «восьмилетников» 1948 года «за отказ отработать в колхозе» (они не реабилитировались, так как не относились к политически репрессированным). После войны многие репрессированные обзаводились здесь семьями. Некоторые и после реабилитации остались жить в районе.
В 60-е годы Абан становится местом ссылки лиц «по указу 1961 года» (за религиозные убеждения, тунеядцев, пьяниц), высылаемых из крупных городов. Применялся этот указ крайне бесхитростно – неугодных рабочих увольняли с завода и тут же высылали как тунеядцев. А «злостно уклоняющимся» от колхозной работы мог стать кто угодно, разнарядку на «уклонистов» рьяный начальник мог выполнить и за счет кормящей матери, и за счет фронтовика-инвалида. По этому указу к нам в район как «нигде не работающие» попали активисты религиозных общин, люди свободных профессий: поэты, музыканты, художники, певцы, артисты. 8 лет без права реабилитации! Генеральная прокуратура в 90-е годы постановила, что указ 1961 года относится не относится к «политическим репрессиям». Последний массовый «заброс» спецконтингента был осуществлен в период «Олимпиады-80», когда из Москвы высылали лиц «неблагонадежных и сомнительного поведения».
Спецконтингент расселяли по деревням и лесоучасткам. По воспоминаниям Подоляка Петра Леонтьевича, который работал с конца 40-х по 1963 год в Абанской комендатуре, основной спецконтингент работал в Она-Чунском леспромхозе. На участках прибывшие жили в бараках-общежитиях. За соблюдением режима наблюдали коменданты. С участка нельзя было уезжать даже на время. За 1-2 нарушения комендант писал представление в суд, который мог увеличить срок ссылки. В то же время за хорошую работу ссыльного могли представить на досрочное освобождение по половине срока. «Люди среди спецконтингента были разные, – вспоминает Петр Леонтьевич, – но порядочных и трудолюбивых среди них было много. Я старался на таких представления подробные писать, на что судья Рафейчик с прокурором Белкиным говорили: «Если бы дали тебе право, ты бы их и к ордену Ленина представлял». В 60-е годы заметно изменился социальный состав ссыльных. Если в 30-е-40-е годы было много образованных людей, интеллигентов, то в 60-е годы сюда отправляли действительно не желающих работать, таких «перевоспитывали» трудом на лесоучастках».
Комендантов было в Абанском районе в это время 5 человек. Они должны были постоянно контролировать соблюдение режима на лесоучастках. Особое положение занимал комендант в Березовке – Одинцов Семен Архипович. Он должен был следить за депортированными. В селах Мачино, Тагаши, Ношино, Березовке компактно, еще с войны, были расселены немцы. Депортированные должны были отмечаться у коменданта 2 раза в месяц. Старожилы-немцы вспоминают его с уважением.
Во время депортации многие семьи были разъединены, до перестройки никто не мог уехать с места жительства. Только в 80-е годы стали уезжать к родным, некоторые – в Казахстан, многие – в Германию. Судьба каждого из них трагична.
Фильберт Вера Фридриховна с годовалого возраста испытала на себе «сталинскую политику». Ее семья была депортирована из Поволжья в 1942-м. Отца арестовали сразу, а мать умерла по пути в Казахстан. Её, грудного ребенка, взяла женщина, которую отправили в Сибирь. В чужой семье жила в Березовке Абанского района, потом переехала в Денисовку. Вера Федоровна (так ее у нас звали) была уважаемым человеком, знатной свинаркой (дважды была участницей ВДНХ), она вырастила троих детей, помогала внукам. У нее была удивительная черта – любому поступку она пыталась найти оправдание, и сама никому не сделала зла, но до конца жизни не могла понять, за что ее лишили детства и родных. И только в 80-х узнала Вера Федоровна о судьбе родных. Удалось ей съездить к брату в Казахстан и позже – к братьям в Германию, но переехать к ним жить отказалась: «Не моя там Родина, здесь живут мои дети и внуки, здесь и мне помирать». И стоит на местном православном кладбище на ее могиле католический крест, с написанной готическим шрифтом немецкой фамилией, как напоминание о жуткой несправедливости власти в отношении конкретного человека.
А где-то в Германий похоронен Найбауэр Фридрих Фридрихович. Удалось ему пожить там с детьми и внуками, но каждый год он приезжал в Денисовку, потому что в Сибири осталась его дочь, тут прошла вся его жизнь. Он охотно рассказывал о социальной помощи, о прекрасных бытовых условиях, но с болью и горечью говорил: «Зачем мне все это сейчас, если сердце мое разрывается, если нет мне там покоя». Образованный, политически грамотный, общительный, он всегда занимал руководящие посты в совхозе, был уважаемым в деревне человеком – таким его и помнят.
Живет в Денисовке Виттенбек Готлиб Иоаннович, 1922 года рождения, но привыкли его все называть Константином. Дети его носили фамилию жены, да и его зачастую звали Золотухиным. Не это ли самая большая несправедливость? Или, то, что в 1941 году ему не доверили оружие, чтобы защищать Родину? Вместо этого мобилизовали в трудармию – каторгу для таких «изгоев». Ему удалось выжить. С января 1941 всю войну его перебрасывали с одного места на другое: Новосибирск, Тула, Абакан, Мачино Абанского района. Добрейшей души человек, с честью проживший всю жизнь, он и сейчас неохотно рассказывает о прошлом, с опаской показывает паспорт с немецкой фамилией, просит ничего не записывать. Так и доживает свой век, не ропща на судьбу, простив все обиды.
Вот так они и стали «нашими немцами». После расформирования в Денисовке колонии появилась там новая Немецкая улица, на 90% (в 60-е годы) заселенная немцами. И сейчас в районе живет много людей с немецкими фамилиями, ставшими для слуха уже привычными.
Денисовская сельскохозяйственная колония – одна из 424 колоний системы ГУЛАГ в стране и одна из 14 – в Красноярском крае.
Так как спецархивы еще не полностью рассекречены, нам не удалось получить информацию о социальном составе заключенных колонии. Архивная справка указывает, что колония существовала с 1933 по 1953 годы и отбывали в ней заключение «расхитители госсобственности». В поисках информации о политических заключенных мы опрашивали бывших конвоиров, обслуживающий персонал, о заключенных мы узнавали со слов их родных. Из живых свидетелей-репрессированных только один согласился рассказать, каким был этот «островок» архипелага ГУЛАГ.
Иван Григорьевич Мальцев после демобилизации 9 ноября 1946 года был откомандирован для прохождения службы в Денисовскую колонию заместителем командира дивизиона по конвойной службе (штаба охраны). Он вспоминает, что Денисовская сельхозколония в годы войны была хорошо отлаженным механизмом по производству продовольствия, для снабжения колоний всего КрасЛага. На центральном участке (Денисовка) еще в 60-е годы сохранились и использовались 3 огромных деревянных чана (два 3x3 м, один – диаметром 5-6 метров), на две трети врытые в землю. Отделаны были чаны изнутри березовыми и кедровыми плашками. Во время существования колонии таких чанов было восемь. В них солили капусту, огурцы, замачивали арбузы и яблоки. Рядом располагался большой сад, где росли кусты смородины и крыжовника, ранетки и яблони. Очевидцы вспоминают агрономов-ученых Чернобыла и Думу, которым помогали заключенная из Москвы Чумакова Тамара Ивановна и Клушина Мария Арсентьевна – вольнонаемная, прожившая в Денисовке до 80-ых годов и слывшая удивительной огородницей. Чернобыл – мужчина лет пятидесяти, среднего роста, был за главного в саду. Думу вспоминают по внешним признакам: был маленького роста и сильно хромал. Рядом с садом был огород на 68 га, где находились застекленные с подогревом теплицы и парники. Бесплатный труд заключенных позволял строить такие сооружения. Мария Силаева (1934 г.р.) вспоминает, как она с Виктором Абрамовым ходила в сад и первый раз попала внутрь теплицы (Виктор предложил сходить и попросить молодой редиски – у него там знакомые работали). Девушку поразили размеры теплицы – можно было стоять в полный рост. Также она вспоминает, что там было очень тепло – стекла теплицы были запотевшими.
Все старожилы вспоминают, что в колонии велась научная селекционная работа. Выращивали здесь ранние овощи и зелень, самые разные сорта капусты, помидоров, огурцов и даже бахчевые культуры. Когда в Денисовке построили новую школу, и сад стал приусадебным участком, учитель биологии Тамара Харламовна Венедиктова и Чумакова Тамара Ивановна, которая с семьей так и жила на территории сада, показывали ученикам привитые сорта ранеток, черемуху, скрещенную с вишней, ягоды которой удивляли своими размерами и вкусом.
Абрамова Нина Матвеевна (1919 г.р.) работала в 1944-1946 годы в дивизионе поваром. Как вольнонаемная, она могла ходить по всем объектам производства, а по роду деятельности часто получала продукты со складов, где хранилось продовольствие для отправки в город Канск и для собственных нужд. С ее слов, кормили зеков очень хорошо. Таких складов было два, расположены они были вне зоны. В одном хранилась солонина, лук-порей в бочках, капуста квашеная, огурцы. Весь склад был заставлен бочками, копченые окорока свешивались на крючьях с потолка. А другой склад-подвал предназначался для хранения овощей. Этот подвал представлял собой помещение 50x15 метров, до крыши сруб был в земле, двойная двускатная крыша снабжена была через 5-10 метров вентиляционными трубами. Внутри помещение белилось известью. Овощи хранились в секциях-комнатах, расположенных вдоль коридора. Двери с обеих сторон подвала были двойные, что позволяло держать температуру в постоянном режиме. Круглый год здесь хранились овощи. (Склад просуществовал до 1969 года, использовался совхозом для хранения патоки, которую использовали как добавку к корму животных).
А рядом со складами располагалась бойня для забоя свиней и быков, здесь же находилась коптильня. В этой части колонии была столовая для конвоиров и вольнонаемных и магазин. Мальцев И.Г. рассказывал, что конвоиры с семьями жили рядом – в Копай-городе, держали свиней, коров (сено им заготавливали зэки), получали паек на себя и 50% на иждивенца, бесплатно питались в столовой. Служить к ним в те голодные годы шли охотно, с наймом вольнонаемных проблем не было – паёк выдавали с приварком (во время массового забоя скота ливер, головы раздавали бесплатно). Думаем, что льготы зависели от социального статуса каждого. Есть у нас свидетельство Силаевой Марии о том, что она заключила фиктивный брак, чтобы ее отпустили из колхоза (её сестра была замужем за конвоиром колонии, они и придумали эту аферу).
Спецконтингент колонии обслуживал несколько отраслей сельскохозяйственного производства: животноводство, свиноводство, полеводство, огородничество, садоводство. Причем каждый из 4-х участков специализировался на отдельном производстве. Так, 1-й участок – центральный, расположенный в Денисовке, специализировался на производстве семян зерновых (пшеница, ячмень, овес). Здесь располагались семенная лаборатория, элеватор, амбары-склады для хранения семян. Велась учеными-зэками научно-исследовательская, селекционная работа: поля были размечены, на них стояли указатели-бирки с надписями. На 2-ом участке (в 3 км от Денисовки) выращивали зерно для питания, для нужд КрасЛага. На 3-ем участке выращивали картофель, а 4-ый специализировался на животноводстве. На 1 и 4 участках содержалось по 1,5 тысячи свиней. На каждом участке работали по 200 заключенных, расконвоированные и вольнонаемные. После расформирования колонии эти участки стали основой для 1-й, 2-й, 3-й, 4-й ферм Устьянского совхоза.
Самым развитым было хозяйство на 1-ом участке (центральном). Здесь были коровники, конюшня, свинарник, птичник, бычарня, телятник, маслозавод, кузница, столярный цех, лесопилка, мельница, складские помещения, сушилка, гараж и нефтебаза. Эти производственные объекты со скотом, инвентарем техникой и стали материальной основой, для Устьянского совхоза, а Денисовка долго оставалась его центральной фермой. Производство продовольствия – таково было предназначение Денисовской колонии, и она его выполняла полностью. Здесь выращивали овощи (часто диковинные для этих мест), арбузы, дыни, заготавливали грибы – все это засаливали, квасили. В саду выращивали яблоки, крыжовник, ранетки, разные сорта смородины. Из ягод варили варенье, джем, повидло, патоку.
Судя по объему производства, разнообразию производимой продукции, здесь работали высококлассные специалисты: агрономы, зоотехники. Все современники вспоминают хорошую, четкую организацию труда, ведение селекционной работы. После окончания в 1952 году Острогожского зооветтехникума получил распределение в Красноярский край Литвинов Федор Степанович. Его направили зоотехником в Денисовскую сельхозколонию. В семейном архиве хранятся фото, где молодой специалист снят рядом с племенным жеребцом и коровой-рекордисткой – так мы нашли визуальное подтверждение результатов работы ученых. А так как молодой человек одет в военную форму – значит, он нес обязанности по организации труда заключенных. Федор Степанович родом был с Дона, любил лошадей и умел с ними обращаться, поэтому он занимался в основном лошадьми. Был госзаказ – поставлять лошадей в фонд армии.
После расформирования колонии на 1-ой (центральной) ферме долго работали агрономами Сангаев и Спасов Сайдук Андреевич – калмыки по национальности, из расконвоированных.
«Политических увезли в Нижний Ингаш, – вспоминал Литвинов Ф.С., – а остальных освободили. Бесконвойным даже давали подъемные». Фёдора Степановича же перевели работать в райком комсомола.
Остались работать в совхозе многие: конвоиры Медведковы Николай Павлович и Нина Григорьевна, Золотухин Николай, Дядечкина Тамара, Майданов Петр Петрович, Баланчук Михаил. Из расконвоированных – Шведов Николай Михайлович, Тиунов Николай, Геккель Фридрих Иосифович, Найбауэр Фридрих Фридрихович, Юдинкова Мария и др. Приехавшие из других районов специалисты были людьми разных национальностей: зоотехник Лелаус Эдуард Яковлевич – латыш, бухгалтер Вернадский Александр Фадеевич, зоотехник – еврей, Мазин Федор Иванович, немец Люфт Константин Андреевич – главный экономист, немец Вейнерд Эрнст Богданович – ветврач, а 1-ым директором назначен был украинец Барбанюк Иван Евдокимович. Они продолжали научно-исследовательскую работу и в совхозе.
Так как в начале 60-х годов совхоз специализировался на свиноводстве, здесь выведена была своя порода свиней путем скрещивания пород «сибирская белая» и «большая белая». Свинарки должны были вести записи в специальных тетрадях, отдельно на каждую племенную свиноматку, где записывались сроки и результаты опороса (и др.) По воспоминаниям Н.В.Калякиной, в 1961-1962 гг. она делала эти записи за неграмотную мать. В ячейках шкафа на стене находилось много журналов. Записи бригадирами и зоотехниками систематизировались, выводились графики на плакате по отдельным свиноматкам-рекордисткам, эти плакаты вывешивались в красном уголке и конторе. Она также вспоминает, как к ним в школу приходила в 1963 году делегация корейцев или китайцев, которые приезжали в совхоз закупать племенных свиней. Не раз денисовские свинари были участниками ВДНХ, продолжая дело ученых из колонии. Кто же готовил будущую трудовую славу Устьянского свиносовхоза? За что отбывали заключенные свой срок?
Вина многих – хищение госсобственности. Народная память сохранила имена некоторых заключенных: Лядова Лидия, бухгалтер из Москвы, работала по специальности и в «отсидке»; Бакланова Ксения, певица столичного оперного театра, осталась в совхозе, работала телятницей, удивляла всех своим пением; Евдокимова Зинаида Егоровна (1937 г.р.) вспоминает, что ее отец, начальник 4-го участка, очень ценил латышку Магду Юльевну – зоотехника из заключенных, которая тоже осталась в совхозе не по своей воле.
Наши подозрения, что были в колонии и политические заключенные, подтверждались
многими. Ныне здравствующая Шумская Вера Алексеевна рассказала, что, когда она
в 1950 году устраивалась в Денисовку продавцом магазина, ее сразу предупредили,
чтобы с политическими не разговаривала. Она вспоминает «графиню», которая
приходила в магазин (вне зоны она могла перемещаться без конвоя), всегда
покупала папиросы, иногда сладости. «Голос у нее был грубый, покупала
«Казбек», а если не было, то заказывала. Встречала ее потом в Абане – не узнала
меня». «Графиней» была Толстая Екатерина Сергеевна – внучатая племянница Льва
Николаевича Толстого. Она отбывала ссылку в Абане по статье 58 пункт 8. Почему
ей позволяли ходить вне зоны – не известно, можно предположить, что она была тут
временно, до определения места постоянной ссылки.
Не попадают под статью о «колосках» люди свободных профессий, скорее всего, и они были политическими. Тремасов Николай Евгеньевич, бессменный денисовский киномеханик, «крутил кино» и в колонии, он рассказывал об удивительных спектаклях и концертах, которые ставили заключенные для абанского начальства и вольнонаемных в своем клубе, в таких случаях всех пускали на территорию зоны. Возможно, что специфика производства наложила отпечаток на некую свободу передвижения внутри колонии. Но не нужно забывать, что это была исправительно-трудовая колония.
Заместитель начальника конвойной службы Мальцев И.Г. вспоминает, что охраняли зону круглосуточно: «За все время моей службы был только один побег, но беглеца скоро поймали – хотел через Почет тайгой в Енисейск убежать. Он сам рад был, что поймали, хоть жив остался». В дивизионе служило 36 мужчин. Зона была огорожена забором из колючей проволоки, по углам стояли 4 караульные вышки, вдоль забора по проволоке бегали две сторожевые собаки. На работу водили под конвоем. Послабление получали мамочки-зэчки с грудными детьми.
Очевидцы помнят и женскую зону, на территории которой были ясли – «дом младенца», где до трех лет содержались дети. До года матери их кормили грудью через каждые три часа, для этого их приводили конвоиры, многим и работу давали в женской зоне. Внутри зоны находилась прачечная, куда вода подавалась от водокачки по трубам (500 м). До сих пор жители Денисовки встречают останки этого водопровода, когда пашут огород или копают погреб. Кормящих определяли работать и на фермы в 400-500 метрах от зоны. В яслях работала медсестрой жена Мальцева И.Г. – Надежда Николаевна, которая не раз увозила трехлетних детей в Канский детский дом, в котором они находились до освобождения мам.
Конвоиры и заключенные очень часто дают противоречивые сведения. Так, ещё в 70-е годы Юдинкова Мария рассказывала жуткую историю о том, как разъяренные зэчки в бане «живьем сварили» ненавистную медсестру, которая по их подозрениям умышленно умерщвляла младенцев. У самой рассказчицы умер в зоне сын-первенец. Жертву обливали кипятком, до тех пор, пока она не перестала шевелиться, а списали на несчастный случай – опрокинулся котел с кипятком. Живых свидетелей этому мы не нашли. Но легендами и слухами о «Доме малютки» пугали впоследствии друг друга денисовские ребятишки, уверяя, что ночами слышали плач убиенных младенцев и что даже взрослые отказывались селиться в этом бараке.
Не только денисовцы, но и жители района помнят колонию. Со слов матери и братьев свидетельствует о жизни заключенных Петунина Валентина Васильевна. Из ее рассказа мы узнали, что в Денисовке была детская колония. Два ее пятнадцатилетних брата – Шелегов Николай Васильевич и двоюродный брат Николай Дмитриевич – получили по 6 месяцев за то, что нашли весной в посевную в лесу кем-то украденный мешок с 16 килограммами зерна и перепрятали его, надеясь унести домой. Их мамы потом каждую неделю пешком шли 25 километров, чтобы накормить детей, сумку неделю собирали, пряча еду от других детей. Если бы в зоне кормили хорошо, наверное, беременная женщина не проделывала бы этот путь еженедельно со скудной едой, с таким трудом собранной. Братья Шелеговы жили в бараке рядом с яслями и работали в коровнике.
«Красное знамя», 08.02.2008 г.; 22.02.2008 г.