55 лет назад скончался Иосиф Сталин
Большинство ныне живущих россиян вряд ли вспомнят о событии, случившемся 5 марта в Советском Союзе много лет назад. Между тем смерть Сталина в 1953 году произвела на десятки, сотни миллионов людей по всему миру серьезное впечатление. Для одних она стала национальным горем и шоком. Для других — радостным известием и надеждой на изменение их трагической участи. Воспоминания свидетелей того дня — в материале «КК»
Известие о кончине «вождя всех народов», переданное по радио 5 марта 1953 года, ошеломило всех советских людей. Но наиболее испуганными оказались маленькие дети, которые просто не понимали, что происходит. А когда понимали...
Вот, к примеру, что вспоминает Вера Николаевна Королева, учившаяся в марте 1953-го в школе:
— Я очень хорошо помню этот день. Шел урок географии. Моя одноклассница Галя попросилась выйти, но буквально тотчас же вернулась в класс. Шла она как-то странно, заваливаясь набок, и почти падала на доску. Все почувствовали, что произошло что-то ужасное. Галя прошептала: «Сталин умер...» — и упала в обморок. Уроки, конечно, отменили, но мы не расходились. Казалось, что мир рухнул, и непонятно было, как дальше жить без Него. Помню, как клялись друг другу с этого дня учиться без двоек...
Возвращаясь домой, я поднималась по лестнице на наш второй этаж и в приступе невыносимого горя упала на перила и зарыдала. Вышла соседка и, увидев меня, испуганно спросила: «Верочка, что с тобой?» — «Как что?! Сталин умер!» И вдруг Анастасия Даниловна (так звали соседку) как-то странно усмехнулась и изрекла совершенно кощунственную с моей тогдашней точки зрения вещь: «Деточка, если ты будешь оплакивать всех членов Политбюро, у тебя никаких слез не хватит,..»
По-иному вспоминает этот день Альбина Алексеевна Бесперстова, учившаяся тогда в свои 8 лет в 1-м классе школы хакасского города Черногорска:
— Мы жили тогда в трехстах метрах от хлебозавода, где работала экспедитором моя мама. Обязанности у нее были простые: к экспедитору поступал весь выпеченный хлеб, который распределяли по машинам, идущим в магазины, и, если бы где-то обнаружилась недостача, маму ждала тюрьма или даже расстрел. В тот день мама была на работе, а я сидела дома (мы снимали комнату в частном секторе) и учила арифметику. В соседней комнате было радио-«тарелка». И вдруг я слышу: «Ой... Ах!..» Это заплакала дочка хозяйки Клара, но я к ней не побежала, дружбы у нас не было. А минут через 10-15 прибежала мама, прямо в рабочем халате, косынке и тапочках, хотя на улице было еще холодно. И — прямиком ко мне: «Знаешь, Сталин умер!» На ее крик вышла Клара, они обнялись и заплакали. Потом я пошла в школу, где уже готовилась траурная линейка и плакали все учителя. Ученики же просто молчали. Ну а потом нас отпустили домой. Все шли грустные. Было ощущение, что в большой семье был отец, который приносил деньги, хлеб, — и вот умер. И семья не знает, как теперь жить... А 12 мая (была объявлена амнистия среди заключенных. — «КК») у меня появился отчим. Я его папой называла.
Совершенно по-иному встретили эту новость заключенные. Такие, как Степан Рацевич, отбывавший в то время ссылку в Норильске:
— Ветра нет, зато страшный холод. Термометр показывает минус 38 градусов по Цельсию. Над горизонтом выплывает красный шар солнца. Работяги, занятые извлечением из-подо льда толщиной около двух метров оставшихся с осени в воде бревен, через каждые 15-20 минут забегают в балок-обогревалку. Заходит мастер Литвинов, любитель побалагурить. На этот раз он серьезен. «А ну-ка, ребятки, пустите меня сесть к печке, чуточку согреться, а я вам расскажу нечто такое, что заставит каждого из вас призадуматься!..» Без слов все расступились, дали место Литвинову: «Так вот, слушайте... Умер товарищ Сталин...» Повисла настороженная тишина. Все знали из газет и радиопередач о болезни Сталина. Никто не осмелился вслух комментировать это известие, все, кто сидел и кто стоял, молчали, словно воды в рот набрали.
Чувства великой потери, как говорили на Большой земле, здесь никто не испытывал, скорее, наоборот, сдерживать приходилось радость. Радость, что наконец-то, возможно, эта тирания кончится, сократят срока, а может быть, и амнистируют, хотя эта надежда теплилась где-то глубоко в подсознании. Мне казалось, что смерть Сталина должна внести коррективы в политическую жизнь страны и не может не изменить внутреннее положение государства, в частности, оно должно напрямую коснуться нашего брата — ссыльных и заключенных, осужденных по 58-й статье. Вопрос только, в какую сторону: либо еще крепче завернут гайки, а может, будет послабление.
Вторит ему и узник Горлага Ян Минорович:
— За неделю до смерти Сталина меня вызвал майор и сказал с глубокой печалью, что Сталин болен. А я на это: «Я уж думал, что он никогда не умрет, но, как видно, подошла и его очередь!» Майор велел мне об этом молчать. И через несколько дней лагерные радиоточки передали сообщение о смерти Сталина. В лагере радость и веселье, а за оградой, у энкавэдэшников, траур и плач.
По-своему встретили смерть Сталина и те, кто к этому дню имел позорное тогда звание «дети врагов народа». Такой была Элита Шишкина:
— День смерти Сталина я вспоминаю с самоиронией. Помню, как я стояла у репродуктора, держала дочь на руках, слушала траурный голос и плакала. Как жить будем без вождя? А ведь он сыграл зловещую роль в судьбе мамы, отчима. Уже в 1936 году мой отчим, главный электрик комбината «Запорожсталь», ставший з/к Норильлага, пешком шел из Дудинки в Норильск. В 1937 году арестовали, как жену врага народа, маму, работавшую в ЦК партии Украины. И, зная все это и многое другое, я стояла и плакала. С утра до вечера столько лет нам вколачивали в мозги: Сталин, Сталин, все только благодаря ему. Мы были как собака на цепи, которая на шаг от будки не удалялась, а тут вдруг нас от цепи освободили, и мы не знаем, куда идти, что делать теперь. Помню, как после XX съезда, разоблачившего культ личности Сталина, в Норильск приезжали поэты, и один из них (фамилию не помню) прочитал стихотворение, которое пролежало у него 12 лет.
Ну а потом вся страна впала в траур. В Москве прошли похороны и грандиозная давка, в которой погибли сотни ни в чем не повинных людей. Казалось, что умерший вождь забирает с собой на тот свет свои последние жертвы. В Сибири эту кровавую «дань» тоже отдали Иосифу Виссарионовичу.
Кто? Например, двадцатидвухлетняя Вера Дороненко, техник-синоптик метеостанции на станции Клюквенная Красноярского края: через 2-3 дня после смерти Сталина ее арестовали по доносу соседки, которой показалось, что Дороненко сожгла портрет Сталина. Или электросварщик Николай Панчук, арестованный в Красноярске 7 марта 1953 года за, как написано в приговоре, «высказывание в нетрезвом виде радости и удовлетворения по поводу смерти Сталина». Панчук был осужден 3 апреля и приговорен к 25 годам лагерей и 5 годам лишения, политических прав с конфискацией имущества. Приговор по его делу был изменен только 24 марта 1955 года — четверть века отсидки заменили на 5 лет лагерей без поражения в правах и без конфискации имущества. Реабилитирован Николай Панчук был только в 1993 году.
P.S. «КК» благодарит за предоставленные материалы Красноярское краевое общество «Мемориал».
«Красноярский комсомолец», № 8 (9211), 5 марта 2008 г.