Память
О том, как сталинские репрессии коснулись ее семьи, рассказала Галина Афанасьевна Буланцева:
– Мы жили в Новосибирске. Отец работал токарем в железнодорожных мастерских.
Однажды в 1943 году (мне было четыре с половиной года) я проснулась от шума. В
нашем доме ходили люди в темных шинелях, они что-то искали, лазили в подполье и
нашли какую-то шинель. В эту ночь отца забрали, а потом увезли и мать. Сказали,
что на папу был написан донос о том, будто он немецкий шпион. Били его так, что
он подписал все признания и был осужден в январе 1944 года военным трибуналом
Томской железной дороги по статье 58 часть 2 на десять лет лагерей. Отец был
токарем 7 разряда, очень классным специалистом, и его оставили в Новосибирске, в
Чкаловском районе. Он работал на заводе по ремонту самолетов. Маму выпустили
через три месяца. Ее тоже били, выколачивая признания, но она упорно твердила,
что ничего не знает, и ничего не подписала. Мою младшую сестренку, которой было
всего два месяца, старшая девятилетняя сестра приносила маме в тюрьму покормить.
Один раз в месяц нам давали свидания с отцом. Я помню: идет масса людей в серых одеждах – это вечером гнали заключенных с завода в лагерь. Масса колышется, а вокруг конвоиры с собаками. Когда я первый раз увидела отца, то бросилась к нему, и тут же передо мной оказалась огромная овчарка. Собаку от меня оттащили, а отец просидел в лагере до конца войны, хотя и делал за смену три нормы. Вышел он только в 1954 году, но и после этого у него пять лет было «поражение в правах». Хотя все знали, что его посадили по доносу и он ни в чем не виноват, на работу папа устроиться не мог. Начальник милиции посоветовал ему уехать из города, потому что человек, из-за которого в 1944 году отца посадили, увидев, что его освободили, написал новый донос. Мы уехали Караганду, и там я окончила школу и поступила в техникум. Почти все население Караганды состояло из высокообразованных зеков. Моими преподавателями в техникуме были профессора из московских вузов.
Через много лет в Новосибирске я видела того, из-за кого отца арестовали, – его показала мне моя старшая сестра. Оказывается, этот человек работал вместе с папой в железнодорожных мастерских. Отец был очень талантлив, и его собирались назначить мастером. Именно из-за зависти и был написан донос. Я хотела подойти к этому человеку, сходить в его семью, к его детям и рассказать о том, кто такой их отец. Но сестра удержала меня. Папа при жизни успел получить документ о реабилитации, который прислали ему в 1961 году: с него сняли судимость за отсутствием состава преступления. Когда я после смерти отца в 1975 году нашла эту бумагу, то долго плакала. Как реабилитированному, отцу дали половину дома и путевку в Кисловодск. У папы было много учеников, всю жизнь он работал токарем седьмого разряда. За свой труд получил награды: «Знак Почета» и медаль к столетию со дня рождения Ленина.
Мою маму долго не брали на работу как ЖВР – жену врага народа. Помог знакомый отца, он устроил ее на железную дорогу, где ей пришлось заниматься очень тяжелым трудом. Помните, Нонна Мордюкова и Римма Маркова идут по шпалам в оранжевых жилетах, с кувалдами? Старшая сестра гоже нигде не могла устроиться на работу. Я знаю, что те, кто нам помогал впоследствии тоже пострадали, как тот знакомый отца, который помог маме с работой и однажды прислал нам дрезину, чтобы вывезти картошку с поля, – его уволили.
Клеймо «дочери врага народа» было у меня все мое детство и юность. В школе я училась отлично, но меня никогда не награждали похвальными грамотами. Во время войны детям врагов народа не полагался паек, но мне всегда давали кусочек хлеба и ложку сахара – это моя учительница как могла поддерживала меня. Хорошо относились к нам соседи: они помогали покупать детям одежду и обувь. В пионеры меня приняли, но вот в летний пионерский лагерь никогда не брали. В комсомол сначала не принимали – не проходила моя анкета, и лишь в год смерти Сталина я стала комсомолкой.
Десять лет назад я ездила в Новосибирск, чтобы увидеть документы, связанные с заключением отца. Главный прокурор Новосибирской области показал мне папку, где, кроме постановления суда и того самого доноса, не было никаких документов. Я так плакала, увидев эту папку...
Когда вышла повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», отец прочитал ее и был потрясен: «Я как будто опять побывал там!»
Сегодняшняя Газета, www.sgzt.com
Четверг, 30 октября 2008 г.