Судьбы людские
Алексей Горячкин родился в 1950 году на втором отделении совхоза «Таежный». Это позже деревня получила официальное название - Большие Пруды, а изначально считалась отделением подсобного хозяйства Норильского горно-металлургического комбината. Как и все дети, Алёша учился в местной школе, среднюю окончил в Атаманово. У него были папа с мамой, сестры, и он не догадывался, что в отличие от своих сверстников имеет особый статус - репрессированного и что родился он в неволе. Родители на подобные темы с малыми детьми не разговаривали, потому прошлое отца долгое время для них оставалось тайной за семью печатями. Став взрослым, Алексей Николаевич понял, что его отец Николай Константинович Горячкин, 1913 года рождения, испытал много горя, лишений, но сумел выстоять и до конца дней оставался добрым, честным, трудолюбивым и отзывчивым человеком.
- Отец мой родом с Украины, из Днепропетровской области,- начал свой рассказ А.Н. Горячкин. - Там жил до войны со своей первой семьей, у него росли две дочери и сын. В начале войны его призвали в армию. В какой части воевал отец, не знаю. Был он рядовым. В конце 1942 года будучи раненым он попал в плен. С детства еще помню: когда отец в бане раздевался, я видел у него шрамы на спине и на руке. В 1945-м их лагерь освободили американцы, значит, содержался он где-то в западной части Германии.
Русских военнопленных американцы вывезли в Норвегию, но долго они там не задержались, по требованию правительства были возвращены на родину.
Отец, побывавший в фашистском плену, избежал участи многих: не был- приговорен по политической статье к отбыванию срока после войны в сталинских лагерях. Ему просто определили место ссылки - Сухобузимский район Красноярского края.
Внимательно читая список лиц, подвергшихся политическим репрессиям в период сталинского режима (389 фамилий жителей района), обнаруживаю среди них фамилию руководителя Сухобузимского производственного участка ОАО «Красноярскэнергосбыт» Алексея Николаевича Горячкина. Этот факт его биографии и явился поводом для встречи и разговора о далеком прошлом.
Жил он на втором отделении совхоза «Таежный», работал трактористом, комбайнером. Надо сказать, что отец многое в жизни умел. Он хорошо разбирался в технике, был токарем, слесарем, сварщиком. К тому же еще и мебель мастерил. В нашем доме многое было сделано его руками. Как память, храню отцовские табуретки с резными ножками. У моей племянницы Лены Романовой стоит дедовский буфет. До сих пор все крепкое.
Здесь, в Больших Прудах, в 1946 году отец встретился с моей матерью Матреной Денисовной. Мама, коренная сибирячка, жила в Кекуре и работала в колхозе. Ее первый муж погиб на войне, после него осталась маленькая дочка Галя, родившаяся в 1942 году.
В 1951 году отца с семьей, как неблагонадежного, переселили в д. Минжуль Емельяновского района, подальше от Железногорска, где размещался объект стратегического назначения - Горно-химический комбинат. Там он тоже работал в сельском хозяйстве.
В 1952 году отец был реабилитирован, а вместе с ним и его трое детей, родившихся в неволе. Это две мои старшие сестры - Валентина, Надежда - и я. А младшая Людмила, родившаяся в 1954 году, уже статуса репрессированной не имела.
Однажды после реабилитации отца командировали на уборку урожая на Украину. Съездил он туда, встретился с родными, и загорелось ему уехать на родину. Уговорил маму. Собрали нас, малышей, - и в дальний путь.
Приехали в деревню, которая называлась, кажется, Любимовка. Там же жила первая семья отца. Помню, пришли к нам в гости две девушки в нарядных платьях , сказали, что сестры. Но как-то так вышло, что связь с ними мы давно утратили.
Для мамы и для нас все там было непривычно. Вместо леса - степь. Беленые хаты - мазанки с глиняными полами, печь топят соломой. Заскучали все по далекой, милой сердцу Сибири. И однажды отец принял решение: «Собирайся, мать. Домой поедем». Так, через четыре месяца вернулись мы в Большие Пруды.
Первое время жили в бараке, на квартире у Константина Догадаева, тоже бывшего фронтовика. Хотя у них с женой своих пятеро детей было, да в нашей семье четверо малышей, но как-то в е умещались. Как говорится, жили в тесноте, но не в обиде. Потом совхоз выделил нам квартиру.
К сожалению, жизнь отца оборвалась внезапно и трагически 1 сентября 1963 года. Произошел несчастный случай на производстве. На зерносушилке вышел из строя подъемный конвейер. А поскольку три года назад отец ее сам монтировал и потом работал на ней, то руководство совхоза попросило его устранить неисправность. У мамы сердце словно чуяло беду. Она все уговаривала: «Не ходи, Николай, Богом прошу...». Но он пошел. Вдвоем со слесарем спустились в колодец, оба в респираторах, хотя нужны были противогазы. Бункер был полон. Внизу нечем дышать от едкого запаха прелого зерна. Оба потеряли сознание, отравившись угарным газом, и погибли. Похоронили их в одной могиле на кладбище в Шиверах. Мой отец, Николай Константинович, голубоглазый, русоволосый - настоящий славянин - по внешнему облику и по жизни был светлым человеком, всегда старался делать добро людям. Вечная ему память.
Хотя я родился в семье репрессированного, но могу с уверенностью сказать: ни на мне, ни на моих сестрах ущемление в правах отца никак не отразилось. Мы росли, как все наши сверстники, никаких намеков и обидных слов в наш адрес не было. После школы я два года служил на Дальнем Востоке связистом в отдельном ракетном корпусе. Затем поступил в Красноярский институт цветных металлов, успешно его окончил, получив диплом горного инженера-электрика. По направлению вуза уехал в Якутию и 23 года работал на комбинате «Индигирзолото»
Начинал мастером, закончил - главным механиком комбината. По северному стажу ушёл на пенсию. После вернулся в родной Сухобузимский район. У нас с супругой Тамарой Александровной взрослые дочь и сын, двое внуков. Сын рядом с нами. А дочь вышла замуж за украинца, живет в Донецке. Видимо, дедовы корни дали знать о себе.
Людмила Дубакова
Сельская жизнь (Сухобузимское) 07.11. 2008