На XIV Международном кинофестивале "Сталкер" фильм "Шарыповское дело" красноярского кинодокументалиста Ирины Зайцевой завоевал приз имени актера Георгия Жженова. Работу режиссера из Сибири выделили среди 37 документальных фильмов, представленных на суд жюри престижного конкурса, картина стала одним из пяти призеров.
Впрочем, это не первая российская и
международная награда Ирины Зайцевой. Более
половины ее работ отмечены победами в фестивалях различных уровней. До недавнего
времени режиссер представляла Красноярский филиал Свердловской
киностудии, поддерживала имидж сибирского документального кино. Под чьим брендом творит талантливый кинодокументалист сегодня, после ликвидации филиала, Ири на Зайцева рассказала "Городским новостям".
— Как выживают киноталанты в современных условиях, когда структура государственных киностудий разрушена?
- Красноярский филиал формально пока существует, стоит таким странным айсбергом - продан в рамках государственной программы приватизации. Что он закроется, было ясно давно. Над нами москвичи смеялись: поживете два-три года, и все. Поэтому еще до развала филиала я создала свою студию и, когда все свершилось, большой трагедии не испытывала. Мои коллеги сейчас тоже создают свои киностудии, хотят работать. У них осталась любовь к кинематографу и желание приложить свой талант, свои умения. А потому - становятся "три в одном". Сразу и продюсер, и режиссер, да еще зачастую и оператор. Из-за этого качество страдает. Сейчас чувствуется, что планка кинематографа в стране падает. Очень удобно быть просто режиссером. Ты не заботишься о финансовой стороне проекта или о пакете документов. Как писатель копаешься в архивах, выдумываешь форму, ищешь героев, пишешь заявки. И когда снял картину, показываешь редакторам, которые обязательно есть на каждой киностудии, проверяешь фильм на них. В процессе трений рождаются очень хорошие работы. А сейчас институт редактуры в России исчез.
— Наверное, исчез и принцип заявок, под которые государство выделяло средства на съемку?
- Бывший департамент кино постоянно реорганизуется. Я даже не знаю, как он сейчас называется. Приостановлен прием всех заявок, финансируют только те, что остались с прошлого года. "Шарыповское дело" мы уже снимали на деньги фонда Прохорова. Потом отрабатывали политику гранта.
— Ваш фильм - этакая историческая драма времен Гражданской войны. Чем заинтересовали события тех далеких лет вас, как режиссера, а также представителей фонда?
- В начале 20-х годов прошлого столетия в селе Шарыпово трое красных милиционеров убили 39 своих односельчан. Это факт необычайной жестокости. Не то чтобы руки по локоть, вся душа в крови. И меня заинтересовало, как с этим наследием живут дети и внуки тех милиционеров. Я считаю, что последующие поколения отвечают за поступки своих отцов и дедов, потому как сказано в писании "пролитая кровь будет отмщаться до третьего поколения". Потомки участников тех событий до сих пор живут в Шарыпове, но отказались сниматься.
— Возможно, они не знают, что произошло в начале прошлого века?
- Знают. Но дети убийц и жертв переженились. Видимо, внутри этих семей произошло прощение. Хотя до сих пор неясна психология того убийства.
По некоторым данным, красные обиделись на действия Колчаковской армии. Убивали они бесшумно - колотушкой по голове. Потом трупы раздели, вывезли в ближайшее болото. А одежду разделили между собой: "Имиташа жребия обо мне и разделиша ризу мою".
— Этакая библейская история?
- Вся наша жизнь стоит на этом: не убий, не укради, не прелюбодействуй. Можно брать любую заповедь и делать по ней кино. Это человеческая жизнь во всех ее проявлениях. Я люблю драму, рассказ о человеке. Когда собираешь информацию о любом герое, понимаешь, что он несовершенен, есть отрицательные черты, которые портят образ. И стараешься избавиться от них, идеализируешь, чтобы приподнять его над повседневностью. Создаешь образ того человека, которого любишь.
— Можно ли приподнять убийцу?
- Здесь были опосредованные герои. Этим "Шарыповское дело" выбивается из ряда других моих фильмов, Главное в нем - идея. Один мой герой сказал: "Мы несем ответственность за дела своих отцов. И пока мы не переживем геноцид, который совершили по отношению к своему народу в 20-е годы, не осознаем, что произошло тогда в стране, не поймем и сегодняшнего дня, внутренне не изменимся". Очень часто мы не понимаем, почему в нашей жизни что- то не происходит. Мы не достигаем цели, к которой идем, или нам мешает внутренний страх. Я осознаю, что есть генетический код - груз ошибок отцов и дедов, который не позволяет людям осуществить задуманное. Скажем, был ты на стороне белых, господь все дал тебе -дворянский род, изящный ум," но ты всю жизнь молчал (хорошая крестьянская позиция), и - твой потомок занимает не ту нишу, что мог бы.
— Вы ощущаете на себе влияние генетического кода?
- Безусловно. У моего отца была мудрая позиция скромности. Он был сыном кавалера четырех Георгиевских крестов. За это дед при советской власти семь лет сидел в тюрьме. А мать с тремя детьми - одна, И мой отец семилетним мальчиком постоянно получал пинки от соседа, который называл его "белогвардейским гаденышем" и заставлял чистить снег у своего крыльца. В 17 лет отец убежал на фронт, привез оттуда маленький трофейный пистолет и пришел к тому мужику, что издевался над ним в детстве. Говорит, еле удержали его от убийства. Я знаю отца, он мог бы быть социально значимым человеком, но занял другую нишу. Он был хорошим солдатом, но не стал сержантом — из скромности. Он специально терял документы на награды, чтобы его не повысили в звании. С одной стороны, во мне есть отцовское бесстрашие - саблю наголо и вперед, не зная, куда тебе прилетит, в лоб или по лбу. А с другой стороны, когда стоит вопрос конкретного выбора, я колеблюсь.
— Говорят, российское документальное кино стоит особняком, отличается от зарубежных фильмов?
- Я очень люблю польский кинематограф. Видела прекрасное кино из Германии. Для документалистов Европы характерен замечательный драматургический поиск. Они складывают свои картины идеально. Сейчас это присуще и русскому кино, но у нас берут такую российскую реалию - из трущоб, что поражают Запад. Например, замечательный фильм Костомарова "Мать". Он получил все международные призы, но у меня эта картина вызывает негативную реакцию. Это история женщины, у которой девять детей. Когда-то мать продала ее за бутылку водки своему партнеру. И от этого человека - все дети. Со своими детьми она разговаривает только матом, и все происходит в каком-то коровнике. Такая несчастная жизнь. Повторяемость поколений здесь отлично прослеживается, но я не могу согласиться с таким образом матери России. Мы, русские, отстаиваем идею материнства. Хотя для Запада важна идея отца, вечные гамлетовские проблемы. Может, желание идеализировать мешает мне реально посмотреть на жизнь России?
— А может быть, вы пытаетесь быть другой матерью? (у Ирины Зайцевой пятеро детей. - Ред.).
- Понятно, что воспитать детей - неимоверно тяжелая задача, которая требует полного самопожертвования, И всегда думаешь, взяли ли дети в свой багаж те нравственные принципы, которыми ты дорожишь. Однажды, когда мы всей семьей смотрели фильм об Андрее Тарковском, во время кульминации я ощутила, что все мы - я, муж и мои старшие дети - плачем. И в этот момент . поняла, что не напрасно прожила свою жизнь, Моим детям дороги те же фильмы, что я люблю. Те же литературные герои, те же музыкальные темы. Они открыли для себя другие ниши, мне недосягаемые, но в этот момент мы чувствовали друг друга. Во всем остальном мы можем расходиться как разные поколения - во взглядах, во вкусах. Но вот в этой тончайшей прослойке понимания есть для них понятие Бога. И мне не страшно умирать, я им все передала. И от этого испытываю счастье.
— Ваши дети чувствуют документальное кино, но насколько оно востребовано сегодня у остальной молодежи Красноярска?
- Молодежь вообще у нас удивительная. Раньше, когда мы ездили в Свердловск, с восхищением смотрели, что в кинозале одна молодежь. Кинематографисты Урала воспитывали подрастающее поколение. В Красноярске такого не было. Но недавно у меня прошла встреча в клубе "Зеркало", и я поняла, что у нас в городе - замечательная молодежь, восприимчивая. Нужно пахать на этой ниве. Создавать мощный просветительский поток. Тем более сейчас у нас есть повод собираться. Фестивали "Эхо России" и "Сталкер" консолидируют любителей документального кино. В центральной части России на таких мероприятиях сидит профессиональная публика, а у нас - простой зритель. Людей потрясают судьбы разных героев.
- Откликаются? Есть обратная связь со зрителем?
- После фильма проходит творческая встреча, режиссер отвечает на вопросы зрителей. Я всегда провоцирую людей. Ведь кино показываешь, чтобы узнать реакцию зала, человека, Очень интересный был отклик на "Шарыповское дело". Когда фильм закончился, зал разделился на "белых" и "красных". И те, и другие не' могли простить меня за то, что я их героев так жестко представила. И было видно, что общество до сих пор воюет, В 2008 году мне передали бразды правления регионального Союза кинематографистов. Сейчас мы разрабатываем проект поездок по краю - своеобразного киномарафона с творческими встречами. Я думаю, это будет действенная программа, которая поддержит интерес к документальному кино в Красноярье - и зрителей, и самих режиссеров. Ведь это оценка твоего труда. Когда ты открыт для людей, они могут говорить тебе все - и положительное, и отрицательное. Начинаешь взвешивать некоторые вещи. Это оценка собственного достоинства. Если его нет - чего пыжиться?
Елена ЛАЛЕТИНА
Городские новости 03.04.2009