На первую публикацию с таким же заголовком, появившуюся в «ЗП» 26 января 2010 года и рассказавшую о судьбах заключённых Норильлага, а по «совместительству» рыбарей норильского рыбозавода, немедленно откликнулась электронная почта: «Уважаемый Виктор, Бильжо — это мой дед, он сидел в Норильлаге и потом был расстрелян. А вот то, что он был на рыбозаводе, я не знал. Если узнаете хоть что–нибудь, пожалуйста, сообщите. Андрей Бильжо».
Многим, уверен, известен «отец» популярного рисованного Петровича, этакого российского Швейка, и ведущий телепередачи «Будьте здоровы!» врач и художник Андрей Бильжо, побывавший, кстати сказать, на одной из «кактусиад» в нашем городе.
Электронная записка Андрея Бильжо лишь ускорила исполнение обещанного мною читателям продолжения, которое и начну с норильской истории деда Андрея Георгиевича — Бильжо Виктора Осиповича.
Но прежде — небольшое объяснение.
Многие из публикаций, посвящённых истории города и основывающихся на архивных или музейных (разумеется, речь идёт о норильских учреждениях) документах, случается, расходятся с изложениями событий, подготовленными по источникам других хранилищ и различных общественных фондов. Если исключить недобросовестность авторов и их ангажированность, происходит это по причинам вранья и умолчаний, образовавших немалое число «чёрных дыр» и «белых пятен» в российской и, разумеется, норильской истории. Было, было что скрывать! Доискаться до сути и историкам–архивистам непросто при многочисленности запретов и «закрытостей», существующих и по сей день. Впрочем неисповедимость наших отечественных историй более туманна, чем пути Господни — пишу это не в оправдание, а в готовности принять с благодарностью словечко новое, фактик, любую подсказку на пути к правде.
Вот пишет в своей электронной «записке» Андрей Георгиевич Бильжо про РАССТРЕЛ
деда. А в Музее истории НПР документ подлинный (?), о другом свидетельствующий,
— «Заключение о смерти» Бильжо Виктора Осиповича (Иосиповича), 1884 года
рождения, наступившей «по причине» язвы желудка 17 февраля 1942 года! Место
смерти отсутствует... как и место захоронения. И родился документик сей –
согласен, сомнительный — на 15–м году после печального события, в сентябре
1956–го, в Сталинском районном загсе города Красноярска. Сегодня, спасибо, с
помощью выживших лагерных «переводчиков» язык инквизиции ГУЛАГа расшифрован.
Убийственность формулировок «10 лет без права переписки», эпидемическая
«внезапность» желудочных, сердечных, лёгочных (оч–чень «популярных») смертей с
явными гэбистскими симптомами всем известна.
«Инсульты», «инфаркты» и «язвы» возникали от порции свинца, плохо совместимой с жизнью. Знаем теперь и о рядовых «эскулапах», и о «кремлёвских светилах». Однако некоторые «вопросы языкознания» остались. Ведь мог же 58–летний, просто немолодой мужчина погибнуть в ТАКИХ УСЛОВИЯХ от язвы желудка? При урезанной и без того скудной лагерной военной пайке, о которой известно нынче до грамма? От жутких морозов зимы 1942–го? От трудов рабских? Мог? Мог...
***
Что в лагерной биографии Виктора Осиповича Бильжо был эпизод работы на рыбозаводе — более чем вероятно. Думаю, Андрей хорошо знаком с содержанием писем, написанных Виктором Осиповичем дочери Татьяне, о мытарствах на 503–й «железной» стройке под Игаркой в 1938–39 годах, а позже на строительстве (?) на озере Пясино, где «на горе стоял барак». Изыскательские работы на месте будущей дороги в конце 1940–х — начале 1950–х, точно, велись. А вот железнодорожного строительства в районе озера, по имеющимся сведениям, никогда не было — ни в пору интенсивного завоза грузов для строящегося комбината по Норило–Пясинскому речному маршруту, ни тем более позднее.
Зато «рыботочки» и «станки» проводчиков судов, грузчиков и прочего работного люда для непредвиденных разгрузок или освобождения судов от ледового плена оборудовались с лагерно–пуританской роскошью на берегах Пясины вплоть до Карского моря. Такой барак на холмистых берегах, описанный Виктором Осиповичем в посланиях родным, мог стоять, выходит, где угодно, но что понимать под «стройкой»?
Соотнеся содержание письма Виктора Осиповича о Пясине и прочитанное мною распоряжение по норильскому рыбозаводу о подготовке к путине 1941–го (такой документ с флотской расстановкой, бригадным распределением людей по видам работ и т. п. издавался ежегодно; там–то и отыскалась фамилия «Бильжо В. И.»), я пришёл к выводу, что В. О. Бильжо (кстати, есть и другое, лагерное, прочтение фамилии — БИЛЖО) какое–то время находился на рыбозаводских работах. Скорее всего, не в рыбаках. Возможно, в тарщиках, засольщиках или грузчиках. Впрочем и по всей Пясине в те годы активно рыбачили.
К сожалению, не все из немногих убережённых документов достались автору этих строк (разумеется, они были переданы позже архивистам), поскольку «первооткрыватели» их в развалинах рыбозавода, бывшие его работники Александр Власенко и Василий Мигов, часть журналов, служебных записок (всего не помню) и прочего забрали себе «для памяти». Я не спорил... Благо согласились прежде удовлетворить моё любопытство и КОЕ–ЧТО законспектировать. А фамилий там было немало... Я благодарен этим людям и за то, что впоследствии они искренно стремились помочь мне в поиске всяческих сведений и живых свидетелей истории рыбозавода. Уехал на материк теперь Александр Власенко, с Миговым мы потерялись; что стало с документами, им принадлежащими, я не знаю.
Как долго и на самом ли деле колотил рыбную тару или солил северную селёдку
талантливый изобретатель, педагог (преподавал в Полиграфическом институте в
Москве), автор книг по полиграфическим машинам Виктор Бильжо — об этом известно
ничтожно мало. Но ещё меньше — что являлся он «организатором плавок». Ни меньше
ни больше... По времени — начало 40-х — совпадает со становлением производства
никеля и кобальта. Полиграфист–металлург? По–видимому, рационализаторство В. О.
Бильжо, несомненные знания по цветному литью оказались весьма востребованными,
выдвинув его на ведущие роли в налаживании технологий. А если к этому прибавить
необходимость в фантастической смекалке и изворотливости в дефицитнейшие военные
годы?!
Виктор Осипович Бильжо – без преувеличений, один из строителей советской
полиграфии, как и многие патриоты по парадоксальной чудовищности обвинённый в
«преклонении перед Западом» (значит, 58–я, параграф 14–й тебе, вражина). В
1936–м он направил «кремлёвскому горцу» критическую записку о
неудовлетворительном положении с печатанием дензнаков в стране. Критику оценили
в пять лет лагерей. Для начала...
Высказывалось предположение (по–видимому, Виктор Осипович десятка не робкого был, делясь в прочитываемых операми письмах смелыми догадками), что «взяли» его «списочно» по делу Трифона (Семёна) Енукидзе, управляющего фабрикой Гознака, «за зажим стахановского движения». Стахановское движение от Енукидзе и Бильжо было спасено и широким фронтом двинулось, очаровывая державу; двинулись и его «недруги» не менее широким фронтом, заселяя окрестности ГУЛАГа и очаровываясь таймырскими и магаданскими просторами. «Каждому — своё», слыхивали?
Словом, был бы человек, мудро изрёк Иосиф Виссарионович, а статья найдётся. Нашлась... ставшая смертельной для ещё одного патриота, российского мастерового и умницы Виктора Осиповича Бильжо. «Да вспомнит Бог благосклонно их и всех праведников мира и отомстит за пролитую кровь...» («Молитва за души умерших»). Да будет так!
Виктор МАСКИН,
по материалам Музея
истории освоения и развития НПР
Заполярная правда 02.02.2010