Он учил любить русскую историю
Лев Черепнин был всемирно признанным ученым. После смерти Сталина его первым из советских историков пригласили преподавать в Сорбонне. Он читал курсы лекций в Бельгии, Швеции, Англии, Австрии, Венгрии, Румынии, Польше, Франции, Италии, был членом международных комиссий историков, а на родине до конца жизни опасался ареста. 12 апреля исполняется 105 лет со дня рождения классика отечественной исторической науки академика Льва Владимировича Черепнина
Лев Черепнин был автором общепризнанных в СССР концепций истории русских средних веков, главой самой большой школы советских медиевистов; его схема становления «русского централизованного государства» признавалась официальной, на ней строились школьные и вузовские учебники. То есть считался вполне советским историком. До такой степени советским, что в постперестроечный период имя Черепнина попало в список «мастодонтов застоя». В частности, в работе Ю.Н.Афанасьева «Феномен советской историографии» (а это своеобразный концепт всех нынешних вузовских курсов историографии как истории исторической науки) о роли академика говорится буквально следующее: спустя много лет «Л.В.Черепнин, историк, вне всякого сомнения, талантливый и продуктивный, назовет этот черносотенный шабаш (речь идет о погромах в исторической науке в связи со сталинской кампанией борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом конца 40-х годов – С.К.) широким обменом мнениями по вопросам методологии и теории, повышения уровня исторических трудов». Это правда, Черепнин действительно о позорных дискуссиях 40-х годов писал подобные вещи, а он был одним из основных авторитетов в области историографии. Но не вся правда – поскольку сам Черепнин и стал одной из жертв борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом.
В 1948-м и 1949 годах «космополитическими» и «непатриотическими» были объявлены работы Черепнина, в частности курс лекций по истории феодализма; его обвинили в «преклонении перед немецкой историографией» (он много писал о первых русских историках, а они были немецкого происхождения) и практически выгнали из Московского историко-архивного института. «Безыдейным», "недиалектичным» был признан даже учебник Черепнина по палеографии. (Палеография – это специальная историко-филологическая дисциплина, которая изучает письменные знаки древних рукописей, эволюцию букв, их написания и т.п., то есть по определению не может быть «безыдейной» или «партийной». По учебнику Л.В.Черепнина «Русская палеография» эту дисциплину до сих пор изучают студенты исторических факультетов.)
Несмотря на высокое положение в научной иерархии, Черепнин всегда оставался сторонником свободы в науке. В 70-е годы проходила последняя погромная кампания в советской исторической науке – травили молодого тогда ленинградского ученого Игоря Яковлевича Фроянова (его нынешняя неоднозначная политическая позиция отнюдь не умаляет заслуг Фроянова как основоположника питерской школы медиевистики). Он предложил свою концепцию истории Древней Руси, которая отрицала и классовый, и феодальный характер древнерусского государства. Это противоречило как официальному «марксизму», так и представлениям большинства советских историков, включая Л.В.Черепнина. Более того, именно на полемике с исследованиями Черепнина и была построена концепция ленинградского ученого. Черепнин сам вызвался стать оппонентом на защите докторской диссертации Фроянова и предложил присвоить ему ученую степень. Другие противники взглядов Фроянова поступали по-другому (это произошло уже после смерти Черепнина) – его запрещали печатать, «прорабатывали» в разных инстанциях. Похожая история была с великим русским ученым Александром Александровичем Зиминым. В 1964 году он написал книгу о «Слове о полку Игореве», в которой утверждал, что «Слово» на самом деле появилось как поздняя компиляция только в 80-е годы XVIII века, что вызвало крайнее раздражение как государственных, так и научных инстанций. Книгу издали под грифом «секретно» тиражом в 101 экземпляр для обсуждения в Академии наук с обязательным возвратом рукописи. Черепнин, как один из главных исследователей «Слова», конечно, был не согласен с Зиминым, но стал одним из немногих, кто поддержал выдающегося историка.
В середине 1970-х годов весьма влиятельный и неглупый первый секретарь Татарского обкома КПСС Фикрят Табеев обратился к Брежневу с предложением всесоюзно отметить 800-летие Казани. Политбюро рассмотрело вопрос и в принципе дало согласие, однако для приличия обратилось за заключением в Академию наук. Еще в 1894 году казанский градоначальник Сергей Дьяченко предлагал отпраздновать 500-летие Казани, но тогдашние историки, в том числе из Казанского университета, выступили против. Через 80 лет Табеев говорил уже о 800-летии города. Лев Владимирович Черепнин, естественно, дал отрицательное заключение в политбюро. В связи с представленными Черепниным документами всесоюзный юбилей тогда отменили. Правда, Татарский обком через три года после смерти Черепнина все-таки скромно отметил 800-летие, хотя в научной литературе по-прежнему утверждалось в соответствии с исторической правдой, что нынешняя Казань была основана в 1437 (была еще старая Казань – Иски-Казань, городище сохранилось, она находилась в 45 км от современной столицы Татарстана, была совсем другим городом и основана в конце XIII века). Но после этого в некоторых справочниках замелькала дата основания – 1177 год. Впрочем пять лет назад уже в международном масштабе отмечалось 1000-летие Казани. Но давно уже нет в живых Льва Владимировича Черепнина, да и вряд ли нынешние власти стали бы ориентироваться на историческую правду – у них совсем другие соображения...
История вокруг несостоявшегося юбилея Казани – одна из немногих, когда академик Черепнин контактировал с высокой властью, ему даже Государственную премию присудили посмертно, через четыре года после смерти. Он старался вообще не иметь дела с властью, в научном плане его интересы были далеки от сиюминутных политических проблем. Тем не менее высокие инстанции относились к академику очень настороженно. Политбюро и комитет партийного контроля несколько раз рассматривали ситуацию вокруг книги «1941, 22 июня» А.М.Некрича, советского историка, работавшего в одном институте с Черепниным. Книга была признана антисоветской, хотя таковой не являлась, сам Некрич вынужден был эмигрировать. К различным справкам, представленным в ЦК, прилагался список «неблагонадежных» сотрудников института истории АН (среди них был и первый документ, подписанный Ю.В.Андроповым в качестве председателя КГБ на следующий день после его назначения). В этом списке из 24 историков говорилось: «Черепнин Л.В. – привлекался к судебной ответственности по делу историков во главе с Платоновым». И хотя официально Лев Владимирович был реабилитирован в 1956 году и даже позже вступил в ряды КПСС, он продолжал находиться под неусыпным контролем органов безопасности идеологических инстанций.
Разумеется, Черепнин не забыл годы, которые он провел в лагере, хотя никогда и никому об этом не рассказывал. У него была тяжелая болезнь ног, в конце жизни он просто не мог ходить, но никто и не догадывался, что это последствия лагеря. Однажды на лесоповале от холода Черепнин укутал ноги пустыми мешками. Они оказались из-под негашеной извести – произошла реакция, и он сжег ноги до самых костей. Чудом тогда выжил. Дважды его пытались убить уголовники, страдал дистрофией. Позже в анкетах он указывал годы, проведенные в лагере, как «работу по контракту», и даже многие его ученики не знали этой страницы биографии ученого.
Конец гражданской войны Черепнин встретил в Крыму и имел возможность с последними пароходами покинуть страну, как это, например, сделал его старший товарищ Г.В.Вернадский. Но Черепнин хотел остаться в России, стать историком, как его дед и его отец. Отец, правда, настоятельно советовал выбрать технический вуз. Черепнин происходил из старомосковского боярского рода Сабуровых, которые состояли в родстве с Рюриковичами (из рода Сабуровых был и Борис Годунов); и в силу происхождения факультет общественных наук (истфаки большевики отменили) МГУ был для него закрыт. Однако Черепнин устроился вольнослушателем и даже потом поступил в аспирантуру РАНИОН. Его учителями были великие классики С.В.Бахрушин и А.И.Яковлев. Это обстоятельство и сыграло трагическую роль в биографии ученого. В 1930 году вместе со своими учителями он был арестован по сфальсифицированному делу «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России». Это была часть знаменитого «дела академиков» – ареста нескольких сотен историков и краеведов.
Стариков «пожалели» и отправили в ссыпку (А.И.Яковлев отбывал ее в Минусинске и даже работал в краеведческом музее), а молодежь – в лагеря, Черепнин попал на двинские камнеразработки. Через три года политика Сталина в отношении «буржуазных» историков радикально изменилась – их вернули из ссылок и тюрем, поручили писать учебники, они стали получать всевозможные награды и звания. Но это касалось историков старшего поколения вроде Е.В.Тарле и С.В.Бахрушина. Черепнин вышел из лагеря без права проживания в больших городах и постоянной работы. Вплоть до начала Великой Отечественной войны он скитался без прописки по знакомым и, опасаясь повторного ареста, никогда не ночевал два раза подряд в одной квартире. Работал по временным договорам с библиотеками, архивами и в сельской школе учителем. На фронт его не взяли из-за инвалидности, полученной в лагере. А в 1942 году заведующий кафедрой вспомогательных исторических дисциплин историко-архивного института А.Н.Сперанский помог устроиться в институт заведующим кабинетом. Институт находился в системе НКВД, и Черепнин автоматически получил прописку. Тогда и началась его основная весьма плодотворная научная деятельность, и уже через десять лет он получил мировое признание.
Умер Л.В.Черепнин 12 июня 1977 года. Его последними с ужасом сказанными словами стали: «За что? Я ни в чем не виноват». Так умирающий историк воспринял форму милиционера, которого попросили помочь перенести носилки с академиком. До конца жизни он боялся ареста...
Сергей Комарицын,
ЦГИК «Текущий момент»
«Городские новости», № 50 (2151), 09.04.2010 г.