65-летие Великой Победы
В годы Великой Отечественной войны в нашем районе действовало несколько детских домов. Жительница Подсопок Фрида Давыдовна БАРАНОВА (БАУЭР) росла, а потом и работала в местном детдоме.
На снимке: воспитанники Подсопочного детского дома и учащиеся сельской школы.
1948 год.
Фото предоставлено библиотекарем Подсопочной сельской библиотеки В.И. Пригодой
В 1941-м году девятилетняя Фрида Бауэр пошла в первый класс сельской школы
Штрассбурга Палласовского района. Родители работали в колхозе, а кроме
Фриды,в семье подрастала маленькая Ирма. Учеба оказалась недолгой.
- Мы только и успели выучить, как учительницу зовут да как в школе себя вести надо. А к алфавиту даже и не приступали. Дней 10 всего и учились, когда нам, как гром с неба, объявили, что всех немцев выселяют в Сибирь.
Большим семьям было легче: они могли прихватить с собой больше вещей, некоторые брали и швейные машинки. А ее родители взяли только самое необходимое из одежды да еду в дорогу.
Отец - Давыд Бауэр, был немолод. Когда родилась младшая Ирма, ему уже перевалило за шестой десяток. Когда людей рассаживали по эшелонам, отец стремился попасть в один поезд со своими старшими сыновьями от первого брака - Александром и Давыдом. Думал, вместе легче будет выжить на новом месте. Но первую семью отправили в другом поезде в Казахстан, а самого с женой и дочерьми - в Сибирь.
Фрида Давыдовна вспоминает, что пришлось долго ехать в поезде. Иногда он останавливался, и пассажирам выдавали паек: кусочек хлеба, кашу и морс. Прибыли к месту назначения, в деревню Берег-Таскино, только поздней осенью.
Родителям приходилось выполнять любую работу за кусок хлеба. О том, чтобы Фриде вновь начать учиться, и речи не было. Потом семью Бауэр переселили в Красные Горки. Но и здесь не нашлось им заработка. В крайней нужде прошел год. Тяжело заболела мама. Но она не оставляла заботу о детях, из последних сил добывая им пропитание.
- Однажды родители отправились на поле собирать колоски. Была поздняя осень, но на стерне можно было найти мелкие колосья. Вдруг мама упала. И в избушке, что стояла на поле, умерла. Больному отцу стало не под силу одному воспитывать нас с сестрой. Поэтому он вынужден был отдать нас в детский дом.
Вероятно, Давыд рассудил, что здесь по крайней мере им каждый день дадут кусок хлеба. Детдом в Атаманово был переполнен, поэтому девочек отправили в Кекур, где было такое же учреждение. Отец регулярно навещал дочерей. Но однажды он не пришел. Позже сестрам Бауэр сообщили, что встреч с отцом больше никогда не будет. Он умер.
Шел 1943-й год, самый разгар войны. О времени, проведенном в Кекурском детдоме, я помню немногое. Он располагался в двухэтажном каменном и очень холодном здании. Сразу вспоминается острое чувство голода, которое не покидало ни на секунду. Хлеба-то, бывало, по неделе не давали. Здесь не было школьных занятий. Нас учили не письму и чтению. Помню, мы все вместе шили себе вручную нижнее белье и рубахи из черного ситца.
В 1944 году в Кекурский детдом с проверкой приехали врачи из райцентра. И ахнули. Дети были крайне истощены.
- Я помню, взрослые потом говорили между собой, что кто-то сообщил районным властям о нашем бедственном положении. Потому и приехали не только врачи, но и проверка из райкома. Говорили, что в каменных подвалах детского дома обнаружили настоящий склад, где были и мешки с мукой и крупами, и консервы, и рулоны ткани, предназначавшейся детям на платье. Шептались, что директора посадили.
Как бы там ни было, детский дом в Кекуре расформировали. Детей, что покрепче, отправили в Атаманово.
- А нас, 25 заморышей, первых кандидатов на голодную смерть, сразу увезли на лечение. Видимо, врачи опасались, что живыми до райцентра нас не довезут. Поэтому на пяти подводах доставили в Высотино. В местной школе сдвинули столы, на них нас и уложили. Здесь начали лечение.
Спустя некоторое время детдомовцев отправили в районную больницу. И всех поместили в одну, 6-ю, палату. Настоящим лакомством казались молоко и сахар. Их давали истощенным детям каждый день. Но, кроме того, полагалось и лекарство. Фрида Давыдовна и сейчас помнит горький вкус этой темной жидкости и запах полыни, наполнявший палату, когда вносили снадобье.
Дети пошли на поправку. Из больницы их перевели в Подсопочный детский дом.
- Только здесь я снова села за парту. Учитель спрашивает: в каком, мол, классе училась? А мне стыдно признаться, что даже алфавита не знаю, и говорю: «В четвертый пойду!» Да какое там «четвертый»! Хотя мне шел уже 14-й год, определили только во второй класс.
Считать-то у меня получалось, а вот с чтением и письмом беда. Азбуку выучила сама, читать научилась, а вот писать правильно все никак не получалось. Как говорю - так и пишу. Буквы «т», «з» и «ш» все время путала. И ведь я не одна такая была.
В Подсопочном детдоме воспитывали 120 детей, многие были из поволжских немцев, их матерей забрали в трудармию. Учили ребят не столько грамоте, сколько труду. У учреждения было собственное подсобное хозяйство - шесть коров, свиньи, птица. А еще пашня. Колхоз помогал вспахать землю, а детдомовцы, кто постарше, сами сеяли и жали пшеницу. Молотили колосья тоже самостоятельно.
- Три раза в месяц водили в баню. Но это не спасало от паразитов. Вши заедали. Однажды к нам приехала проверяющая из райздрава. Но как ей сообщить, что мы страдаем от кровососов? Тогда пошли на хитрость. У колхозной конюшни было небольшое кожевенное предприятие. Мять кожи ходили наши ребята. Они и набрали откормленных скотских вшей со свежих шкур и принесли тайком в спичечном коробке в детдом.
Сотрудник райздрава собиралась остаться ночевать. Кастелянша постелила ей в отдельной комнате чистое белье и увела гостью ужинать. В ее отсутствие мальчишки пробрались к постели, да и вывернули на простыни содержимое своего коробка. Мы, зная об их замысле, замерли в ожидании, даже дышать боялись. Вот она вернулась. И тут раздался крик! Наша гостья откинула одеяло и увидела огромных вшей, ползающих по ее постели. Что тут началось! Всех подняли, стали осматривать. Успокоился детдом только поздней ночью.
А утром уже топилась баня. Из райцентра привезли специальный жарочный шкаф и «прожарили» в нем все белье и одежду. Так избавились от вшей.
- Только тем здесь было лучше, что кормили щедрее. Все равно приходилось несладко. Были воспитатели, которые нас жалели и относились по-человечески. Такие, как моя любимая воспитательница - Нина Макаровна Лесная. А были и другие.
Кончилась наконец война. Но в памяти Фриды Бауэр День Победы не остался ярким счастливым днем надежды. Из трудармии возвращались матери воспитанников Подсопочного детдома, забирали своих детей. А за Фридой и Ирмой некому было приехать. И ближайшее будущее представлялось сестрам совсем не радужным.
- В детдоме воспитанники содержались до шестнадцатилетия. Перед выпуском нас подвели к куче списанных вещей. Здесь вперемешку лежали изношенные одежда и обувь, рваные одеяла, штопаное-перештопанное постельное белье. Берите, дескать, кому что надо.
А еще детдом дал работу. Вот первая запись в трудовой книжке Фриды Давыдовны, датированная 1948 годом: «Принята скотницей подсобного хозяйства Подсопочного детского дома». Кроме копеечного заработка, она получала еще от детдома по 500 граммов хлеба каждый день. А вот жить девушке было негде. Но мир не без добрых людей. Нашелся человек, который пожалел сироту. Повар детдома Елизавета Александровна Моносова стала девушке второй матерью. У бабы Лизы, как ее все звали, не было детей и мужа.
- Она жалела меня. Подкармливала, когда что-то оставалось после обеда. А потом, когда в 1950-м году детдом расформировали, она купила домишко и взяла меня к себе.
После выпуска из детдома Фриду Давыдовну поставили на учет в комендатуру. Для нее, как и для других депортированных и ссыльных, была обязательной унизительная процедура ежемесячной «отметки».
- Несколько лет нам, немцам, нельзя было никуда выезжать. После расформирования детдома, воспитанников отправили в Атаманово, а оттуда расселили по деревням. Сестру мою Ирочку (ее уже давно никто не звал Ирмой) отправили в Ковригино, еще двоих девочек - Люсю Вохмину и Веру Лейман - в Шестаково. А мне нельзя было даже съездить сестру проведать. Или вот летом наберешь ягоды, а продать лишнюю не можешь. Если местные согласятся взять с собой в город на продажу ведро-другое, и на том спасибо. А вообще односельчане относились к нам, немцам, дружелюбно.
После расформирования детдома, Фриду Давыдовну приняли помощником мастера на Подсопочный маслозавод, потом - дояркой в колхоз. Она вышла замуж, но семейная жизнь не сложилась. Воспитывать сына и дочь пришлось одной. Тяжело было. Случалось оставлять детей одних под замком и бежать на ферму. Фрида Давыдовна была одной из передовых доярок Миндерлинского совхоза, в состав которого вошел колхоз им. Куйбышева.
- Работала по 360 дней в году, без выходных и отпусков. Заработала звание ударника социалистического труда и орден Трудового Красного Знамени. Трудилась я ради детей. Так хотелось дать им то, чего сама не получила в детстве. Чтобы они не нуждались, получили образование и главное - родительскую любовь, которой мы были лишены... А в 1977 году мне, как передовой доярке, дали вот эту квартиру.
Она и сейчас живет в этой крошечной квартирке с комнатками-клетушками и разваливающейся печкой. Навещает старенькую маму сын Альберт, проведывают внуки и правнуки, приезжает из Железногорска дочь Надежда. Но с каждым годом жить одной все тяжелее. Некому привезти воды из дальней колонки, очистить от снега двор. Приходится просить людей и платить им за услуги из своей небольшой пенсии. А в одинокие вечера собеседником становится телевизор. Иногда он показывает ей воспитанников нынешних детских домов.
- Сейчас в детдомах хорошие условия. Видишь на экране сытых и красиво одетых детей, светлые палаты и классы, множество ярких игрушек. Но кто знает, что происходит в этом детдоме, когда за репортерами закрываются двери? Детский дом, каким бы хорошим он ни был, все равно остается казенным учреждением и никогда не станет настоящим домом.
Воспитанницы Подсопочного детского дома Тамара Беляева и Лилия Парникова. Фото
из личного архива Ф.Д. Барановой.
Наталья Головина
Сельская жизнь (Сухобузимское) 11.06.2010