Сегодня уже ни для кого не секрет, что все крупные и значимые стройки в первой половине и середине прошлого века велись с применением дармовой рабочей силы — заключенных. Большинство населенных пунктов нашего региона в годы тоталитарного режима возникали по одному сценарию: непроходимая тайга — открытие месторождения — несколько бараков для зэков... Первоначально эти новые поселки представляли собой сплошную строительную площадку. Примером тому служит Сорск, своим рождением обязанный молибденовому месторождению, открытому около века назад. Истории же городов неразрывно связаны с биографиями их жителей.
Фаина Панченко в Сорске старожил. В 1949 году в поселок, возникший рядом со
строящимся молибденовым комбинатом, ее привезли родители.
— До этого года наша семья жила в Артемовске, откуда моего отца, Кондрата Петровича Устинова, пригласили на работу в Канск, — вспоминает Фаина Кондратьевна. — Папа приехал на рудник, встретился с руководством, ему предложили должность главного инженера, даже квартиру пообещали. Он отправился за семьей, но на обратном пути услышал о строящемся молибденовом комбинате. Решил посмотреть и вышел на станции Ербинская. Дело было в июне, а в это время природа здесь — настоящий рай. Видимо, отцу голову вскружил таежный воздух и аромат луговых цветов. К тому же родители всегда держали хозяйство, а тут такие угодья для скота, покосы. Да еще папа по натуре был романтиком. Словом, он принял решение везти семью в поселок, расположенный рядом со строящимся комбинатом.
В Дзержинском (это название поселка так и не прижилось, местные жители называли его Сорой) жилья не было. Первым кровом для Устиновых стала палатка. Но с тремя ребятишками под такой крышей долго не проживешь. Вскоре главе семьи удалось купить сруб бани, со всей оравой сюда и переселились, одновременно жилье достраивали.
— Первое время мама часто плакала. Она говорила отцу: “Да что тебя сюда занесло?” — продолжает Фаина Панченко. — В домике, где мы жили, комнату от кухни разделяла печка. Малюсенькая кухонька — величиной с большой стол. Нас пятеро, да еще и квартирантов пустили — молодую семью с маленькими детьми. Так и зимовали вдевятером в неоштукатуренной баньке… Приехали мы в начале сентября, я должна была пойти в четвертый класс. Старший брат — в восьмой. Но в поселке была только семилетка. Брата отправили продолжать образование на станцию Сон. Так две зимы в баньке мы и пережили.
Устиновы завели и корову. Стайки же для нее не было. Когда начались ветры и сильные морозы, буренке сшили палатку из брезента… В 1949 году электричества к Дзержинскому еще не подвели. Сначала работал небольшой движок, но обеспечить весь поселок электроэнергией он не мог. Потом появился энергопоезд.
— Часов до 10 вечера он подавал электричество, а потом поселок погружался во тьму, — говорит женщина. — Помню, уроки иногда приходилось доделывать с керосиновой лампой.
В конце сороковых шел разговор лишь о строительстве поселка на реке Сора, про город тогда еще никто не думал.
— Папа присутствовал на собрании, когда решали, где строить поселок, — продолжает Фаина Кондратьевна. — Так как строительство вели в основном заключенные, то на собрании было много представителей системы МВД и лишь двое гражданских, один из которых — мой отец. Он предлагал строить поселок на месте, где сейчас находится станция Ербинская. Там и площадь позволяет, и железная дорога рядом. Но люди в погонах с ним не согласились. Они рассуждали с точки зрения приезжих, которые здесь жить не будут.
Как вспоминают старожилы, все объекты в поселке Дзержинский были огорожены в одной зоне. Вольнонаемных было мало. Из десяти тысяч, содержащихся в лагерях, одновременно на смену выходило три — четыре тысячи заключенных. Почти все работы проводили вручную. Комбинат тогда назывался Юго-Западным горно-промышленным управлением. Поначалу уголовников и политических содержали вместе, но вскоре разделили. Привозили на строящийся комбинат и женщин-заключенных, но пробыли они здесь недолго: в мужских бараках начались волнения... Не прошло и года — женщин в лагере не стало.
Кондрат Устинов был из той породы людей, про которых говорят: мастер на все руки. Так как замену на производстве ему, специалисту высокого уровня, было найти очень сложно, у него была броня на протяжении всей Великой Отечественной войны. Дочь Устинова рассказывает:
— Как-то отцу все же пришла повестка. Мама даже собрала ему котомку. Утром он должен был уйти на фронт. Но ночью приехал директор комбината и сказал: “Останешься в тылу. Заменить тебя некем”. А вот в Гражданской папа участвовал. Ему тогда было лет 14. Семья жила в Идринском Красноярского края. Папа рассказывал, иной раз дадут ему задание увезти депешу в какую-нибудь деревню. Говорят, что там красные стоят. Он приезжает, а там уже белые. Возвращается или начинает искать своих. По молодости он шустрый был. Белые его поймают, закроют где-нибудь в сарае, но ему всегда удавалось сбежать. (Любопытно, что семья Устиновых с насиженных мест вынуждена была бежать в Артемовск, спасаясь от репрессий. Но вернемся к строительству молибденового комбината.)
Производство Кондрат Устинов знал отлично. За долгие годы он поработал на всех объектах молибденового комбината. Начинал же со строительства “хозпитьевого” водопровода.
— Заключенных на строительство пригнали много, — рассказывает Фаина Кондратьевна. — В бараках было тесно, стали сколачивать новые. Построили. Надо их оборудовать, банно-прачечный комбинат нужен, столовая... Отца мы дома почти не видели. В пять утра он уходил на работу, возвращался к ночи. Иногда вечером сидим, ждем папу, а его нет. Думаем, живой ли. Все-таки с заключенными работает. Были случаи, когда отец делал им замечание: “Ройте траншею глубже, чтобы не промерзало”. А они ему в ответ: “Начальник, не переживай. Тебе на могилу хватит”. Сколько раз ему в карманы подкидывали деньги, чтобы он наряды заключенным закрывал. Сунет руку в карман, а там деньги. Но папа был человеком умным, принципиальным. Ни разу ни у кого рубля не взял. Вытащит деньги и при всех скажет: “Чтобы больше этого не было”. Постепенно взятки давать перестали. Заключенные стали даже уважать Кондрата Устинова за принципиальность. Фаина Кондратьевна вспоминает:
— Когда рабочий день затягивался до полуночи, заключенные говорили отцу: “Кондрат Петрович, ну чего ты пойдешь домой? Оставайся ночевать с нами. Пока ты придешь, пока поешь, на сон времени совсем мало останется”. “Меня же дома ждут, потеряют, — отвечает отец. — Да и поужинать надо”. А они ему в ответ: “Утром мы крикнем, чтобы твоей хозяйке передали, что ты у нас ночевал. И накормим тебя”. Сколько раз отец в бараках вместе с заключенными ночевал… Утром, когда идет колонна, нам кричат: “Ребятишки, скажите мамке, что Кондрат Петрович жив-здоров”. Про заключенных отец говорил, что в основном они добропорядочные люди, есть среди них, конечно, и преступники, но и те — не звери.
Будучи школьницей, Фаина старалась выйти из дома на уроки пораньше. Иначе приходилось ждать, пока пройдет длинная колонна осужденных. Тогда ей казалось, что она нескончаемая. Было ощущение, что время остановилось, а люди в мрачной арестантской робе шли и шли...
Большинство зэков, работавших на строительстве молибденового комбината, были приговорены к “25 и пять”. Этот срок расшифровывался как 25 лет заключения под стражей, пять лет ссылки и еще пять — поражения в правах. Заключенные освобождались из сорских лагерей и селились здесь же. Среди них было много политических, встречались очень грамотные специалисты. Так, первый начальник ТЭЦ поселка был из числа заключенных.
То, что Кондрат Устинов почти целые сутки пропадал в зоне, не прошло даром. Сначала у него начался кашель, а потом ему поставили страшный по тем временам диагноз — туберкулез.
— Больницы как таковой не было. В зоне работал хирург Жариков, который лечил от всех болезней. А в поселке людей обслуживала детский врач Варвара Никифоровна, фамилию, к сожалению, я уже не помню, — продолжает рассказ Фаина Кондратьевна. — Варвара Никифоровна приехала в наш поселок к мужу, который сидел по политической статье. Варвара Никифоровна выписала папе какие-то лекарства, но кашель не проходил. Маме же отец про болезнь не говорил, боялся расстроить, так как у нее больное сердце. Врачи посоветовали отцу остаться в Соре: здесь высокогорье, разряженный воздух, а это хорошо для легких. Маме же с ее заболеванием врачи рекомендовали уехать. Родители долго думали: оставаться или уезжать. Наконец мама сказала, что нужно остаться здесь: “Трудиться я не могу, а детей поднимать надо. У тебя же здесь работа, тебя ценят”. Так мы и остались в Сорске. Несколько раз отцу давали путевки в санатории. К тому же у него всегда была тяга к жизни, и он смог преодолеть недуг.
…Кондрат Петрович Устинов давно ушел из жизни, но память об этом неординарном человеке, многое сделавшем для города, ставшего ему родным, жители Сорска хранят.
Наталия КОРОЛЬКОВА
Абакан — Сорск — Абакан
Хакасия. 15.02.2011