Ярким представителем сибирского крестьянства, вошедшим в политическую элиту советского государства, являлся Василий Григорьевич Яковенко. Его жизнь и деятельность, особенно в качестве партизанского вождя и государственного деятеля, широко освещались в очерковой, научно-справочной литературе и научных трудах. Однако многие аспекты участия Яковенко в политических событиях, начавшихся с 1917 года, показывались избирательно, затушёвывались или просто замалчивались. Новые материалы и документы позволяют уточнить некоторые факты, пересмотреть и значительно дополнить биографию этого человека.
Год рождения В. Г. Яковенко сообщался по-разному: некоторые авторы считали, что
он родился в 1888 году, другие же - в 1889-м. Лишь в последнее время
журналистами был разыскан документ, окончательно разрешающий этот спор.
Запись в метрической книге Богоявленской церкви села Тасеево Канского уезда Енисейской губернии свидетельствует о рождении у крестьян Яковенко Григория Федосеевича и Евдокии Ивановны сына Василия 3 марта 1889 года. Эта дата подтверждается и другими документами (автобиографией, анкетой) личного характера.
Со смертью отца Василий с девяти лет батрачил, сумел обзавестись хозяйством, состоявшим из четырёх лошадей, крупного рогатого скота и восьми десятин пашни. В молодости, вероятно, он не гнушался и уголовных деяний. Пытаясь опорочить его в глазах населения, антибольшевистская пресса потом сообщала, что Яковенко вместе с другим крестьянином был пойман на краже животных у местного жителя.
Проживая в селе, где было много политических ссыльных, Яковенко попал под их влияние. Самоучкой обрёл грамотность. В 1910 году, а по другим данным - весной 1911 года он был призван на военную службу, которую проходил в инженерно-сапёрных войсках. Во время Первой мировой войны Яковенко, став одним из лучших стрелков своей части и проявив храбрость, был произведён в унтер-офицеры с должностью командира взвода и награждён тремя орденами Святого Георгия.
К лету 1917 года Яковенко был направлен на службу в 16-й Сибирский запасной стрелковый полк, дислоцированный в городе Канске Енисейской губернии. Судя по документам и публикациям, здесь в июле он стал членом РСДРП(б). В сентябре того же года, вероятно, будучи в отпуске, выдвигался среди 16-ти лиц, предложенных Тасеевской большевистской организацией, кандидатом в земские гласные. Но в этом списке он значился как "29-летний солдат и беспартийный". Благодаря влиянию таких фронтовиков, как Яковенко, волостной сход села Тасеево 28 октября 1917 года проголосовал за список N 2, то есть за большевиков - членов Всероссийского учредительного собрания, и для борьбы с контрреволюцией создал солдатский комитет.
Местная организация РСДРП(б) являлась одной из самых сильных в Канском уезде. Численность большевиков в волости к декабрю 1917 года по сравнению с маем того же года увеличилась с 78 до 152 членов. Их них в самом Тасееве находились 50 человек. 12 декабря общее собрание тасеевских "революционеров", несмотря на протесты интеллигенции, приняло Устав ревкома.
Как военнослужащий Канского гарнизона, Яковенко был избран в уездный Совет рабочих и солдатских депутатов, а после октябрьских событий 1917 года стал председателем местной организации фронтовиков при Военно-революционном комитете. С конца того же года он, демобилизовавшись и являясь уполномоченным по продовольственным заготовкам и председателем Тасеевского волостного совета, активно занимался воплощением в жизнь политики большевиков.
С известием об антибольшевистском перевороте (июнь 1918 года) в селе Тасеево был организован Военно-революционный штаб (ВРШ). Красногвардейцы, среди которых активную роль играл Яковенко, выступили в район станции Клюквенная, но к боевым действиям опоздали. В то же время они совершили деяние, которое в советской историографии всячески замалчивалось.
18 июня 1918 года вблизи Тасеева сторожевым постом отряда были захвачены направлявшиеся с приисков Южно-Енисейского горного округа в Канск кооператоры и известный в этих местах революционный деятель и член Всероссийского учредительного собрания П. М. Портянников. В прошлом это был матрос Балтийского флота, член партии социалистов-революционеров, впервые арестованный за революционную деятельность ещё в 1903 году, сосланный в Богучаны и работавший машинистом драги. Доставленный в красногвардейский лагерь, он затем исчез. По сведениям современного автора, труп Портянникова, обезображенный так, что его трудно было опознать, был брошен убийцами в лесу.
Прибывший 15 июля в Тасеево для ликвидации штабов и совдепов отряд из 30-ти милиционеров подверг аресту и увёз в Канск более 20 сторонников Советской власти. Среди них были члены ВРШ П. И. и А. П. Денисовы, бывший заведующий складом, передавший товары большевикам, и участник красногвардейского похода И. И. Крылов. Большинство же его деятелей (член Канского совдепа и начальник Тасеевского ВРШ Двоеглазов, член местного земельного отдела Яковлев и учитель Попович) успели скрыться.
Яковенко также избежал ареста. Вскоре по Канскому уезду был распространён приказ подполковника Б. Ф. Ушакова, которым он объявлялся вне закона. Спасла Яковенко от преследования семья кожевенного заводчика А. А. Муллова, на дочери которого, Марии Александровне, он позднее, в 1920 году, женился. Будущие родственники распространяли слухи, что Яковенко ушёл на восток, после чего поиски его новыми властями прекратились.
Вместе с тем в этой таёжной окраине ситуация с приходом новой власти изменилась незначительно. "Новые богатеи-большевики", накупившие на награбленные деньги скот и инвентарь, продолжали жить, как сообщала пресса того времени, "припеваючи", а некоторые занимались "углублением революции". Зажиточность их бросалась в глаза так, что собрание кооператоров, признав желательным создание в селе слесарно-механических мастерских, решило денежные средства изыскать у сторонников Советской власти. Но когда состоявшийся в декабре 1918 года сход сделал раскладку податей, то выяснилось, что крестьяне, "избалованные большевиками", платить их не хотят. Бывшие переселенцы, заселившие Тасеевский район, по свидетельству очевидцев, были наиболее открытыми "для восприятия идей коммунизма и всякого антиправительственного движения".
Оставшиеся на свободе местные "революционеры" являлись не только хорошими агитаторами. Среди участников убийства с ограблением, произошедшего вблизи села Фаначет, был задержан бывший каторжник, член продовольственного комитета Тасеевского совдепа, один из организаторов красногвардейского похода, а также, вероятно, убийца Портянникова - некий Ронов. Крестьяне называли его "знаменитым бандитом" и "адъютантом" Яковенко.
Скрываясь в тайге, Ф. А. Астафьев и В. Г. Яковенко создали группу повстанцев, которая 28 декабря 1918 года, захватив село Тасеево, арестовала должностных лиц и милиционеров. Собравшийся 2 января 1919 года крестьянский съезд избрал Военно-революционный штаб, высший орган военной и гражданской власти на территории Тасеевской (68 селений, в том числе 54 - переселенческих, 18,1 тысячи человек населения) и ещё четырёх волостей Канского уезда. Председателем ВРШ стал Яковенко.
Газеты того времени сообщали о событиях и лично о нём следующее: "Дореволюционный режим сделал Тасеево местом ссылки различных подонков... Бразды правления вновь принял главковерх Яковенко, бывший председатель последнего совдепа, - высокий, разбойный малый, из каковых вырабатываются хорошие инструкторы в армии". До войны он был малограмотным пастухом, но с фронта вернулся "с большевистской закваской и складной речью, говорить научился в специальной школе большевиков".
В январе 1919 года состоялся первый бой 218 тасеевских повстанцев с правительственным отрядом, победа в котором способствовала росту партизанского движения. Были созданы два эскадрона кавалерии, отряды лыжников и даже "серебряная рота" из лиц преклонного возраста общей численностью в 1,5 тысячи человек. Восстание привело к созданию так называемой Тасеевской партизанской республики. С расширением волостной территории ВРШ, во главе которого по-прежнему находился Яковенко, был переименован в районный. Власти приговорили его к расстрелу, за его голову назначили денежное вознаграждение.
Возглавлявшие повстанцев большевики являлись твёрдыми сторонниками Советской власти и защищали её решительно и даже жестоко. Согласно воспоминаниям полковника А. И. Камбалина, "знаменитый Тасеевский район, где красная партизанщина свила... прочное гнездо с первых дней переворота в Сибири, причинял много огорчений и забот Омскому правительству и красноярским местным властям. Дерзость красных партизан вынуждала власти усиленно охранять Сибирскую железную дорогу на перегонах от Красноярска до Нижне-Удинска, расходовать крупные воинские силы на ряд карательных экспедиций вглубь самого Тасеевского района..."
Первые из них, предпринятые колчаковским командованием в январе-феврале 1919 года разрозненными отрядами, оказались безуспешными. Создав превосходство в численности и вооружении, белые и их союзники во второй половине июня того же года вынудили партизан оставить занимаемую территорию. 17 июня колчаковцы вошли в Тасеево, а 24-го у реки Кайтым состоялся бой, после которого партизаны, отбившись, отступили на реку Ону, в таёжную глушь. От полного разгрома их, по мнению историков, спасла пассивная тактика, избранная противником и заключавшаяся в удержании за собой крупных селений путём устройства в них гарнизонов.
К середине июля 1919 года партизаны восстановили контроль над небольшими территориями ряда волостей. Состоявшийся 8-10 августа в селе Щекотурово I Армейский съезд, упразднив ВРШ, избрал Армейский совет под председательством Яковенко. Партизанские части были переформированы: вместо укомплектованных по территориальному принципу отрядов с выборным командным составом были созданы 3 пехотных и 3 кавалерийских полка, что способствовало укреплению дисциплины и повышению боеспособности бойцов.
Напротив, ослабленные переброской частей на основной фронт и вынужденные перейти к обороне колчаковцы сняли часть своих гарнизонов и сосредоточились в Тасеевской волости. Воспользовавшись этим, партизаны во второй половине сентября перешли к наступательным действиям и расширили зону своего присутствия. Командование их усилило внимание к организации тыла и налаживанию жизни населения. На съезде армейских делегатов в деревне Бакчет (15-24 ноября 1919 года) для руководства местными советами была учреждена должность специального комиссара по гражданским делам, с целью решения экономических вопросов создан совет народного хозяйства, а для борьбы с преступностью - военно-революционный трибунал и народные суды.
В конце 1919 года партизанам, одержавшим победы, сдались 10 гарнизонов, в частности в волостных сёлах Абан, Мокрушино и Христово-Рождественское, общей численностью около 5 тысяч человек. Партизанская армия, насчитывающая уже, по разным данным, от 3-х до 5-ти тысяч штыков и сабель, контролировала территорию Канского уезда к северу от Транссибирской магистрали, включающую 11 волостей с 85-ю тысячами жителей. Свои основные усилия партизаны сосредоточили на борьбе с отступавшими колчаковцами.
После подписания мирного договора Армейский совет переехал в Канск, поначалу не вводя партизанских отрядов. 17 января 1920 года уездный город был объявлен взятым частями Красной армии. В тот же день решением политработников 30-й дивизии Армейский совет был реорганизован в Канский уездный ревком, а Яковенко назначен его председателем.
Согласно выводам историков, борьба между тасеевскими партизанами и колчаковским режимом принесла местному населению в основном страдания: десятки людей погибли, сотни были расстреляны и замучены колчаковцами. Белые почти полностью сожгли Тасеево и ряд других селений. В соответствии с указом Верховного правителя от 3 июля 1919 года государственные земли, входившие в состав наделов местных крестьян, подлежали изъятию и передаче в фонд, предназначенный для устройства военнослужащих белой армии.
В это время Яковенко характеризовался его товарищем по оружию И. А. Теодоровичем как человек "безоговорочно преданный лозунгам Советской власти, дисциплинированный и трезвый..." Обращаясь к оценке его влияния на массы, этот очевидец сообщал, что "авторитет его среди крестьянства был поразительный. Вера в его личную честность и разумность повсеместна".
С приходом к власти новое руководство ставило широкие задачи. В Канском уезде предусматривалось строительство чугунно-литейного, лесопильных и кирпичных заводов, открытие 50-ти школ и политехнического техникума. К тому же Яковенко, начиная с февраля 1920 года, руководил Чекатифом - специальной комиссией, занимавшейся ликвидацией в Енисейской губернии эпидемии тифа. Избранный в августе того же года председателем Канского уездного исполкома, а в сентябре - членом губисполкома, он способствовал налаживанию новых отношений в деревне, в частности - организации Самойловского совхоза и Денисовской коммуны.
Советская власть использовала бывших партизан не только для усиления своего влияния на местах, но и в военных целях. Конные отряды тасеевцев, вошедшие в 30-ю дивизию в качестве дивизиона, названного Первым советским Кайтымским полком, в дальнейшем использовались в боях с каппелевцами, войсками Унгерна, Врангеля и Махно. В то же время лица, только что партизанившие, в силу непредсказуемости их поведения находились под пристальным наблюдением новых управленцев. Например, в мае 1920 года "назначенцы", недовольные тем, что бывшие партизаны заняли в Канском уезде все ответственные посты и "самоорганизовались", сообщали губернским органам об их слабой связи с парткомами и наличии среди этих лиц антисемитских и "реакционных" настроений.
В
связи с необходимостью пополнения Красной армии, сражавшейся с войсками
Пилсудского и Врангеля, свежими силами, Яковенко с конца августа 1920 года
проводил запись добровольцев из числа бывших канских партизан. Но на октябрьском
того же года пленуме Енисейского губкома РКП(б) ему пришлось уверять коммунистов
в том, что бывшие партизаны "будут на нашей стороне". В результате его
деятельности к декабрю 1920 года на фронт были отправлены 60 местных
коммунистов, а записались ещё 800 добровольцев.
Продразвёрстка, которой в Канском уезде сопротивлялись даже советские органы, и широкая мобилизация крестьян в Красную армию вызвали Голопуповское восстание. Для подавления мятежа и реквизиций хлеба в повстанческих местностях по приказу Яковенко были призваны 500 местных коммунистов и бывших партизан, из которых образовался конный дивизион. Эти лица требовали обмундирования и занимались в деревнях "самоснабжением", избиениями и незаконными арестами крестьян. Рассмотрев в их поведении угрозу нового Кронштадта, власти распустили часть добровольцев по домам.
Но решение Советской власти воздействовать на крестьян путём усиления деятельности своего деревенского актива спровоцировало его на террористические действия. Накануне Октябрьского праздника коммунисты села Христово-Рождественского Канского уезда обнаружили в одной из квартир якобы "контрреволюционное" собрание. В ночь на 7 ноября 1920 года 145 местных коммунистов были проинформированы о раскрытии "заговора" с целью подготовки антисоветского восстания. Объявив село на осадном положении, они постановили провести повальные обыски и осуществить "террор без суда и следствия". Выполняя это решение и воспользовавшись слухами о ночном налете "банды", караулы расстреляли в селах Христово-Рождественское и Шеломки 42 человека, в том числе служащих местных советов, кооперации и представителей интеллигенции.
26 декабря того же года выездная сессия губревтрибунала, перед которой предстали 128 обвиняемых, принимая во внимание, что события происходили во время "кулацкого" восстания, сочла расстрелы не самосудом, а актом вынужденной самозащиты. Под гром аплодисментов тысячной толпы присутствующих, пение ими "Интернационала", обвиняемые были оправданы.
Однако истинные масштабы "антикулацкого" террора на заседании этой сессии так и не были озвучены. По свидетельству Яковенко, в сёлах Христово-Рождественское, Шеломки, Тасеево, Нишино и Ингаш Канского уезда тогда были расстреляны 69 человек. Самосуды происходили и в других местностях уезда. Например, 10 и 17 ноября 1920 года в селах Агинское и Ульяново по обвинению в поддержке "бандитизма" и согласно решению местных коммунистов караульные убили, по разным оценкам, от 7-ми до 11-ти жителей, в частности, делопроизводителя волисполкома, агронома и священника - якобы при попытке к бегству. Осуждая самосуды как самочинные и недопустимые действия, Яковенко в той обстановке всё же оправдывал эти акции, считая их полезным средством в борьбе с хлебным саботажем.
По мнению очевидцев, одно присутствие Яковенко помогало устранить трудности в отношениях с канским крестьянством. В сложных ситуациях он был, сообщали они, "находчив, смел и лично влиятелен". Вскоре у Яковенко сложилось убеждение о необходимости пересмотра продовольственной политики партии. Он пишет записку "О применении новых методов при проведении продовольственных развёрсток" и оглашает её на собрании губернской партийной организации. В качестве брошюры под названием "Канский уревком" она в начале 1921 года была издана тысячным тиражом и разослана сибирским партийным органам, ЦК РКП(б), СНК, ВЦИКу, а два экземпляра направлены В. И. Ленину. Ознакомившись с этим документом и пометив надписью "В папку о продналоге", глава государства, вероятно, использовал его в своей работе.
Основные положения брошюры Яковенко, хотя с ними не соглашались такие руководители, как председатель Сибревкома И. Н. Смирнов, были одобрены на общесибирской партийной конференции. 1 апреля 1921 года Яковенко направил наркому продовольствия письмо, в котором критиковал Сибпродком за сильные "развёрсточные" настроения, порождающие разброд мнений на местах, и налоговый нажим на крестьянство, а также предлагал новые принципы установления налогов.
Представляя трудящихся Сибири на VIII Всероссийском съезде Советов, Яковенко голосовал за принятие плана ГОЭЛРО и был избран членом ВЦИК. Высоким являлся его авторитет среди коммунистов Канского уезда и Енисейской губернии: Яковенко являлся членом Енисейского губкома РКП(б), а весной 1921 года был вторично избран председателем уездного исполкома. Он резко выступал против тех лиц, которые намеревались искусственно отгородить партийные ряды от трудового крестьянства, ссылаясь на его зажиточность, неграмотность и политическую непросвещённость.
Однако развёрстку в Енисейской губернии продолжали собирать и после того, как её отменили в целом по стране, а крестьяне партизанских районов, разорённых войной, длительное время не могли восстановить свои хозяйства. Осаждая советские органы, жители Канского уезда просили выделения ставших дефицитными промышленных товаров, соли и хлеба. Будучи в Сибревкоме и используя свой авторитет, Яковенко был вынужден заниматься удовлетворением нужд бывших партизан и демобилизованных красноармейцев в кожевенных и железных изделиях, упряжи, оконном стекле и мануфактуре. Он всё сильнее, по наблюдению очевидца, становился "горячим сторонником нэпа" и в этом всё больше расходился с местными коммунистами, которые предпочитали строить свои отношения с деревней, используя чрезвычайные методы военного коммунизма.
Учитывая нездоровую обстановку, сложившуюся в Канске вокруг Яковенко, доверявшее ему губернское руководство в ноябре 1921 года рекомендовало его кандидатуру в качестве руководящего лица на судебном процессе по делу обвиняемых в "красном бандитизме" М. Х. Перевалова и других бывших ачинских партизан, а затем назначило Яковенко на должности заместителя председателя и заведующего отделом управления губисполкома. В декабре того же года он был избран делегатом IХ Всероссийского съезда Советов.
Ещё до приезда на этот съезд сибирской делегации В. И. Ленин знал о существовании Яковенко не только как автора предложений по изменению продовольственной политики. По его просьбе указать крестьян, хорошо знающих сельское хозяйство и пользующихся авторитетом среди населения, для привлечения их к работе в Наркомземе, об Яковенко, как талантливом руководителе масс, рассказал Ленину делегат X съезда РКП(б) И. М. Шер, один из ответственных партийных работников Красноярска. На запрос заместителя наркома земледелия И. А. Теодоровича блестящую характеристику Яковенко дал в прошлом партийно-советский руководитель Енисейской губернии А. П. Спундэ. В служебной записке он свидетельствовал, что Яковенко "был бесспорно лучшим по идейности сибирским партизаном", умеющим "сохранять постоянную прямо-таки интимную связь с крестьянством". Отметив его самостоятельность, сильный характер и организаторские способности, Спундэ рекомендовал Яковенко на всероссийскую работу.
Подбирая кандидатуру нового наркома земледелия, Ленин получил письмо Теодоровича об Яковенко. "Это - мужик... рослый, могучий, волосатый бородач от сохи, влюблённый в землю, - сообщал тот. - Я имел, скажу прямо, счастье, будучи подчинённым Яковенко партизаном, наблюдать его работу в течение года партизанства и полгода... при Советской власти. На мой взгляд, он будет очень уместен на посту мужицкого наркома. Его дисциплинированность, преданность Советской власти - вне сомнений".
С прочтением этого письма Ленин в ночь на 18 декабря направил телефонограмму Л. Б. Каменеву с предложением о том, чтобы на съезде как можно больше членов ЦК РКП(б) познакомилось с Яковенко, а 22 декабря обратился с просьбой к В. М. Молотову ускорить ознакомление членов Политбюро с сообщением Теодоровича. 24 декабря он посылает руководителю сибирской делегации Е. М. Ярославскому записку с просьбой не только самому высказать мнение, но и "собрать от всех находящихся здесь ответственных и влиятельных сибирских товарищей отзывы о крестьянине Яковенко...".
Вот некоторые вопросы Ленина о качествах личности Яковенко и ответы на них Ярославского: "...Опыт? - Непосредственное знакомство с советской работой. Уважение крестьянства? - Большое. Твёрдость? - Властный, твёрдый человек. Ум? - Умный, сметливый. Преданность Советской власти? - Преданность доказал и в период партизанства, и позже".
25 декабря В. И. Ленин пишет письмо В. М. Молотову с просьбой о поддержке кандидатуры Яковенко на заседании Политбюро ЦК РКП(б), а 26 декабря члены данного органа, обсудив предложение Ленина, одобрили назначение Яковенко на пост наркома. На встрече, состоявшейся 31 декабря, Яковенко произвёл на Ленина хорошее впечатление. Глава государства выразил уверенность, что он справится с работой в Наркомземе. 9 января 1922 года президиум ВЦИК утвердил Яковенко наркомом земледелия РСФСР.
Тогда же Яковенко был назначен ещё и заместителем председателя сельскохозяйственной комиссии, членом бюджетной комиссии ВЦИК. До 25 августа 1922 года он возглавлял комитет по земельному делу при его президиуме.
Но в отношениях Яковенко с енисейской партийно-советской номенклатурой порой наблюдалась напряжённость. Его предложение оказать помощь бывшим тасеевским партизанам, пострадавшим от белых, высказанное в телеграмме председателю Канского уисполкома Я. М. Банковичу, президиум Енисейского губкома РКП(б) 7 февраля 1922 года отклонил. Тогда нарком направил ходатайство на имя В. И. Ленина об отпуске средств для поддержания крестьян. После того, как тот в письме А. Д. Цюрупе от 27 апреля 1922 года назвал просьбу Яковенко политически важной, Наркомфин включил в смету расходов Наркомзема соответствующую сумму на восстановление данных крестьянских хозяйств.
Будучи государственным деятелем, Яковенко оставался доступен крестьянам. К совершавшему летом 1922 года инспекционную поездку по Сибири наркому крестьяне, увидев его подводу, запросто обращались с просьбой: "Вася, подпиши прошение". Когда Енисейский губисполком организовал обмен пушнины и валюты, имевшихся у Карской экспедиции, на американские машины, то приехавший в Красноярск Яковенко похвалил его председателя Л. Е. Гольдича за проявленные смелость и инициативу. Техника была раскуплена населением в двухмесячный срок. Не без влияния Яковенко от уплаты налога в дальнейшем был освобождён Партизанский район Канского уезда. Между тем, его отчёт о проделанной работе, опубликованный в газете "Канские крестьяне", вызвал недоумение в губкоме партии.
Выполняя обязанности наркома, Яковенко продолжал сотрудничество с В. И. Лениным. Весной 1922 года он организовал группу специалистов, которые изучили возможности использования авиамоторов в сельском хозяйстве, и сообщил об этом вождю. По его поручению нарком знакомится с питомником И. В. Мичурина и оказывает ему помощь. Яковенко высказывался против дробления крестьянских наделов и предлагал детально изучить возможности массового переселения крестьян в Сибирь. Под его руководством для повышения урожайности полей была резко расширена агрономическая пропаганда, увеличена сеть сельскохозяйственных курсов. Он развернул борьбу с канцелярщиной в земельных и сельскохозяйственных учреждениях.
Много чисто крестьянской расчётливости вложил Яковенко в организацию кредитной кооперации. Он был деятельным участником подготовки "Кодекса законов о земле". В постановлении ЦИК и СНК "О сельскохозяйственном налоге на 1923-1924 гг." были учтены почти все предложения Яковенко. По его настоянию большинство совхозов оказалось на хозрасчёте. Он стал одним из организаторов Всероссийской сельскохозяйственной выставки и сети Домов крестьянина как центров сельскохозяйственной и политической пропаганды.
Придавая большое значение распространению среди крестьянства новейших достижений, Яковенко в феврале и марте 1922 года впервые публично выступал на всероссийских съездах землеустроителей и агрономов, которые, по его мнению, должны были связать науку с практикой.
В день открытия Х Всероссийского съезда Советов газета "Известия" в качестве передовой опубликовала статью Яковенко, в которой он выдвигал задачу механизации и кооперации аграрного производства. На съезде Яковенко, уже в третий раз, был избран в члены ВЦИК, введён в его президиум и вновь утверждён наркомом земледелия. Был он и в числе членов ЦИК СССР первого состава.
В это время Яковенко работал в контакте с такими советскими государственными деятелями, как М. И. Калинин, А. Д. Цюрупа, Г. М. Кржижановский и Е. М. Ярославский. В докладе на ХII съезде РКП(б) Калинин назвал его фамилию в числе тех руководителей, которых он считал "выразителями и защитниками интересов крестьянства". С. М. Будённый позднее вспоминал, что это был "выдающийся народный вожак, стойкий коммунист, умный и душевный человек... Он знал и любил крестьянина, понимал его нужды, дорожил общенародным богатством - землей".
В день открытия Х Всероссийского съезда Советов газета "Известия" в качестве передовой опубликовала статью Яковенко, в которой он выдвигал задачу механизации и кооперации аграрного производства. На съезде Яковенко уже в третий раз был избран в члены ВЦИК, введён в его президиум и вновь утверждён наркомом земледелия. Был он и в числе членов ЦИК СССР первого состава.
В это время Яковенко работал в контакте с такими советскими государственными деятелями, как М. И. Калинин, А. Д. Цюрупа, Г. М. Кржижановский и Е. М. Ярославский. В докладе на ХII съезде РКП(б) Калинин назвал его фамилию в числе тех руководителей, которых он считал "выразителями и защитниками интересов крестьянства". С. М. Будённый позднее вспоминал, что это был "выдающийся народный вожак, стойкий коммунист, умный и душевный человек... Он знал и любил крестьянина, понимал его нужды, дорожил общенародным богатством - землёй".
Живя в Москве, Яковенко любил посещать театры, музеи, читать хорошую литературу, дружил с писателями И. М. Касаткиным, А. С. Новиковым-Прибоем и др. Во время же командировок в Сибирь его любимым занятием становилась охота.
Деятельность Яковенко на поприще наркома земледелия, так широко освещаемая в советское время, длилась недолго - до 7 июля 1923 года. Можно добавить, что ради дела он не боялся использовать в качестве служащих в НКЗ лиц с сомнительным политическим прошлым, а когда их арестовывали органы, то интересовался судьбой, обращаясь даже к чекистскому руководству. Так, в августе и сентябре 1922 года Яковенко запрашивал Г. Г. Ягоду о возможности возвращения на работу бывшего управленца Позигуна, просил Ф. Э. Дзержинского об изменении распоряжения о высылке за границу в прошлом министра продовольствия Временного правительства А. В. Пешехонова, как ответственного и незаменимого работника, лояльного к Советской власти.
Являясь делегатом ХII и ХIII съездов РКП(б), Яковенко в 1922 году был введён в постоянную комиссию при ЦК для собирания и изучения опыта работы партийных и советских органов в деревне. На ХIII съезде он, несмотря на недостаток партийного стажа, был избран в Центральную контрольную комиссию РКП(б), назначен членом коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции (НК РКИ), в качестве которого проработал с 31 мая 1924 года по 18 декабря 1925 года.
Будучи членом партийной тройки, он вместе с А. А. Сольцом разбирал дела троцкистов, среди которых были и его товарищи по прошлой работе. С избранием на I съезде Советов СССР (30 декабря 1922 года) Яковенко до января 1924 года являлся членом президиума ЦИК, а в период с 29 декабря 1924 года по 2 октября 1926 года работал наркомом социального обеспечения РСФСР.
Тогда же он по предложению работников Истпарта написал свои воспоминания под названием "Записки партизана". Бывшие партизаны в Красноярске, ознакомившись с рукописью, дали на неё положительные отзывы. Этот труд получил высокую оценку Л. Б. Троцкого. 10 июня 1924 года он писал автору: "Мне воспоминания очень понравились: написано точно, просто, строго фактически, без многословия и прочих грехов, обычных для воспоминаний... Стоит издать их отдельной книжкой".
Такие же отзывы на книгу в 1925-1927 годах регулярно печатали газеты "Правда" и "Беднота", журнал "Сибирские огни". В 1925 году агитационный отдел ЦК РКП(б) разослал её в качестве пособия в губернские партийные организации.
Значимость воспоминаний Яковенко заключалась не столько в показе героики борьбы крестьянских повстанцев с белыми, возникшей якобы в результате большевистского влияния, сколько в создании подлинного облика партизан и освещении реальных отношений, имевших место в их лагере.
Для лиц, воспитанных на коммунистической идеологии, считавшей главной ударной силой революционного процесса пролетариев и крестьянскую бедноту, совершенно неожиданным и нетерпимым стало заявление Яковенко о том, что Тасеевский ВРШ состоял из зажиточных крестьян, а партизаны по уровню своего прошлого материального достатка в основном являлись середняками. Свой тезис он подтвердил, указав, что, например, первый командующий североканскими партизанами Ф. А. Астафьев в прошлом, будучи зажиточным середняком, имел 20 лошадей, столько же голов крупного рогатого скота, полностью все уборочные машины и большие запасы пшеницы. Сменивший же его Н. М. Буда был выпускником городского училища, трижды раненым на фронте унтер-офицером лейб-гвардии Семёновского полка и кавалером ордена Святого Георгия.
Сообщение о высокой роли середняков в крестьянском повстанчестве, сделанное Яковенко, в дальнейшем получило научное подтверждение в исследованиях западного историка Эрика Р. Вульфа ("Крестьяне". Энглвуд Клифс, Нью Джерси, 1966). Согласно мнению последнего, среднее крестьянство, будучи консервативным в культурном развитии и скованным традиционной системой общественных отношений, в то же время являлось наиболее уязвимым к воздействию экономических перемен, вызванных коммерциализацией, и постоянно оказывалось наиболее действенным в подрыве крестьянского социального порядка и передаточным звеном в распространении брожения и политических идей из города.
Вывод его гласил: только крестьяне-середняки, не стеснённые какой-либо властью и живущие на периферии относительно центров государственного контроля, располагающие широкими возможностями, которые позволяли им обладать максимальной тактической свободой, были способны к длительному повстанчеству. Правильность такого суждения, наряду с оговоркой о том, что "пехотой революции" служили и батрацко-бедняцкие слои, подтвердили в 1990-е годы участники теоретического семинара отечественных историков-аграрников.
Многие страницы своих воспоминаний Яковенко отвёл рассказу о наличии среди партизан лиц, политически не оформившихся, паникёров, грабителей и пьяниц, недовольных его "диктатурой", и ликвидации их заговорщицкой деятельности. С декабря 1918 года по февраль 1919 года среди тасеевцев были раскрыты четыре эсеровских заговора, участники которых претендовали на руководство партизанским движением и были расстреляны. Согласно воспоминаниям Яковенко, группы оппозиционеров, агитировавших за "демократизацию" управления партизанскими частями, возникали и среди большевистского руководства. Их участники вскоре заняли ответственные посты в советской иерархии. Появление книги Яковенко заклеймило сибирскую номенклатуру как категорию ярко выраженных безыдейных карьеристов.
С 1926 года по 1928 год Яковенко работал членом Комитета содействия народам Севера при ВЦИКе СССР. Большая физическая и моральная нагрузка вызвала у него тяжёлую болезнь. В Берлине невропатологи определили опухоль мозга и предложили операцию, а в севастопольском Институте физических методов лечения установили прогрессивно-мышечную атрофию. И хотя врачи, как считал больной, "напутали", он вплоть до 1929 года находился в болезненном состоянии.
Оторвавшись по этой причине от активной политической жизни и под влиянием близких по совместной работе троцкистов Смирнова и Смилги, Яковенко в 1927 году совершил "грубую политическую ошибку" - подписал "антипартийное "Заявление 83-х" - и тем самым оказался в числе тех членов ВКП(б), которые поддерживали Троцкого. После беседы со старейшими и авторитетными коммунистами Ф. К. Врублевским и Я. Н. Кирпичевым Яковенко якобы порвал связи с оппозицией.
С некоторым улучшением здоровья Яковенко в 1928 году пошёл на службу в аппарат президиума ВЦИК. В приёмной М. И. Калинина он занимал должность председателя земельной и избирательной комиссий. В этом качестве Яковенко не раз приезжал в Канский округ, где знакомился с жизнью крестьян и настроениями бывших партизан. Оставаясь опорой Советской власти, они продолжали жёстко относиться к населению.
Отмечалось, к примеру, что лица, бывшие в прошлом партизанами, а затем ставшие членами Рождественского райисполкома, считали разъяснительную работу в деревне "баловством" и из-за политических колебаний относились к крестьянам с пренебрежением. В ответ на попытку дебоша и разгрома милиции агинскими крестьянами партизаны заявили: "Кто хочет крови, тот будет иметь дело с нами". После посещения особоуполномоченным ВЦИК и ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам С. М. Будённым Тасеево они решили создать ещё одну коммуну, затем коллективизировать весь район и послали в Канск красный обоз с хлебом.
Вместе с тем многие партизаны, будучи недовольными тем, что руководящие должности в Канском округе заняли коммунисты-назначенцы, "мечтали о Варфоломеевской ночи", в ходе которой они "передавят чуждый элемент", а затем выступят на защиту настоящей Советской власти. Во время празднования 10-й годовщины Октября выступавшая на братских могилах жена погибшего тасеевского партизана заявила: "Вы моего мужа звали партизанить, благодаря этого его убили, а теперь помощи мне и моим ребятишкам никакой не даёте. Вам весело праздновать, а как я и мои ребятишки живут, вам до этого даже нет дела. Вам бы всем лечь здесь в могилу, вместо него". Дочь её с плачем добавила: "Неправильно власть поступает, все вы мошенники..."
Данная информация и подвигла Яковенко на написание письма от 15 апреля 1928 года "К вопросу о реконструкции и рационализации сельского хозяйства" в адрес Калинина. В нём он, заявив о том, что колхозы не охватывают всего деревенского населения и не удовлетворяют его интересы, предложил в порядке опыта создавать на селе "поселковые кооперативы" или "поселковые товарищества", в которые бы добровольно входили все жители независимо от их имущественного положения. Организация таких хозяйств, считал Яковенко, ликвидировала бы переделы земли, обеспечила мобилизацию распылённых натуральных сбережений, инициировала активность населения, сняла вопрос о классовой дифференциации деревни и способствовала повышению её культурного уровня.
С возвращением государства в решении налогового и продовольственного вопросов к чрезвычайщине положение крестьянства резко ухудшилось. Посетив Тасеевский и Рождественский районы Канского округа и выслушав жалобы до 400 бывших партизан, Яковенко 3 октября 1928 года был вынужден обратиться с письмом к И. В. Сталину, в котором сообщил, что крестьяне, у которых не осталось даже семян, утратили интерес к хозяйственным делам и "ходят как с перебитой спиной". Местные власти, объявив крестьян, "окультуривших" свои хозяйства и выбившихся из нужды, по приказу сверху "кулаками", подвели их под индивидуально-"обдувальное" обложение и разорили.
Отдельные в прошлом партизаны всё чаще попадали в экстремальные ситуации, связанные с повышением налогового и продовольственного бремени, которые заканчивались для них трагически. Так, в июне 1929 года после скандального разбирательства в комиссии по описи имущества, действовавшей в Рождественском районе, застрелился бывший партизан Панченко, а его брат избил начальника милиции.
Пытаясь отрегулировать отношения местных партийцев с данной категорией населения, бюро Сибкрайкома ВКП(б) 23 ноября 1929 года разослало в окружкомы партии документ "О работе среди бывших красных партизан". В нём оно объявило, что большинство партизан поддерживает мероприятия власти в деревне, но среди них имеются лица, разложившиеся и "обиженные" коммунистами. С целью устранения мятежных настроений и привлечения партизан-бедняков на свою сторону партийным органам предлагалось прекратить созыв партизанских конференций и съездов, развернуть среди данных лиц разъяснительную работу, а свою деятельность строить, соблюдая "революционную законность".
Протестное поведение Яковенко позволило научно-справочным изданиям советского времени объявить его примкнувшим к троцкистско-зиновьевскому антипартийному блоку. Но при партийной чистке 1929 года, которую он проходил в организации ВКП(б) ЦИК СССР, упрёков в его адрес не было: коммунисты оценивали его работу как партийно-выдержанную.
В гонке за показателями начавшейся коллективизации на местах уже "раскулачивали" и самих красных партизан. Вернувшийся из Канского округа очевидец - командир РККА в июле 1930 года информировал своё командование о том, что деревенские активисты, объявив провести сплошную коллективизацию в три дня, подвели под пятикратное обложение и распродали имущество у четверти всех крестьян, "раскулачили" до 15 процентов лиц, считавшихся партизанами. В результате наблюдаемое среди них "брожение" сменилось настроениями активного протеста, о которых Яковенко стало известно от посещавших его в Москве сибирских товарищей.
Ещё в канун вооружённого выступления, названного по имени одного из партизанских командиров "князюковщиной", аноним-коммунист, объявив Сибирь "восставшей", сообщал властям о симптомах надвигающихся грозных событий: недовольстве рабочих, чья жизнь значительно подорожала, небывалой дороговизне муки, высылке в Канский округ минусинских "кулаков", которые находились без работы и голодали, а также об отрезке совхозам земельных территорий и выселении с них крестьян. "Все говорят, - свидетельствовал он, - о том, что виноват Сталин, что Сталина надо убить".
Этот "партиец" писал, что местные органы, стараясь держать всё в тайне, "ничего не предпринимают". А между тем участились случаи перехода на сторону восставших коммунистов и комсомольцев, в Тасеевский район посланы 16 организаторов восстания, ожидается оно и вблизи Канска - в селе Канско-Перевозном и каждый день промедления, предупреждал он, "очень дорого будет стоить".
Участниками состоявшихся в июне-июле 1931 года в Канском округе выступлений стали 1 200 крестьян, в частности 200 бывших партизан, а их руководителями - в прошлом повстанческие вожаки И. Я. Князюк, М. А. Чупин, Н. И. Толстиков, П. Я. Быстров и др. Основным требованием их было провозглашение советов в качестве органов власти, но без коммунистов.
Захватив ряд селений, повстанцы разоружили местный актив, разграбили сельпо, колхозы и склады, разрушили телеграфно-телефонную линию между Абаном и Канском, убили четырёх и ранили 12 представителей власти. Но, потеряв 29 человек убитыми, 16 - ранеными, повстанцы начали митинговать и требовать переговоров. После требования властей о немедленной сдаче оружия и роспуске отрядов они стали расходиться по домам. Из них осуждению подверглись около 500, в том числе расстреляны были 12 человек.
Но даже после этих событий бывшие партизаны не утратили склонности к сопротивлению. В марте 1932 года среди данной категории населения Нижнеудинского и Канского районов наблюдались коллективные отказы приступать к посевным работам и заявления о массовом уходе в тайгу.
Летом 1932 года Яковенко перешёл на службу в Госплан СССР, где стал членом его президиума. Но за три неполных года работы в этом учреждении он 14 месяцев пробыл на лечении. В то же время Яковенко принимал активное участие в деятельности Сибирского и Енисейского землячеств бывших политкаторжан и ссыльных, участников борьбы с колчаковщиной.
Более того, под воздействием опубликованных 31 июля 1931 года постановления ЦК ВКП(б) об издании "Истории гражданской войны" и письма инициатора этого проекта и руководителя главной редакции А. М. Горького с просьбой к её участникам записывать и присылать свои воспоминания, Яковенко вновь возвращается к написанию своих мемуаров. В марте 1934 года их рукописный экземпляр был передан в редакцию ИГВ. По согласованию с рецензентом автор и редакция подписали договор о публикации книги.
За март-апрель того же года Яковенко провёл три читки рукописи в Сибирском землячестве, на которых в прениях высказались 30 бывших партизан.
Между тем, некоторые видные участники партизанского движения и управленцы не согласились с авторской оценкой их прошлой деятельности. На совещании, состоявшемся в редакции ИГВ (июнь 1934 года), они обрушили на рукопись и самого Яковенко критические замечания. Затем последовало заявление от 14 декабря того же года, подписанное 13 коммунистами, в том числе Ф. Я. Бабкиным, Н. М. и С. М. Будами, И. А. Вашкориным, Ф. И. Говореком, В. И. Кренцом, С. А. Сухотиным и др., на имя председателя комиссии партийного контроля Е. М. Ярославского. Подобное же письмо от Бабкина, Говорека и Сухотина 21 января 1935 года поступило в адрес редакции и Горькому.
В этих документах в прошлом видные партизанские вожаки рассказали о том, что Яковенко оказывал, высказываясь против Сталина и колхозов, разлагающее воздействие на служащих НКЗ, находился в составе троцкистской оппозиции и идейно был близок к "кондратьевщине". При партийной чистке 1933 года он якобы исключался из ВКП(б), но был восстановлен. Согласно доносу, Яковенко привлекал троцкиста к созданию своих воспоминаний, а после убийства С. М. Кирова и зачтения закрытого письма ЦК скрыл свою связь с оппозицией и не покаялся в идейных ошибках. Зная о готовности сибирских крестьян к восстанию, он будто бы не счёл возможным предупредить об этом органы и общался с его участниками.
Доносители обвиняли Яковенко в "эсеровском" изображении партизанского движения, в частности, в отрицании им руководящей роли партийной организации, пролетарского ядра и городского большевистского подполья, а также в преувеличении активности в революционном процессе деревенского населения и участия в борьбе с колчаковцами зажиточных слоёв. По их мнению, Яковенко изобразил "старых коммунистов" в качестве "кулацко-анархистской" оппозиции и тем самым их оклеветал.
Обвиняя сторонников Яковенко в "махновщине", а его самого в "мелкобуржуазности" и связях с "кулачеством", эти лица признавались, что их "пролетарская группа" оттесняла от власти "крестьянскую группу" во главе с "неграмотным пастухом", способным лишь расстреливать "своих и чужих". "Подписанты" просили соответствующие органы привлечь Яковенко за его "контрреволюционные" взгляды, "извращение" истории партизанского движения и "клевету на руководящих товарищей" к партийной ответственности.
Ответы Яковенко и его немногих сторонников, прозвучавшие на совещании Новосибирского истпарта 9 января 1935 года, были убийственны своей конкретикой. Обратившись к прошлому своих противников, Яковенко охарактеризовал их как выходцев из мелкобуржуазной среды и интриганов. Так, выдававший себя за потомственного рабочего Бабкин был объявлен им почти уголовной личностью, происходившей из зажиточной семьи, получавшей доходы от унаследованных и сдающихся в наём жилых домов.
Яковенко объяснил, что выходец из торговцев Кренц был вынужден защищать село Шеломки от наступавших правительственных войск, так как там у него находились два дома и скот. При отступлении партизан он дезертировал. Согласно воспоминаниям Яковенко, из богатой семьи был и Рудаков. Являясь человеком аполитичным, он связал свою жизнь с РКП(б), лишь убедившись в выгодности этого поступка. Рассказал Яковенко и о том, как Сухотин при оставлении партизанами села Тасеево умолял его о своём увольнении из повстанческих рядов.
О братьях Буда было сообщено, что они происходили из "типичной деклассированной" семьи управляющего заводом и золотым прииском, которая зимой занималась пьянкой и игрой в карты с духовными и торговыми лицами, а летом проводила время в пикниках и на охоте. Завершая характеристику данных лиц, Яковенко сказал и о том, что их объединяло: в трудное время они становились "дезертирами", а когда оно оказывалось пережитым, устремлялись к руководству.
Остановившись на расхождениях, Яковенко показал, что, к примеру, предложенный Сухотиным на роль руководителя Канско-Иланского восстания Ткаченко был случайным, легкомысленным человеком. Объявив себя эсером, он брал взятки с жён арестованных "кулаков" и при попытке перейти к белым был убит партизанами. Он объяснил, что его оппоненты выступают против публикации книги, так как не хотят, чтобы в ней нашло место, например, описание бегства партизан из села Шеломки или окопов на реке Бобруйке, показавших Кренца, Бабкина и Накладова слабыми руководителями.
Яковенко успешно протестовал против заявления Говорека о том, что по его вине среди партизан при отступлении царил хаос, и восхваления Сухотиным роли Бабкина, благодаря которому якобы и была проведена реорганизация партизанских частей. При отступлении партизан "спасители" Бабкин, Рудаков, Говорек и Сухотин отсутствовали, заявил он, а резолюция "О реорганизации армии в строевом отношении и духовном её воспитании" принималась на съезде по докладу Яковенко.
Отвечая на обвинение С. М. Буды, служившего в руководстве НКВД, о поддержке Яковенко со стороны некоей "партийной фракции" в составе "старых" коммунистов, он рассказал о них, как о борцах за Советскую власть, и обвинил этого чиновника в использовании служебного положения и недостаточной информированности. Не отрицая своих связей с зажиточными крестьянами, Яковенко указал, что они обували и вооружали повстанцев, вели разведку и помогали партизанским семьям.
Такие споры вокруг рукописи Яковенко не могли не сказаться на её судьбе. Вероятнее всего, она затем пропала в недрах спецслужб. Известно лишь, что труд, созданный Яковенко, объёмом в "18-20 печатных листов", в одном экземпляре был передан военному отделу Университета народов Востока и использовался в качестве учебного пособия.
По заявлению группы бывших партизан дальнейшей принадлежностью Яковенко к ВКП(б) должен был заняться НКВД. Но в его судьбу ещё раз вмешался пользующийся авторитетом в партии А. П. Спундэ. В записке на имя Н. И. Ежова он объяснил, что "тут весьма вероятно продолжение старых счётов и споров, когда т. Яковенко твёрдо и безоговорочно поддерживал линию партии". Вновь высоко оценивая способности сибиряка, Спундэ счёл его человеком, преданным партии. "...Он был твёрдым, преданным, дисциплинированным членом партии", - такой характеристикой Яковенко заключил он своё послание главе НКВД.
В 1935 году Яковенко был назначен директором Научно-исследовательского института новых лубяных культур при НКЗ СССР. Очевидно, тогда же он обрёл и новую семью, женившись на молодой машинистке - Раисе Абрамовне Залесиной, печатавшей рукопись его книги.
Однако идеологическая борьба между бывшими партизанскими вожаками показала их истинное лицо и приблизила неотвратимый трагический конец этих "детей революции". С ними, пережившими своё время, но склонными к конфронтации, новые сталинские кадры расправились в 1937-1938 годах. По делу мифического Союзного контрреволюционного центра правых, якобы возглавляемого Н. И. Бухариным, А. И. Рыковым и В. Г. Яковенко, были репрессированы и сам он, и его оппоненты из партизанского лагеря.
9 февраля 1937 года Яковенко был подвергнут аресту и помещён во внутреннюю тюрьму Главного управления госбезопасности (ГУГБ). 1 апреля ему было предъявлено обвинение по ст. 58-2, 8 и 11 УК РСФСР как активному участнику контрреволюционной террористической повстанческой организации в Сибири, действующей под руководством Центра правых.
Яковенко допрашивали 22 марта, 1 апреля, 29 апреля, 22 июня 1937 года. Уже 22 марта он показал, что, желая изменить деревенскую политику партии, трижды встречался с Н. И. Бухариным. После первой же встречи под его руководством образовался партизанский центр в составе Ф. Я. Бабкина, Н. М. Буды и братьев Рудаковых. Вынужден он был признаться и в том, что выступление князюковцев готовилось якобы возглавляемой им организацией. Но его непосредственные руководители немного "перегрели" бывших партизан, которые "ударили", надеясь в случае неудачи вновь уйти в тайгу.
С июня 1937 года начал давать показания Бухарин. В частности, на допросе 14 июня он сообщил следователю, что сибирское восстание 1931 года было подготовлено Яковенко, примкнувшим к их организации в 1929 году. На допросе 16 июня А. И. Рыков также свидетельствовал, что Яковенко по заданию их центра с целью подготовки восстания создал в Сибири мощную нелегальную организацию.
Якобы уличённый этими показаниями, Яковенко 22 июня вновь признался в создании партизанского центра с филиалами в Иркутске и Красноярске, но ещё раз переложил ответственность за организацию восстания на непосредственных его руководителей. К тому времени допрашиваемый в Красноярске в прошлом партизанский командир Н. И. Малышев был вынужден дать показания, уличающие Яковенко в конкретных действиях по формированию их организации.
14 июля 1937 года Яковенко объявили об окончании следствия по его делу, а 25-го по представлению начальника 8-го отдела ГУГБ НКВД В. Е. Цесарского на список "Москва-центр", состоявший из 43-х человек, предложенных к репрессии по первой категории, была Сталиным и Молотовым наложена резолюция "За". В тот же день его обвинительное заключение по ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР было утверждено прокурором СССР А. Я. Вышинским.
29 июля того же года Военная коллегия Верховного Суда (ВКВС) СССР под председательством армвоенюриста В. В. Ульриха приговорила В. Г. Яковенко, обвиняемого в активном участии в контрреволюционной террористической организации правых, в организации и руководстве "партизанским центром", возглавившим антисоветскую организацию в Сибири, к высшей мере уголовного наказания.
Расстреляли его в тот же день, о чём свидетельствует справка за подписью начальника спецотдела НКВД СССР лейтенанта госбезопасности Шевеева, а прах захоронили на территории Донского монастыря Москвы.
Уже после смерти Яковенко его имя, как организатора крестьянских восстаний, упоминалось допрашиваемыми Бухариным и Рыковым на проходившем в марте 1938 года Бухаринско-троцкистском процессе.
Определением ВКВС от 30 июня 1956 года он был реабилитирован.
...Будучи ещё живым, Яковенко воплотился в литературном образе партизанского командира Жаркова из романа В. Я. Зазубрина "Два мира". После реабилитации его имя было присвоено Тасеевской средней школе. Но памятник Яковенко здесь так и не установили. Утерянной оказалась и братская могила партизан и жителей села, казнённых колчаковцами. Открывшийся же музей, согласно сообщению журналистов, не имеет надлежащего вида.
Среди сибирских партизанских вождей Яковенко был наиболее последовательным и решительно действующим большевиком, снискавшим в народных массах настоящее уважение. Выдвинутый революцией на самый верх государственной власти, он оказался способным управленцем всероссийского масштаба.
В начавшейся внутрипартийной борьбе Яковенко показал себя деятелем, пытавшимся отстаивать интересы крестьянства и бороться с нарождающейся новой бюрократией. Оставаясь крестьянином по натуре и представителем "старой" партийной гвардии, он в условиях крепнущего сталинского режима погиб, но сохранил своё имя в истории.
Александр ШЕКШЕЕВ, кандидат исторических наук, Георгий ПЕТРОВ, писатель, журналист. Абакан - Москва.
Красноярский рабочий 02.03.2012, 03.03.2012, 13.03.2012, 14.03.2012