Она приехала на Север маленькой девочкой. Жила в бараке вместе с родителями, вдоволь хлебнув весь ужас суровой ссылки. Выжила, встретила свою любовь, создала семью, построила дом и вырастила семерых детей. Но спустя 60 лет Наталья Асанова снова оказалась в бараке.
Наташа жила вместе с родителями в станице Абинская Краснодарского края.
Однажды ночью к ним пришли какие-то люди и забрали отца. Без объяснений. На
дворе был 1937 год. Шла греческая операция НКВД, забирали преимущественно мужчин
от 20 до 50 лет по обвинениям в шпионаже или контрреволюционной деятельности.
Корни у Наташиной семьи были греческие, поэтому отца расстреляли как врага
народа. Мама ходила, пыталась что-то узнать о муже, пока ей не пригрозили
расстрелом. Но на этом беды не закончились.
В начале августа 41-го, также ночью, к ним снова пришли. Собраться не дали, просто посадили на поезд «неблагонадёжную» семью и отправили в неизвестном направлении. Затем — на пароход «Мария Ульянова», конечный пункт назначения — барак в Игарке. 10-летней Наташе казалось, что жизнь в жарком Краснодар-ском крае была всего лишь сном. Пока мать с братьями работали, она с младшей сестрёнкой ходила и раскапывала снег. Девочки собирали бруснику, сдавали в магазин, где им насыпали чашечку муки. Сестрёнка умерла от голода. Наталья стала ходить на работу с матерью, о школе для репрессированной девочки не было и речи. Так всю жизнь и прошла с двумя классами образования. В 18 лет случилась судьбоносная встреча — на покосе, куда всех гоняли в обязательном порядке, она встретила своего будущего мужа — Валентина. Его тоже репрессировали с родителями как врага народа. Они поженились, один за другим стали появляться дети — пять мальчиков и две девочки наполнили радостью и смехом их непростую северную жизнь. Мать с братьями уехали в Новороссийск и до конца своей жизни вспоминали Игарку, как страшный сон. А супруги Асановы остались, ведь у них была большая семья и своё хозяйство. Так и прожили в деревянном доме с печным отоплением в старом городе на втором участке.
Муж умер, дети разъехались. Она уже была на пенсии, когда сгорел их дом. Женщину поселили, якобы временно, в гостиницу «Заполярье». Это затянулось на два года.
— Мама никогда ничего не просила. Пойдёт в администрацию, получит в ответ «нет» и уйдёт, — вспоминает Надежда, дочь Натальи Георгиевны. — В 1994 году ей предложили переехать в жильё под снос на улице Барбашова, дома здесь построены на болоте, потому сгнивают один за другим. Я была в отпуске, вернулась, а она уже там. Будь я рядом, ни за что не позволила бы туда переехать. Из двухэтажного деревянного дома, где ей дали квартиру, по-степенно ушли все приличные жильцы. Трещины, сырость, холод… За десять лет стало совсем плохо. Всё заливает, трубы рвёт, от порога идут огромные щели, в коридоре — сталактиты. В управляющей компании сразу сказали: ремонт невозможен, дом — гнилой, аварийный, скоро сам упадёт. Два года назад у него было 90% износа. А недавно власти придумали переселять в него людей, попавших в трудную жизненную ситуацию.
Естественно, Наталья Георгиевна живёт не в трущобах, а в квартире у дочери. Вот только она на пятом этаже и в доме нет лифта. Полуслепой 80-летней бабушке с больными суставами даже с помощью детей и внуков тяжело спускаться во двор, чтобы погулять, а тем более подниматься обратно. Бороться за то, чтобы её маме предоставили нормальные жильё, Надежда Валентиновна начала в 2009 году. Ходила по инстанциям, общалась с депутатами, начальниками, руководителями.
Аварийный дом ремонту не подлежит.
Другого жилья 80-летней пенсионерке власти
не предлагают.
— Её поставили в какую-то льготную очередь. Она была 61-я. Время идёт, люди получают квартиры. Я пришла узнать, насколько сдвинулась очередь, посмотрела списки, а мама — 63-я. Стала разбираться, как такое возможно. Вы не представляете, как на меня кричали чиновники. Такого унижения я никогда в своей жизни не испытывала! У нас рабочие профессии: почтальон, слесарь, водитель и т.д. Никто не стал начальником. Мы — простые люди. У всех свои семьи и нет возможности купить квартиру. Иначе я бы никогда не согласилась терпеть насмешки и упрёки чиновников. Мельников, тогда заместитель главы города, мне в лицо бросил: «А вы что, хотите для своей мамы особняк?» Заведующая отделом социальной защиты населения Игарки Галина Маслова мне вообще сказала, что у мамы нет никаких прав и льгот. Недавно заявила: «Делайте своей маме инвалидность, может, тогда что-то получится». Я что же, своей маме руку или ногу оторвать должна? И у всех работников администрации один ответ: «ждите». В мае прошлого года обратилась к главе Туруханского района Вадиму Бордюкову. Он выслушал, пообещал помочь. Но депутаты не захотели выделить деньги на квартиру для неё.
Надежда подала заявление в прокуратуру. В устной беседе ей сказали, что у
матери есть все права первой получить квартиру. После прокурорской проверки
Наталью Георгиевну передвинули на 53-е место в очереди. Даже пообещали, что
скоро всё решится. Вот только она опасается, что после выборов про неё снова
забудут.
— Игарка — город репрессированных, строился их руками и на их костях стоит. Наши депутаты, администрация всегда говорят красиво о жертвах политических репрессий, о том, чем мы им обязаны и как важно не забывать о них. Мне Бордюков сказал, что в Туруханском районе пенсионер за 80 лет без квартиры один — моя мама, та самая жертва репрессий. Что-то власти не спешат отдать ей долг и почести за светлую жизнь. В итоге: как привезли её в детстве в гнилые бараки, так она там и осталась на долгие 70 лет.
Ксения ЯКУБОВСКАЯ
Фото из архива Н. Асановой
АиФ на Енисее 14.03.2012