Известный новосибирский критик и литературовед Владимир Яранцев выпустил большую книгу, посвящённую жизни и творчеству замечательного писателя, автора первого советского романа "Два мира" Владимира Зазубрина.
Кстати, в названии книги Яранцева упоминается другое, куда менее известное произведение писателя: "Зазубрин. Человек, который написал "Щепку" (Повесть-исследование из времён не столь отдалённых)". Если роман "Два мира", показывающий изнутри трагедию братоубийственной Гражданской войны, был удостоен положительного отклика со стороны самого Ленина, то повесть "Щепка", рассказывающая о кровавых чекистских застенках, конечно же, не могла быть опубликована при жизни автора, который и сам стал одной из таких многочисленных "щепок"...
Владимир Яковлевич Зазубрин (настоящая фамилия - Зубцов, 1896-1938) прожил яркую, драматическую жизнь, завершившуюся трагическим финалом. В 1916 году он был арестован за распространение революционных прокламаций, первый рассказ написал в тюрьме. В годы Гражданской войны был мобилизован в белую армию, в 1919 году окончил офицерскую школу в Иркутске. В январе 1920-го перешёл на сторону партизан Северо-Канского фронта, поселился в Канске, где работал в газете "Красная звезда" и написал свой знаменитый роман. Потом были Новосибирск, Москва, писатель стал одним из создателей журнала "Сибирские огни", был связан дружескими отношениями с Максимом Горьким, подвергался критике за рассказы "Бледная правда" и "Общежитие", написал роман "Горы" и повесть "Щепка". В 1937 году Зазубрин был арестован и в 1938-м расстрелян.
Владимир Яранцев много лет работал над этой книгой, по крупицам собирал документальный материал в государственных и частных архивах и в библиотеках, встречался с очевидцами, использовал редкие публикации и письма. Особенно интересна переписка вдовы писателя Варвары Прокопьевны Теряевой-Зазубриной с учителем коммуны "Майское утро" Адрианом Топоровым, который ещё в 1928 году опубликовал в "Сибирских огнях" отзывы своих коммунаров о романе "Два мира". Как признаётся сам Яранцев, "задачей книги было не рассудить всё окончательно, расставив по полочкам, а показать человека, решившего заняться литературой в роковые годы России, чем это было чревато и какая судьба его в итоге ждала". Нам представляется, что автору удалось воссоздать не только жизненный путь и образ писателя Зазубрина, но и показать объективную картину той трагической эпохи.
Вот как описан, к примеру, обыкновенный и страшный день ареста:
"...28 июня 1937 года. Зазубрин на переделкинской даче. Поливает грядки с капустой и огурцами. Дождался, наверное, уже и первых плодов, уже и хрустел, может быть, молодыми огурцами, когда подкатил "чёрный ворон". Хотя обычно люди Ежова приезжали ночью... В домике обыск. Сын Игорь, видимо, так и не проснулся. Варвара Прокопьевна, молчаливая жена и подруга, сидела, наверное, в своей позе вечно усталой хозяйки: сложив натруженные полные руки на коленях, уставив мягкий укоряющий взор уже не в объектив фотоаппарата, как на фото 1926 года, а на каменные лица ко всему привыкших энкавэдэшников. А как встретил их Зазубрин? Разгладил ли, наконец, прищур своих проницательных глаз, играла ли кровь под беломраморной кожей лица, то приливая, то отливая? Был ли уже собран хозяйственной женой чемоданчик, готов ли алфавит "тюремных перестукиваний"?.."
Опираясь на материалы дела и свидетельства очевидцев, автор пишет, что уже через три дня после ареста воля писателя была сломлена: "Зазубрин сам теперь был готов "восстановить" свою жизнь и деятельность в "правильном" свете. Возможно, при этом он даже чувствовал азарт писателя, сочиняющего "художественное произведение" собственной жизни..."
Вот лишь один отрывок из показаний Зазубрина: "Моя антисоветская работа в журнале "Сибирские огни", где я работал с 1923 по 1928 гг., выразилась прежде всего в том, что журнал, в котором я был одним из руководителей, превратился в рупор буржуазно-кулацкой идеологии. Вокруг журнала группировались писатели, враждебно настроенные к советской власти: Анов, Мартынов, Марков, Кравков, Никитин, Чертова и др. Эта антисоветская группа писателей использовала страницы журнала для протаскивания своих троцкистских и кулацких произведений... Сам я напечатал в журнале заведомо клеветнический рассказ "Общежитие"... Внутри нашей антисоветской группы писателей культивировались резко враждебные партии и советской власти взгляды о том, что сталинское руководство мешает росту и развитию Сибири, что Сибирь находится фактически на положении колонии... Мы всячески распространяли взгляды о том, что Сибирь, отделившись от СССР, сделается великой страной..."
И после вот таких показаний Зазубрин осмелился в августе 1937 года обратиться с письмом к наркому внутренних дел Николаю Ежову. В этом письме, больше похожем на вдохновенное художественное эссе, он напоминал наркому о своих былых заслугах и просил дать ему "возможность доказать своей работой, своими книгами", что он ещё может быть "здоровым членом советского общества". Ежов, похоже, колебался, поставив на письме Зазубрина пометку: "К 11 часам утра 21/VIII", то есть вызов Зазубрина к себе на приём. Но, как пишет Яранцев, "Сталин колебаться не стал. 31 августа, когда к нему принесли на подпись расстрельные списки, он выписал Зазубрину расстрел. Это был список N 3, где Зазубрин шёл "по второй лагерной категории", но всё же был расстрелян..."
Спустя много лет, 4 августа 1956 года, писатель был реабилитирован. Через два года вышло первое переиздание романа "Два мира". И, как пишет Яранцев, "Зазубрин начал свою вторую жизнь". Уже в перестроечные годы встретилась с читателями повесть "Щепка", которая вскоре после этого была экранизирована. Но обидно, что в городе Канске, в доме на улице Краснопартизанской, 105 (бывшей Большой), где Зазубриным был написан знаменитый роман "Два мира", так ведь и нет до сих пор дома-музея.
Много лет назад, стараниями Виктора Петровича Астафьева, было обнародовано постановление мэра Канска об организации "Дома-музея В. Я. Зазубрина - филиала Канского краеведческого музея" до апреля 2000 года. Прошли все назначенные сроки, а музея всё нет, и дом катастрофически ветшает. "Пустой дом Зазубрина, - с горечью пишет Владимир Яранцев в последней главе своей книги, - по сути, руины - и есть "лицо" нашего отношения не только к Зазубрину, но и к литературе вообще".
Эдуард РУСАКОВ.
Красноярский рабочий 21.06.2012