Наш огромный район на протяжении всей истории испытывал на себе процессы, которые были следствием происходивших в стране перемен. Каких-то 50 лет назад карта района выглядела несколько иначе, чем сейчас. На ней было значительно больше населенных пунктов.
В послевоенное время на берегах Ангары появлялись так называемые лесозаготовительные поселки-лесопункты, в которых, как правило, работало много репрессированных и военнопленных. Вблизи одного из самых старых селений – деревни Манзя, был трудовой поселок Каулец. Он, как сказали бы сегодня, был местом особой концентрации межэтнической толерантности, или, говоря простым языком, все жили и трудились очень дружно вне зависимости от национальности, религиозных и политических взглядов…
В самой Манзе уже мало кто помнит, что это был за поселок. После его расформирования многие уехали, многих, кто остался в Манзе, уже нет в живых, а кто-то попросту забыл. Но все же нашлись те, кто смог рассказать об этой частичке истории района.
Бывшие жители Каулеца, с которыми мне удалось пообщаться, очень тепло и трогательно вспоминали о поселке… И во время разговора не единожды сожалели, что нет больше этого замечательного места. Почему же такая ностальгия? Не курорт же был…
Первой моей собеседницей стала хрупкая, на первый взгляд, и очень героическая, как позже выяснилось, женщина – Ирма Яковлевна Мутовина (Шеффер) 1929 года рождения, из семьи волжских немцев.
Ее история своей драматичностью может потрясти каждого. Она, еще совсем ребенком, оказалась в нашем районе… в статусе ссыльной. Одиннадцатилетняя девчонка оказалась в тайге согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. “О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья”. Эти люди были обвинены в сокрытии в своих рядах шпионов и диверсантов. Правительство решило переселить всех немцев из Поволжья, большая их часть оказалась в Сибири.
– Привезли нас сюда из Саратовской области. Помню, из Красноярска целый месяц добирались до Каменки. Нас первоначально было трое: мама, старшая сестренка и я. Отца не стало, когда мне еще три годика было: как забрали его в начале тридцатых куда-то, так его никто и не видел больше…. – начала рассказ Ирма Яковлевна. – В один дом нас пять семей заселили. Как только приехали – стали работать в колхозе им. Ворошилова. Мне поручили прясть и вязать – так я сутками носки, варежки для фронта вязала. А мать, чтобы прожить хоть как-то, помимо всего еще ходила по домам: белила, стирала, убиралась. …
Лето промысловое было: мать грибы, ягоды, черемшу собирала, потом сдавала это все. Раз в месяц ходили отмечаться в комендатуру: на месте ли, не сбежали? А куда мы денемся? Ни документов, ни транспорта. кругом тайга. Хотя я дважды пыталась бежать.., но не удалось. Глупая была – ребенок еще совсем.
Как подросли, нас, молодых, из Каменки отправляли по лесопунктам. Топорами да пилами работали – никаких поблажек, что мы девушки. Наравне с мужиками лес валили, сор древесный убирали сразу – не то, что сейчас…
В Каулец перебрались в 1949 году, тут я и паспорт получила, и замуж вышла, и детей родила, – подытожила Ирма Яковлевна.
Каулец был мини-моделью СССР. Именно там волею судеб собрались представители разных национальностей и культур, в основном граждане союзных республик. Но были и немецкие военнопленные, которые наравне со всеми работали на ангарской земле. По словам Ирмы Яковлевны, к таким немцам относились нормально, никто их не упрекал и не смотрел на них волком. Вообще в этом поселке все жили дружно: работали и отдыхали всегда всем поселком.
Символом дружбы народов в Каулеце был стол – обычный дощатый стол на пригорке. За ним по вечерам и на праздники собирались практически все жители: кто в карты играл, кто в лото, кто меха гармошки растягивал – далеко песни были слышны..
По весне, бывало, поселок подтапливало, тогда все поднимались на возвышенность и пережидали половодье. Такое случалось довольно часто. У кого дом в негодность приходил – тому строили новый. Все дома возводил леспромхоз.
Расположение поселка было замечательным: вода рядом, покос рядом, лес рядом. Что еще нужно? С голода не помрешь.
Моя собеседница очень тепло рассказывает об этом времени. Прожила она там до самого последнего дня существования поселка. При разговоре то и дело вставляла: «Там-то хорошо было…». Я стараюсь узнать: а чего ж хорошего-то? Прищурив глаза, она незамедлительно аргументирует:
– Сейчас озлобленные все, а там все жили дружно, слова плохого не услышишь – как одна семья, даже несмотря на то, что поселок постоянно обновлялся, люди приезжали – уезжали, и все разные были: и по вере, и по национальности. Нет сейчас таких отношений-то…
Последние семьи выехали из Каулеца осенью 1973 года, считай, за год поселок опустел.
В конце нашей беседы я спросил у Ирмы Яковлевны, не винит ли она советскую власть, что ее жизнь прошла именно так. Она, подумав, ответила:
- Нет, может, кто и винит, но не я… Жила, работала, не бездельничала, перед собой не стыдно. А кого винить-то, да и не до того тогда было, работы за глаза всегда. Коль случилось так – значит, суждено было.
Вторым моим собеседником стал житель Манзи Степан Моисеевич Колпаков. Родился он в Гольтявино, когда учился в четвертом классе его семья перебралась в Каулец.
– У нас большая семья была, ораву такую прокормить нужно было, обуть, одеть, – нищета гольтявинская…. Плохо в колхозе было. Переехав в лесозаготовительный поселок, родители стали в леспромхозе работать. Зарабатывать стали, обжились.
Поселок этот, по словам Степана Моисеевича, как у Христа за пазухой стоял – удивительное место было. Охота, рыбалка, ягоды, грибы, покосы – все рядом. В основном население составляли ссыльные литовцы, по его детским ощущениям, их казалось больше, чем кого-то еще. Поселок состоял из 150 дворов, это примерно тысяча человек.
Бывший житель Каулеца на удивление легко и просто поименно перечисляет своих соседей по улице: их имена и фамилии, кто и где жил, на какой улице, их привычки и особенности. О каждом по-доброму говорит, тепло. Дома на ключ не закрывали никогда. Не боялись. Даже тех, кто по уголовным статьям там находился. Вот такая память осталась о людях...
Дети посещали школу, но только до четвертого класса. Учительница одна была. Любимая забава детворы – игра в «красных-белых». За красных играть в то время было почетней…
Был в поселке свой портной, из ссыльных прибалтов, обшивал весь поселок. Для него даже специальный дом пошивочный был выстроен. В клубе показывали кино.
Запомнился маленькому Степке и уклад жизни выходцев из стран Балтии:
- Нам все в них казалось необычным. Они по-другому жили, не как мы. Например, литовцы выделялись своей предприимчивостью, капиталистической жилкой, но при этом были очень трудолюбивые. Огороды у них одно загляденье – копошились на них постоянно. Однако жадными не были, – вспоминает мой собеседник. – Если нужно было – делились со всеми. За советом к ним часто ходили. Да и не только они, все такие были – китайцы, корейцы, татары, марийцы и другие.
В подтверждение слов Ирмы Яковлевны Степан Моисеевич поведал о том, что ссыльные не были в обиде на советскую власть, во всяком случае, это никак не проявлялось. А уж о межэтнических конфликтах и говорить не стоит – и даже в мыслях не было их. На «русских-не русских» не делился никто! Наоборот, существовало особое межэтническое уважение. Может, тяжелая работа объединяла,… может, врожденное интернациональное сознание…
И он тоже тепло вспоминает о дощатом столе на угоре, об этом «общем досуговом центре».
Видимо, это и в самом деле был удивительный поселок: через столько лет одно упоминание о нем вызывает шквал положительных эмоций только при одном упоминании названия. Мне показалось, что пока Степан Моисеевич рассказывал мне о нем, у него заметно поднялось настроение.
...Сейчас на месте поселка только бурьян. Кладбище затянуто травой, кое-где выросли деревья. Изредка туда наведываются родственники тех, кто там похоронен.
Когда закрывали поселок, люди горевали, не хотели уезжать. Все понимали, что в подобную атмосферу человеческих взаимоотношений уже никто и никогда не сможет попасть…Наверное, они были правы…нет такой атмосферы больше.
P.S. Огромную помощь в сборе материала оказала заведующая Манзенской библиотекой Н.В.Голубева. Огромное ей спасибо.
С.ТИМОШИН
п. Манзя
Фото автора.
Ангарская правда 22.06.12