К 60-летию со дня смерти Сталина и 75-летию его сожженного музея
П.П. Соколов-Скаля «Сталин в Туруханской ссылке в 1916 году» (1949 г.)
5 марта 1953 года для большинства жителей Советского Союза был днем великой трагедии. Траур задавил большинство живущих в советской стране. Даже те, кто пострадал безвинно от системы террора, впали в состояние потерянности и обреченности.
Мне довелось совсем недавно пообщаться с Амалией Александровной Яковлевой, которая была сослана в район Игарки в октябре 1942 года вместе с другими немцами Поволжья. В необжитом месте Агапитово более 400 человек были выброшены на берег без пропитания, одежды. Жили в палатках, на каждого человека выделялось 300 граммов муки. На глазах Амалии Александровны погибли ее два брата: сначала самый маленький, ему был 1 год 3 месяца, потом и постарше — трех лет. В первую зиму умерших было так много, что их никто не хоронил, замороженные трупы лежали в отдельной палатке до весны. Я слушаю эту историю не первый раз, но только сегодня слышу признание: «Да, мы все плакали 5 марта 1953 года, мы думали, что все стали теперь еще несчастнее, что мы просто не сможем жить, ведь мы потеряли самого главного человека».
Сталин перед ссылкой
Этот день был тяжелым и для Лидии Платоновны Перепрыгиной, жившей в ту пору недалеко от Амалии Александровны, на ул. Пролетарской. Для жителей Курейки и Игарки не было секрета в том, что она воспитывала сына, родившегося от Иосифа Джугашвили, — Александра Давыдова (свою фамилию ему дал муж Лидии Платоновны). Л.П. Перепрыгина никогда не афишировала свою связь со ссыльным Сталиным в Курейке, но и не стыдилась этого. В день, когда умер Иосиф Джугашвили, она горько плакала.
Но этот мартовский день принес кому-то и нескрываемую радость. Не все из тех, кто пострадал безвинно по политическим мотивам и отбывал сроки в тюрьмах и лагерях, потеряли силу убеждений и веру в то, что наступит время суда над тираном. В этом смысле очень показательно свидетельство бывшего политзаключенного Александра Альбертовича Сновского, которому к марту 1953 года было всего 24 года, и 4 из них он уже провел в лагерях Игарки и Ермакова: «Был я уже одним из бесконвойников на трассе от Ермаково, в 31-м лагпункте объекта № 503 ГУЛАГа. Помню, солнышко яркое, март уже. Я на крыше крайнего барака: тут зона кончается, дальше идет дорога. Мой бригадир возчиков Арон Немцов летит мимо на санях и кричит мне: «Санька! «Ус» сдох!» Что тут началось в лагере! Кто «Ура!» кричит, кто шапки вверх кидает. Зона притихла, надзиратели и начальство ходили потерянные».
Известно, что с этого момента в стране все пошло по-другому, «несталинскому» сценарию. Дорогу Салехард—Игарка (тот самый объект № 503) просто перестали строить, а в октябре 1953 года и вовсе законсервировали. Так и осталась она недостроенной. Труд десятков тысяч заключенных остался невостребованным и забытым. Та же участь забвения постигла и еще одно «творение» сталинизма — музей И. Сталина в Курейке.
История его создания и уничтожения так же интересна и показательна, как и история строительства дороги. Но если о последней написано немало (одним только Игарским музеем — 3 книги), то о «пантеоне» не так много. Тем не менее именно в этом году есть смысл вспомнить эту страницу истории — и в связи с юбилеем смерти Сталина, и в связи с 75-летием основания музея в Курейке, где вождь отбывал ссылку в 1914—1916 гг.
7 ноября 1938 года были завершены строительные работы в домике, в котором Джугашвили жил в Курейке. Восстановить историю этой постройки можно теперь только по газете «Большевик Заполярья», издававшейся в Игарке, и по докладной записке директора Домика в Курейке Юрина Михаила Парамоновича, обнаруженной Л.А. Бирюковым в архиве нашей газеты. Докладная М.П. Юдина была адресована в Центральный музей В.И. Ленина. А поводом для написания послужило, по мнению автора, то, что в Игарке недооценивалось политическое значение домика-музея. Директор просит «поставить вопрос в ЦК ВКП(б) о переводе домика Сталина в Курейке на бюджет ЦК ВКП (б) и под непосредственное руководство Центрального музея В.И. Ленина».
Для историков подобный документ — действительно находка. Ведь именно в нем содержится подробное описание того, как работал домик-музей. Он был открыт официально 7 ноября 1938 года. До 1922 года в домике находился магазин, позже в течение 1922 — 1923 гг. здесь проживали сосланные. Длительное время (1925 — 1934 гг.) домик стоял пустой. С 1934-го до 1936 года здесь размещались правление колхоза и красный уголок.
Попытки организовать музейную деятельность в домике Сталина с 7 ноября 1938 г. не были удачными. С момента официального открытия до марта 1940 г. сменилось 4 директора. За этот период никто не удосужился даже установить точные даты приезда и отъезда Сталина из Курейки. На мемориальной доске значилось, например, что в этом домике Сталин жил с августа 1913 года. Как утверждает М.П. Юдин, им установлены точные сроки: прибытие — 27 марта 1914 года, отъезд — 19 декабря 1916 года. Новому директору музея удалось настоять на том, чтобы все пассажирские пароходы Енисейского водного бассейна останавливались в Курейке. И уже в 1940 году музей посетили 4698 человек (в 1939 г. — 732). В докладной содержится также оценка того, в каком состоянии находится сам домик — в плачевном.
Но в послевоенный период музей получил совершенно новое развитие.
Если в 30-е годы была сделана попытка облачить мемориальный домик «в деревянный футляр для предохранения от порчи» (из-за футляра даже вырос второй этаж, что сильно выделяло постройку на фоне курейских избушек), то в 40-е появился грандиозный проект — новый музейный павильон. Работы были начаты летом 1943 года, строителями были заключенные (около 200 человек). Красноярский профессор архитектуры А.В. Слабуха — пожалуй, единственный автор, который подробно, с использованием архивных данных рассказывает нам правдивую историю о том, как это было. Зимой 1944—1945 гг. был проведен закрытый конкурс на эскизный проект дома-музея Сталина в Курейке. Было представлено 30 проектов, в нем участвовали даже заключенные. Лучшим был признан проект вольнонаемного С.К. Хорунжего.
В 1949 году было принято решение начинать строительство музейного павильона. И вновь в Курейку была отправлена партия заключенных. Это были опытные строители, и уже в 1952 году они завершили работы. В основе строения — металлический каркас, он сохранился даже сейчас, когда все здание сгорело. По углам видны также остатки кирпича. Но главный строительный материал все же — дерево. Стены — из толстых лиственничных плит, в основе фундамента — 200 лиственничных свай. Высокие оконные проемы занимали большую часть строения, поэтому солнечные лучи постоянно попадали внутрь помещения. Как отмечает А.В. Слабуха, при строительстве использовались передовые на тот момент технологии и материалы: в основе фундамента — монолитный железобетон и вентиляционные шахты для создания системы защиты от вечной мерзлоты. Окна имели 3 слоя стекол, между ними циркулировал подогреваемый воздух, поэтому они не покрывались льдом. В целом строение воспринималось как огромная сквозная арка (входная и противоположная стены были одинаковыми). Отсюда и появилась аналогия с римскими триумфальными арками, которые возводились в честь императоров или государственных деятелей. Неудивительно, что к концу прошлого столетия стало расхожим выражение «пантеон Сталина». Появился также миф о том, что он был построен из мрамора, как и десятиметровая скульптура, установленная на бетонном основании (на самом деле она была из гипса, в декабре 1961 года по решению бюро Игарского горкома партии она снесена и сброшена в прорубь на Енисее). Импозантность строению придавала искусная отделка. Стены имели штукатурку под красный гранит… В Курейке в то время только «пантеон» утопал в роскошном освещении — для него была выстроена специальная электростанция.
Внутри музея стояла избушка, при хорошем погожем дне солнце высвечивало ее силуэт, и этот «дом-в-доме», конечно, выглядел необычно. В декабре 1961 года, как и статуя вождя, домик был разобран. С этого момента музей прекратил свое существование окончательно. Хотя известно, что уже в 1953 году посещение музея в обязательном, «приказном» порядке прекратилось. Ведь для того чтобы люди туда шли, необходимо было останавливать пароходы и организовывать выход людей с них. Другого способа доставки посетителей в это место просто не существовало. И всякие попытки организовать доступ туристов к этим местам даже в наше время наталкиваются на решение транспортной проблемы. С другой стороны, очевидцы — бывшие политзаключенные — свидетельствуют, что не только летом 1953-го, но и в 54-м и 55-м, будучи уже не в лагерях, а на поселении, они нередко позволяли себе прогулки и из Ермакова приезжали в Курейку на экскурсии. Мало того, почти все освобождающиеся перед отъездом тоже посещали «пантеон», и, конечно, не с благоговейным чувством, а совсем с другим, они приходили посмотреть на то место, где отбывал некогда ссылку ненавистный им «Ус» и куда он сослал и их.
К 90-м годам «пантеон» являл собою уже жалкое зрелище. Разбитые стекла, обвалившаяся штукатурка, разобранный паркет… Стены исписаны вольными посетителями. Одни скорбят: «С его именем мы умирали…», другие выносят приговор: «Урок тиранам». Перед разбитым «пантеоном» словно врос в землю пьедестал, на котором стояла фигура вождя. Исчезли клумбы. И только канадские ели, специально завезенные сюда, обосновались надолго, они давно переросли «пантеон». Их темные ветви создали вокруг бывшего музея какой-то зловещий занавес. Особенно гнетущее, тяжелое впечатление производил «пантеон» издалека, со стороны Енисея. Даже в погожий день силуэт темного здания, окруженный на фоне бледной северной зелени заморскими деревьями, — выглядел чужеродным для енисейских берегов строением.
В 1993 году наш музей провел экспедицию в район «пантеона». Буквально через два года мы поняли, насколько своевременной была эта поездка. Остатки «пантеона» были кем-то подожжены. Версии довелось слышать разные, но ни одна из них не объясняет варварства и жестокости по отношению к тем, кто строил это здание. Восторжествовал вандализм: не нравится история, или личность, или отношение к ним современников — значит, нужно уничтожить. Результат не заставил себя долго ждать — небылиц о «пантеоне» только прибавилось. Даже в учебниках истории стали писать о мраморной (а то и бронзовой) статуе и такой же лестнице, ведущей от берега к музею. Пошли разговоры, что есть желающие поднять статую со дна Енисея.
А в начале нового века была даже попытка возобновить работу музея Сталина в Курейке, рядом поставить паровоз с недостроенной дороги. Нашелся в 2006 году предприниматель, который решил организовать туристический маршрут в «Сталинленд», заказал скульптуру вождя и попытался установить ее. Но здравый смысл возобладал, и сомнительные прожекты рассыпались. Скульптура была снесена в тот же день, когда ее установили. Так изваяние вождя вновь было низвергнуто в месте его ссылки. Слава Сталина так и не достигла в Сибири апогея. Все случилось как-то «не до конца», без особого трепета и энтузиазма. На музей просто пожалели денег: он был деревянным, все остальное — имитацией. Железную дорогу строили отдельными частями, так и осталась она заброшенной сразу после 5 марта 1953 года и доныне истлевает среди топей и болот жуткими декорациями. Только вот жизни она унесла совсем не бутафорские.
Мне много раз доводилось бывать и в Курейке, и на объектах бывшей Мертвой дороги. Нет сожаления о том, что не увековечена память о страшном явлении — сталинизме. Нет профессионального сожаления о том, что не сохранился музей Сталина. У меня всегда есть ощущение, что образ вождя растворился в собственной тени в наших сибирских местах. Когда я брожу по заброшенному поселку Ермаково, откуда варварами вывезены не только паровозы, но и все оборудование (для кого-то — это лишь «металлолом»), я просто физически ощущаю присутствие людей. Они смотрят из развалившихся зданий, из-за разросшихся деревьев, которые скрыли теперь все кладбища.
И еще меня не покидает безысходная, не имеющая объяснений горечь от человеческого безразличия к тому, что произошло с людьми, строившими музей Сталина и дорогу; к тому, что память о безвинно пострадавших и погибших здесь до сих пор не увековечена. Иногда приходит мысль о том, что в каждом из нас сидит по-прежнему боязнь какого-нибудь нового тирана, мы не свободны по-настоящему, сколько бы об этом ни говорили…
Нет смысла пытаться в мутной воде различить самую крупную рыбу. Так и в нашей истории: сколько бы ни старались искать приверженцы сталинизма идеал в своем образе вождя, на первый план все равно выходит трагизм самой эпохи, неоправданная жестокость и массовый террор против собственного народа. Только проблема в том, что тиран — не Титан, не один он творил это, и все его помощники (а их миллионы) тоже, как правило, не из искренних идеологических побуждений сеяли зло. Наши родители, даже те, кто не жалует Сталина, не могут (и никогда не смогут) вычеркнуть его из жизни, ведь он — это и большая часть их собственной жизни. А мы, «просветленные и продвинутые», не принимающие и отрицающие Сталина, — что мы дали своим детям и несем своим внукам? Кому, каким богам возводим сейчас пантеоны?
Мария МИШЕЧКИНА,
директор Музея вечной мерзлоты,
Игарка
Новая газета 06.03.2013