В моей памяти остались события, о которых я очень хорошо помню с детства.
Видимо, душа не давала забыть эти эпизоды. Например, связанные со встречей с
архиепископом Лукой.
Лето 1941 года. Где-то далеко на западе началась война, а наш сибирский город затих, стал тёмным, особенно в ночную пору. Временами отключалось электричество, а позднее его не стало совсем. Часто от железной дороги шли санитарные машины к не очень ярко освещённому зданию 10-й школы на улицы Ленин, 7а. Здесь располагался эвакогоспиталь.
В далёкие сороковые годы моя мама Таисия Ивановна некоторое время работала в крайздравотделе и дома рассказывала, что главным хирургом эвакогоспиталя назначен доктор, который отбывал ссылку в Большой Мурте. Врачи, работавшие с ним, с некоторой настороженностью говорили, что на столе нового главного рядом с книгами по медицине совершенно открыто лежит Евангелие. И прежде чем начать операцию, доктор молится. В то время было это совершенно необычно и даже смело. В одном все были едины - что он хирург высочайшей квалификации и его любят раненые.
Очень быстро жителям небольшого тогда Красноярска стало известно имя доктора, которое буквально обрастало легендами, - Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. Он в те годы был уже немолодым, много выстрадавшим в жизни. Но нередко у операционного стола стоял сутками, спасая раненых.
И совершенно ошеломляющим было то, что хирург Войно-Ясенецкий глубоко верующий человек, который православной вере в Бога предан так же, как медицине.
Ещё в 30-е годы ХХ века все церкви Красноярска были превращены в склады, мастерские либо разрушены. Только маленькая деревянная церковь на Николаевском кладбище ничем не осквернялась, оставаясь православным храмом. Она и поныне жива.
Моя семья жила в Николаевке в маленьком доме на улице Маркса, 223 (дом в 1970-е годы снесён). Дедушка Иван Назарович и бабушка Настасья Трифоновна были людьми верующими и, несмотря на всяческие порицания, не убирали из переднего угла иконы. Часто в углу у образов горела синяя лампада.
Дорогая моя бабушка посещала церковь. Брала с собой узелок с пирожками, другим съестным, чтобы подать нищим. Иногда она и меня брала с собой. Дед из-за больных ног и плохого зрения в церковь не ходил, но многие годы дружил с батюшкой Алексеем - единственным священником Николаевской церкви. Они часто встречались, поскольку отец Алексей жил также в Николаевке по улице Советской, почти рядом.
Помнится, что перед большими православными праздниками останавливались у нас на несколько дней две пожилые женщины - Матрёна Ивановна и Мария Степановна. Жили они в центре города - Матрёна Ивановна по улице Красной Армии, а Мария Степановна по улице Дзержинского. Никакого транспорта тогда и в помине не было, до Николаевской церкви добираться далеко, вот и жили женщины во время праздников у нас. Они были совершенно не похожи на наших николаевских. Обе высокие, статные, в тёмных длинных одеждах. Головы свои покрывали чёрными кружевными шарфами, говорили мало и тихо. В их присутствии в нашем не очень дружном семействе воцарялся мир и покой.
В один из тёплых дней на сей раз с нашими гостьями мы отправились на кладбище. Из разговора взрослых я поняла, что будет служить владыка. Слово для меня незнакомое, но детские ушки на макушке, услышала и запомнила.
Прихожан в тот день собралось много. В обычные дни всех вмещала маленькая церковь, а в этот день люди - в основном в возрасте - заполнили всё пространство у храма. Шла война, мужчин среди прихожан не было видно, а молодые женщины работали на заводах даже по воскресеньям.
Все явно кого-то ждали, тихо переговаривались. Вдруг во двор вошёл очень высокий человек в чёрном одеянии. Он был на голову выше даже самых высоких. Хорошо запомнила, что у него были длинные волосы и седая серебристая борода. Прошёл шёпот: «Владыка, владыка…» Это был архиепископ Войно-Ясенецкий, совмещающий работу в госпитале с архиерейским служением в Красноярской епархии, как мне стало известно в дальнейшем. Вести службу помогал ему батюшка Алексей, находящийся тогда в очень преклонном возрасте.
Усердную проповедь архиепископа, произносимую басом, все слушали в абсолютном молчании. После проповеди владыка благословил каждого подошедшего к нему.
И ещё запомнила я его руки - большие, очень белые. Таких рук я никогда не видела за всю свою теперь уже долгую жизнь. Люди, подходившие за благословением, прикасались к рукам пастыря, исцеляющего души, и рукам хирурга, исцеляющего раненых и больных.
Служба в Николаевской церкви доставалась владыке нелегко, но он с глубокой преданностью воле Божьей терпел всё. В своих воспоминаниях он писал: «Полюбил страдания, очищающие душу».
Повторяю, что никакого транспорта в городе не было, и чтобы преодолеть путь до Николаевского кладбища, владыка шёл пешком часа полтора. От госпиталя № 15, находящегося в центре города, до железной дороги он шёл по деревянному расшатанному тротуару. Далее переходил опасные железнодорожные пути, по которым то и дело шли поезда. На путях работали постоянно маневровые паровозы.
На Николаевскую гору архиепископ поднимался по мощённому камнем извозу (улица Копылова), а дальше непролазная грязь до самого кладбища. Уставший уже до изнеможения, пожилой, страдающий от болезней, Святой Лука шёл исполнять свой долг пастыря.
Людмила Серебряникова
Городские новости 18.07.2013