Отметить вместе юбилей Норильска пригласили немало ярких людей, чьи судьбы навсегда связаны с нашим городом. Пожалуй, самый почетный и удивительный из них — 91–летний писатель, бывший сиделец Норильлага, автор первой книги о Норильске — Сергей ЩЕГЛОВ. Мир знает Сергея Львовича и по заслуженному его непростой северной биографией псевдониму — Норильский...
С дочерью Александрой на Ленинском проспекте
Мы не виделись больше года после встречи в Туле, куда он уехал с семьей более
полувека назад. Но с Норильском был постоянно на связи. Северянин не по своей
воле с 1942 года, он один из создателей знаменитого оксиликвита, из которого
делали взрывчатку для рудников, впоследствии деятельный директор кислородного
завода и один из первых наших журналистов и литераторов, создатель литературного
объединения «Надежда» при «Заполярной правде». В свои «за девяносто» он много
работает — пишет книги, возглавляет созданное им четверть века назад отделение
общества «Мемориал» в Туле.
На встрече с норильчанами в Музее истории освоения и развития НПР его встретили
аплодисментами. И, затаив дыхание, лишь изредка позволив себе вопрос,
вслушивались в размеренную речь этого человека– легенды.
С участниками встречи в Музее истории НПР
– Когда летел в Норильск, мысленно передо мной прошли все мои последние 70
лет жизни, ведь в Норильск меня доставили по этапу в августе 1942 года... Для
меня и 60–летие Норильска — дата священная, но надо прибавить и те 11 лет,
которые я трудился до того, как поселок Норильск стал городом. Я вспоминал
многих людей, своих товарищей, которые за эти 11 каторжных лет положили здесь
свою жизнь... Это было и мне предрешено. Когда я в марте 1946 года отбыл свой
пятилетний срок за так называемую антисоветскую агитацию и был выпущен на
свободу, то продолжал работать на том же месте — на кислородном, а иначе говоря
– оксиликвитном заводе. 6 августа 1946–го я вместе с другими взрывниками опускал
патроны оксиликвита в скважины рудника открытых работ «Угольный ручей». Только
прошла гроза, был жаркий день. Мы привезли железнодорожную цистерну с патронами
оксиликвита — это спрессованный мох сфагнум, которого в окрестностях
неисчислимое количество, пропитанный жидким кислородом. Замечу, что жидкий
кислород кипит при температуре минус 183 градуса по Цельсию. Он непрерывно
испаряется и поэтому, как мы говорили, «жизненность» оксиликвитных патронов
диктовала определенный строгий ритм зарядки скважин и их взрывания. Если выйти
из этого графика, то никакого взрыва горных пород не будет, а один пшик. И тут
гроза, при которой никакая зарядка невозможна. К счастью, она быстро прошла, и
мы ринулись заряжать скважины вместе со взрывниками. Я опускал патрон и вдруг
справа от себя услышал грохот. Взрывная волна отбросила от скважины, протащила
по камням карьера... Я вскочил через время и никого не увидел. Произошел
преждевременный взрыв оксиликвита. Скважины были глубиной до 30 метров, туда
надо было опустить 15–20 оксиликвитных патронов диаметром 230 миллиметров и
высотой в полметра. Но один из этих патронов у взрывника–заключенного вдруг
застрял. Он попытался пробить его трубой. Леонид Алексеевич Шекун, мой товарищ
по лаборатории оксиликвита, подбежал к нему и закричал: «Это категорически
запрещено!» Подбежал и технорук завода Марк Яковлевич Рыжевский, чтобы
предотвратить беду. От взрыва все они погибли. И остальных пять
взрывников–заключенных разорвало на мелкие кусочки, потом на горизонтах рудника
собирали разные части их тел. Это был не первый трагический случай с
оксиликвитом, очень опасным взрывчатым веществом. Но мы и дальше продолжали
работать, выясняли причины, почему произошел взрыв, как достичь того, чтобы
взрывов не было...
Вот какую роль готовила мне судьба. И я с трудом преодолеваю волнение,
вспоминая все, что было прожито за эти годы. И прежде всего простых тружеников,
инженеров, которые работали над оксиликвитом. Это Андрей Дмитриевич Яхонтов,
Юрий Натанович Зенюк... Многие погибли или были ранены при работе с
оксиликвитом. У меня записаны и фамилии взрывников–заключенных, которые были в
штате рудника «Медвежий ручей». Под обелиском со звездой похоронили только уже
освободившегося Рыжевского, а всех заключенных зарыли под Шмидтихой и оставили
на могиле лишь номера их лагерного дела...
Я до Норильлага намеревался быть учителем истории. Аресту немало способствовала
судьба моих родителей. Отца — сельского учителя Льва Львовича Щеглова
расстреляли в 1937 году по обвинению, которое 20 лет спустя было опровергнуто.
Мою мать Александру Ивановну Каратаеву, по мужу Щеглову, в том же 37–м
арестовали. Получила она десять лет за то, что была глубоко верующим человеком.
Скончалась в 1947–м, освободившись в одном из лагпунтов Караганды.
Со мной сейчас в Норильск приехала моя дочь Александра Сергеевна Викторова, по
рождению Щеглова. Мы назвали ее в честь моей мамы.
В Норильске сложилась моя семья. Супругой стала Нина Ивановна Балуева,
первоначально сотрудница лагерной газеты «За ударный труд». Мы поженились в 1947
году, когда я был уже свободным человеком, но клеймо врага народа висело надо
мной. И Нину Ивановну уволили из лагерной газеты, она устроилась работать в
библиотеку при учебно–консультационном пункте, и только в 1954 году, через год
после того, как Норильск получил статус города, стала выходить «Заполярная
правда», куда мою жену пригласили работать. У нас родилась Сашенька, потом — два
сына. Вот такая моя личная жизнь...
Сегодня вся моя литературная и журналистская работа, на которую я после Норильска сменил инженерную деятельность, посвящена теме памяти. Как сказала Анна Ахматова, хотелось бы всех поименно назвать... Кроме «Мемориала», которому отдаю три дня в неделю, сижу за письменным столом. Основные книги, над которыми сейчас работаю, — книга о Николае Николаевиче Урванцеве, с ним мы были большими друзьями на протяжении десятков лет. Буквально через месяц выходит книга о Николае Александровиче Козыреве, известном астрономе, астрофизике, он отбывал здесь срок, и с ним я тоже был знаком. Эта книга печатается в Туле. Перед тем как сесть в самолет, буквально последнюю верстку взял из издательства.
На очереди — новая книга о выдающемся ученом–минералоге, тоже отбывавшем здесь срок, — Николае Михайловиче Федоровском. Первую книгу выпустил в 1967 году в Горьком, где он был в молодости основателем Советской власти, председателем военно–революционного комитета большевиков. Ныне там набережная реки Оки носит его славное имя, как и улица в Талнахе, а его мемориальная доска находится рядом с вашим индустриальным институтом. Мы были знакомы, работал с ним. На протяжении многих лет собирал все свидетельства об этом человеке, начиная от академиков до никому неизвестных людей, чьи воспоминания также необыкновенно ценны. Книга, видимо, выйдет в двух томах. А в прошлом году вышла книга под названием «Павел и Клавдия», второе издание. Это рассказ о священнике Павле Устинове, осужденном по одному делу с моей мамой в городе Муроме Владимирской области и расстрелянном в 1937 году в Горьком. Чудесным образом сохранились дневники его жены, талантливой женщины, которая никогда не была писателем. Их сберегли в годы репрессий родственники, внучки и вручили нашему «Мемориалу». Я их обработал литературно, и книга вышла двумя томами. Это 900 страниц текста, которые читаешь — и дух захватывает. Подарил эту книгу и в музей, и в библиотеки Норильска.
Главная тема моих книг — те мрачные трагические страницы нашей русской, советской истории. И эта тема далеко еще не раскрыта, хотя уже опубликованы тысячи воспоминаний, мемуаров, исследований. Но, к сожалению, наше нынешнее руководство считает, что об этом надо поменьше говорить. Возможно, извините, и здесь кому–то это не совсем приятно. Надо помнить и славные страницы — как мы защищали страну от Гитлера, но нельзя забывать и мрачные стороны истории. Я это говорю к тому, что все связанное со строительством Норильского комбината, пока освещено достаточно однобоко. Это касается и Авраамия Павловича Завенягина, с которым мне приходилось встречаться. И далеко не все страницы жизни заключенных Норильлага известны. И начиная с моей первой книги «Город Норильск», которая вышла в Красноярске в 1958 году, я эту тему продолжаю.
Сергей Львович поклонился памяти своих товарищей на «Норильской Голгофе», встретился с музейщиками, подарил свои книги. Дал согласие художнику Юрию Афонову на создание портрета, подарив ему часть рукописи о Федоровском. Пока он встречался с людьми, его дочь Александра исследовала родной город. Она уехала из Норильска в 13 лет. Конечно, нашла свою 6–ю школу, дом на Комсомольской, 20. Отец и дочь были тронуты самым сердечным норильским приемом. Но как же иначе: ведь они вернулись на Родину...
Ирина ДАНИЛЕНКО
Фото автора