Вспомним, осенью 1937 года в Хакасии, как и по всей стране, начались повальные аресты. Самыми резонансными, как бы сейчас сказали, стали уголовные дела, сфабрикованные в отношении руководящих работников молодой автономной области. Их обвинили в “буржуазном национализме”, в приверженности идее Георгия Итыгина и его сподвижников о выделении Хакасии в самостоятельную автономную республику “с непосредственным подчинением в СССР, а в крайнем случае — с подчинением в РСФСР”. Кроме того, следователи НКВД “выявили”, что областной штаб националистической организации готовился к совершению... терактов над руководителями ВКП (б) и правительства во время посещения ими Хакасии. В Москве же подобные действия якобы планировали совершить те члены организации, которые выезжали на съезды Советов в столицу или там учились. Дела “буржуазных националистов” рассматривались выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в Красноярске. Точнее, просматривались. Десять минут разбирательства — и решена судьба человека. Чаще всего приговаривали к высшей мере наказания. В июле 1938 года были расстреляны председатель Хакасского облисполкома Михаил Торосов, ответственный секретарь облисполкома Николай Конгаров, секретарь Хакасского обкома ВЛКС Киприян Чульжанов, председатель областного суда Федор Толстухин и другие, всего девять человек. В расстрельном списке оказался и председатель комитета по делам искусств при Хакасском облисполкоме Иван Тогдин.
В годы большого террора жернова репрессивной машины перемололи судьбы многих людей — известных на всю страну или Хакасию, и тех, кого знали, например, лишь односельчане. Вот и крестьянин Григорий Копылов из Нижних Сир не избежал трагической участи.
Сегодня наша газета публикует фотографии и воспоминания об Иване Тогдине и Григории Копылове, предоставленные Хакасским республиканским обществом “Мемориал”.
Воспоминания о тяжелейшем периоде в жизни семьи “врага народа” и о самом
Иване Владимировиче сохранила его дочь Нина Михайлова (Тогдина). “К сожалению,
я не знаю отца, не помню маму — я тогда слишком мала была, — говорит Нина Ивановна. — О своих родителях знаю со слов бабушки и тетушек”. Юлия Александрова, родная тетя, сестра жены Тогдина, Ниночку вырастила, она же оставила запись воспоминаний.
Иван Владимирович был хорошим добрым человеком. Часто бывал в нашей семье, любил ходить к теще на блины. Мы с ним плавали на лодке по Абакану, ездили далеко по ягоды, ходили на рыбалку, посещали местный музей-юрту. Он любил, когда я надевала хакасское платье. Хорошо помню, когда он работал в совпартшколе (мой отец работал там же счетным работником). Помню, приезжала его мать, маленькая добрая старушка...
И вот страшный 1937 год. После статьи в газете “Советская Хакасия”, где Ивана Владимировича назвали “махровым буржуазным националистом”, стало ясно, что ему не избежать ареста. Мы жили тогда в Черногорске, а молодые Тогдины в Абакане. И вот мы приехали к ним на семейный совет... К разговорам взрослых меня, 13-летнюю, не допускали, но я помню, какой была атмосфера — словно в воздухе висели боль, горе, недоумение, сомнения, подавленность.
Было еще заседание бюро обкома партии, где его и других товарищей во главе с председателем исполкома Торосовым исключили из партии. Но об этом я узнала позже.
На той же нашей встрече Иван Владимирович прощался с семьей... В ту пору его старшей дочери Римме было пять лет, а младшей Ниночке — меньше года.
После ареста его жену Елену, мою сестру, с двумя девочками выгнали из квартиры и поселили, как и некоторые другие семьи “врагов народа”, в “доме троцкистов”. Ну и мы из Черногорска переехали к ним, стали жить вместе. Помню, все боялись и ждали новых арестов. Часто ездили в минусинскую тюрьму, бегали на вокзал, когда отправляли заключенных из Абакана. Сестра устроилась посудомойкой, то-то была радость, но она прошла быстро. Ее как “жену врага народа” уволили с работы. Елена была вынуждена продавать вещи. На базаре таких бедолаг было много.
От имени несчастных жен арестованных хлопотала жена Михаила Григорьевича Торосова. Она была очень доброй мужественной женщиной.
Елена окончила фельдшерские курсы в Абакане и стала работать медсестрой. Но пришел черед новых бед — умер наш тяжело болевший отец, на финской войне погиб брат.
Когда же началась Великая Отечественная война, сестра стала работать в Абаканском госпитале, а спустя некоторое время, оставив на нас малолетних детей, отправилась на передовую. Служила на Северном фронте. Однажды, когда в полевой госпиталь поступила очередная партия раненых бойцов, она встретила старшего брата(!). Потом проводила его в тыл. А в 1944 году сама после ранения демобилизовалась. Вернувшись в Хакасию, устроилась на работу в больницу в поселке Усть-Бюрь. Там 29 мая 1944 года она умерла от тифа. Дети росли с бабушкой и со мной, тетей...
***
Иван Владимирович Тогдин. Родился в 1902 году в селе Аскиз. Окончил коммунистический университет трудящихся Востока в Москве.
В Хакасской автономной области возглавлял комитет по делам искусств. 28 сентября 1937 года он был арестован. Приговор о расстреле был объявлен и приведен в исполнение 13 июля 1938 года. Реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 21 мая 1957 года.
На этом снимке мой дед Григорий Степанович Копылов со старшим сыном Михаилом
и дочерьми. А всего в его семье было шестеро детей. Сам он из казаков, по вере —
из молокан, но женат был на православной. Жили они в селе Нижние Сиры
Таштыпского района. Уклад жизни крестьянской семьи был порушен в мае 1938 года.
Бабушка, помню, мне в детстве рассказывала, что за дедом ночью пришли, увезли в
Таштып. На утро следующего дня она добралась до райцентра, да толком ничего не
узнала. Арестованных уже увозили. Она только успела кинуть в чьи-то руки узелок:
“Передайте Копылову!..” Бабушка считала, что ее муж где-то на севере работает в
шахтах. В 1956 году она ушла из жизни, так и не узнав правды о его судьбе. Лишь
спустя годы наша семья узнала, что Григорий Степанович, обвиненный в
антисоветской агитации, был расстрелян по постановлению тройки УНКВД 9 августа
1938 года в Минусинске.
К сожалению, я мало что знаю о своем деде. Рассказывали, что он умел поднимать людям настроение, шутить. И любил петь: “Отец мой был природный пахарь...” Я думаю, что Григорий Степанович был хорошим человеком. Он с женой правильно воспитывал детей — до тех пор, пока мог...
Пятеро детей — Михаил, Иван, Мария, Федор, Яков — защищали страну в годы Великой Отечественной. Михаил и Федор сгорели в танках...
Самая младшая в семье лишь в силу своего малолетства не встала в строй защитников.
Иван и Яков по окончании войны работали водителями. Мария (это моя мама) стала фельдшером. А самая младшая Людмила, окончив Абаканский учительский институт, преподавала русский язык и литературу. Братья и сестры жили дружно, чем могли, помогали друг другу. Тому же и нас, наследников, учили.
Надежда ЛУКОШЕВИЧЕНЕ
Черногорск