Как литовский переселенец стал заслуженным целинником
В семье Шлушнис Антанас стал девятым ребёнком. «Последыш», – уточнила я при встрече с ним. «Нет, горбушка от булки», – не согласился мужчина…
Родители Антанаса были зажиточными людьми. В 1949-м мать организовала на хуторе Клайпеда, где они тогда жили, колхоз, сдав в «общий котёл» пять лошадей, четыре коровы. Прямо в их дворе начали строить ферму. Два старших сына воевали на фронтах Отечественной, глава семьи сгинул в трудовой армии на Воркуте, но это не мешало некоторым соседям коситься в их сторону и за глаза судачить: «Кулаки, и останутся кулаками: гусь свинье – не товарищ».
– В те годы многих из Литвы высылали в Сибирь, – рассказывает мой собеседник из села Борцы. – И на этот раз постарались «добрые» соседи: написали письмо. Как оказалось, достаточно было трёх подписей, чтобы однажды утром в дверь постучали и приказали: «Собирайтесь!» Привезли на лошадях в лес. Мать очень боялась, что расстреляют, но нас отправили пешком до станции – загрузили в поезд и увезли в неизвестном направлении. Так 2 октября 1951 года мы оказались в Ачинске. Я тогда окончил седьмой класс, хорошо знал не только литовский язык, но и русский, начал изучать английский, по которому были только «пятёрки»: мечтал стать дипломатом.
На чужбине оказались самые «неблагонадёжные» Шлушнисы: мать, Антанас и его брат с сестрой – остальные были уже женаты или замужем, и их оставили на родине. Со станции Ачинск переселенцев под конвоем, на лошадях, развезли по окрестным деревням. Так двенадцатилетний мальчик оказался в Борцах.
– Каждую неделю из города приезжал участковый милиционер по фамилии Водопьянов, – вспоминает сейчас пенсионер. – Проверял, отмечал и требовал от меня роспись в своих бумагах – мол, никуда убегать не собираюсь, буду перевоплощаться в советского гражданина. Хороший мужик, просто у него была такая работа, ко мне испытывал доверие, позже стал требовать «автограф» уже через месяц.
– А где жили?
– Нас, три семьи литовцев, поселили в заброшенном здании бывших яслей. Из всех только мы были «политическими»: остальных отправили в ссылку за слишком весёлый образ жизни, нежелание работать. Уже тогда мне дали понять, что я – сын кулака. Когда стал взрослым, то, чтобы удостовериться в этом, запросил справку о причине вынужденного переселения – мне в ней эти слова и написали. Первым делом я отправился в школу, в которой встретили не очень гостеприимно – «чужак», и почему-то зачислили… в третий класс. С детства был гордым, и мне, конечно, такое унижение не понравилось: махнул рукой и больше туда – ни ногой. Матери тогда уже исполнилось 56 лет – какой ей физический труд? Осознав это, сразу пошёл к мужикам, в тракторный отряд. Они посмеялись – «от горшка три вершка», но взяли прицепщиком. Быстренько освоился и уже на зиму устроился водовозом: эта «должность» в деревне не пользовалась почётом, хотя вода нужна была каждый день. Сразу зауважали, вмиг оказался самым нужным человеком, особенно в банные дни. Старики даже валенки подарили. Не хочу их обижать – нет уже в живых, но, тем не менее, коренное население считало нас людьми второго сорта. Чтобы доказать, что это не так, в четырнадцать лет решил учиться на тракториста: до сих пор помню военную технику тех времён, на которой раньше возили пушки, а потом раздали по колхозам. Затем пересел на «колёсник» Сталинградского тракторного завода – на железном ходу, с шипами, не буксовал, но имел всего тридцать лошадиных сил. Единственное – тяжело было на нём разворачиваться на маленьких полях. Я по собственной инициативе стал корчевать пни, распахивать межи – разрабатывать землю. В деревне меня сразу назвали «целинщиком». В 1956 году давали медали «За освоение целинных земель». Ну, коль так прозвали, то надо и награду вручать. Помню, как проходило торжество: собрали нас человек восемь при МТС (машинно-тракторная станция. – Прим. авт.), в берёзовом лесочке соорудили сцену из досок. Думал, что эта медаль, как значок, а она почти с блюдце… Сейчас покажу!
Антанас приносит из другой комнаты объёмистую коробку, откуда и достаёт свою первую медаль (есть и вторая, речь о которой пойдёт ниже). Награда, действительно, совсем не для того, чтобы вешать на грудь…
– К тому времени, наверное, уже обжились в Борцах?
– Мать у меня была трудолюбивым человеком, умеющим выходить из любой жизненной ситуации. Как-то сшила соседке доху, а без неё в Сибири куда? Та с ней и расплатилась козочкой. Так родительница нашла себе прибыльное занятие – довела стадо до 30 голов, брат научился выделывать шкуры, а мама мастерила из них шубы. Так и скопили на совсем крохотный домик – наши головы в нём были под окном, а ноги – на пороге, но мы и такому были рады: свой! В двадцать лет я женился: супруга, с который прожил больше пятидесяти лет и нажил троих детей, тоже была сосланной, из Поволжья, звали Марией (показывает совместный портрет). Жаль, что умерла несколько лет назад.
– Этот снимок сделан, когда приезжал из армии в отпуск, у нас уже дочь Зина росла. Служить ушёл не сразу – была «бронь». За три года имел три отпуска: два по распоряжению генерала – выручал не раз своим мастерством, уже тогда я владел всеми видами техники, даже экскаватором. После возвращения работал в агропромышленном комплексе: 25 лет на тракторе и столько же – управляющим Борцов и Крещенки. Полвека трудового стажа для «сына кулака» – не шутка. Наверное, за это и наградили недавно второй медалью в связи с 60-летием освоения целинных и залежных земель. Её уже вся деревня видела – посмотрите и вы: золотая. Не верите? Даже проба есть.
Дело отца сейчас продолжает сын Геннадий – зарегистрировался фермером, но хоть и живёт в городе, сеет возле Борцов пшеницу.
– Наверное, заняться земледелием уговорили его вы? – спрашиваю у Антанаса.
– Жалко мне сегодня поля, – говорит. – Выйду за околицу, гляну: везде растёт березняк и осинник. А я ведь когда-то его корчевал, обрабатывал…
– Вы, видимо, после реабилитации не зря остались здесь, хотя имели возможность уехать. Что ближе к сердцу – литовский хутор Клайпеда или сибирская деревня Борцы?
– В Клайпеде прошло детство, в Борцах – вся жизнь. Вот взять бы и сложить эти половинки…
Татьяна Гостенкова