Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Их родина - Сибирь


В ГАЗЕТЕ от первого июля вышла публикация «История моей прабабушки» — о Е.А. Горбуновой писал се правнук Никита Корытов. Источниками для написания статьи были архивные документы и рассказы бабушки - дочери Елизаветы Августовны. Как к перипетиям в своей жизни относилась сама героиня рассказа, мы уже не узнаем. Но после выхода газеты в редакцию позвонила читательница и рассказала, что ее мама - сродная сестра Е.А. Горбуновой и тоже участница тех событий — совсем по-другому смотрит на прошлое. Чтобы узнать историю из уст очевидца, я отправилась в гости к Елизавете Августовне Симоновой (на снимке). День был ненастный, метеозависимые и пожилые люди чувствовали себя не очень хорошо. Несмотря на недомогание, Елизавета Августовна согласилась побеседовать со мной.

ПОСЛЕ нескольких минут разговора, когда я узнала, что маму моей собеседницы тоже звали Елизавета Августовна, возник вопрос: почему в одном роду так много Елизавет с одинаковым отчеством. Оказалось, что у немцев (по крайней мере у тех, кто проживает в России) была традиция - первую дочь называли по имени матери, первого сына - по имени отца.

Семья Бопп (девичья фамилия нашей героини) жила в д. Штрауб Кукусского района Саратовской области. Родители работали в колхозе, держали хозяйство. В 1927 году родился первенец Август, два года спустя - дочь Лиза. Легкой жизнь в Поволжье не была.

— Мама рассказывала, что в голодные тридцатые годы умерло много родственников, — говорит Елизавета Августовна. — Голод был страшный: у родной маминой сестры умерли муж и трое детей. А мы выжили только благодаря заботам дяди Данилы, который работал на тракторе и получал зерно. Родителей моего отца раскулачили еще после революции, хозяйство у них было большое, но наемных рабочих они не держали - со всем сами справлялись. Отца арестовали позже как сына кулака в 1930 году. Мама осталась с двумя маленькими детьми на руках. Вернулся папа только в 1936 году, родилась сестра Роза. Отец работал в поле: в понедельник бригада уезжала и возвращалась в деревню только в субботу, чтобы помыться в бане, в следующий понедельник — опять в поля. В одну из суббот ночью приехали незнакомые люди и велели отцу собираться. Больше мы его никогда не видели. Правда после войны мой двоюродный брат Петр Доос рассказал, что в 1943 году, когда был в трудармии, видел нашего папу: трудовая колонна шла по одну сторону дороги, а по другую - вели заключенных, среди которых брат узнал моего отца. Попросил у конвоира разрешения поговорить с родственником, рассказал отцу, что случилось с нами, хотел дать наш адрес, но переписка заключенным была запрещена. Это было последнее известие о нашем папе. Эта рана в моем сердце не заживет никогда. (Фраза о незаживающей ране в сердце звучала из уст Елизаветы Августовны не единожды).

Роза не дожила и до двух лет - умерла от кори. Август с Елизаветой, как и другие деревенские ребята, ходили в школу. Кстати, разговаривали в деревне только на немецком языке, русский начинали учить в четвертом классе.

1-го сентября 1941 года дети по традиции пошли на линейку. Но продолжить учебу им не удалось: жителям Штрауба, как и остальным жителям, так называемой республики немцев, Поволжья объяввили, что их переселяют в Сибирь. Дали время на сборы. Елизавета Августовна вспоминает, что они сдали коров, овец, собрали что могли унести на себе, и 17 сентября, в день рождения мамы, на поезде поехали до Абакана. Ехали, действительно, долго - целый месяц, поезд часто останавливался, по трое суток стоял на станциях.

— В Абакане переселенцев распределили по разным деревням и селам: семью дяди — в Сагайское Каратузского района, а нас с мамой — в Качульку, — рассказывает моя собеседница. — Но дядя Данил попросил, чтобы нашу семью с кем-нибудь поменяли. Так мы тоже оказались в Сагайске. Здесь нам сразу дали квартиру. Чтобы что-то есть, продавали привезенные с собой пожитки. За дровами ходили в лес. Мама пошла в колхоз работать, а мы - в школу. Надо было нас в первый класс отправлять, чтобы мы азбуку, слова русские учили. А нас сразу в четвертый определили. Придем, посидим, по-немецки поговорим между собой, ни слова из того, что сказала учительница, не поймем, и домой. Неделю так помаялись и бросили это занятие.

Весной 1942 года маму Елизавеш Августовны. забрали в трудармию. Вспоминать это без слез наша героиня не может. Она бежала за машиной и просила маму взять ее с собой. Что такое остаться 12 и 14-летним подросткам одним, навряд ли кто-то из современников может себе представить. Но делать нечего, надо дальше жить.

— Пришла сестра из Черепановки, рассказала, что живут они почти в лесу, дрова в нескольких метрах от дома: набрал вязанку, на плечо положил и принес домой. Хоть голодно, но в тепле, — вспоминает Е.А. Симонова. — Мы с братом собрали свое скудное имущество и отправились к родственникам. А ходили тогда всюду пешком, мы через Старую Копь пошли, на Амыле лед уже хрупкий был. Почти до противоположного берега добрались, и вдруг лед обломился, и нас с Августом затянуло под льдину. Благо, на берегу мужики работали на лесопилке. Они-то нас и спасли.

В Черепановке подростки пошли работать в колхоз им. Тельмана. Вскоре им выделили домик, корову, овцу. Чтобы прокормить буренку, подростки солому на санках возили, в лесу листву березовую собирали. Елизавета в коллективном хозяйство картофель садила и обрабатывала, сено косила. А в 14 лет уже со взрослыми мужиками бревна двуручной пилой пилила, каждое в два обхвата. В лес ехала в фуфайке и валенках, колени какими-нибудь тряпками обматывала, чтобы не обморозить. Зимой заготавливали лес, весной по роке сплавляли. Летом в полях работали.

— День, когда объявили, что война кончилась, не забуду никогда, — рассказывает женщина. — Кто плачет, кто смеется, все поют, танцуют. А у меня одна мысль - скоро мама вернется. Она работала в угольной шахте в г. Ленинске. Вернулась только в 1946 году, и то отпустили ее с условием, что нас в качестве рабочей силы привезет туда. Конечно, мама очень не хотела, чтобы мы в шахте работали, так как там случалось много обвалов. Она рассказывала, что чудом осталась жива. В одну из смен в их лаве (так называлось рабочее место шахтеров) был слышен гул. И напарник сказал: «Если мы сегодня с тобой на поверхность целыми вернемся, значит, ты в рубашке родилась». И правда, только их подняли из-под земли, не успели они еще в бане вымыться, как раздался взрыв, мамина сменщица вместе с остальными шахтерами погибла.

Приехав в деревню, мама прошла медицинский осмотр, и знакомый доктор написал, что по состоянию здоровья она не годна для работы в шахте. Вот так мы опять были с родителем.

Елизавету Августовну и ее брата Августа от трудармии спасла смекалка их тетки. Из Поволжья они приехали без документов, и при переписи населения она сказала, что Лиза родилась в 1932 году, а брат - в 1930. Уже после войны бухгалтер колхоза им. Димитрова Герман написал запрос в архив Саратовской области и пришли настоящие метрики.

— В конце сороковых колхоз имени Тельмана присоединили к каратузскому им. Димитрова, — рассказывает Елизавета Августовна. — Хотя в Черепановке и коровник был, и свинарник, и курятник, и овец держали, и табак выращивали. В общем, все делали на благо Родины. После объединения вызывает нас с подругой Валей Сорокиной председатель колхоза Филиппов и говорит: «Ты пойдешь дояркой, а ты (на Валю) - пояркой», то есть за телятами ухаживать. Мы расплакались, мол, не умеем. «Ничего, научат». Вот так мы оказались в Каратузе. Заведующий молочнотовварной фермой. Мещеряков дал мне группу из 12 коров, в первый же день после дойки у меня руки распухли. А ничего не поделаешь, работать надо Спасибо опытным дояркам, они подсказывали, что и как нужно делать. Понемногу привыкла.

Здесь Елизавета познакомилась с парнем, тоже переселенцем из немцев, вышла замуж, родила дочь. Молодая семья уехала в Краснотуранск за «лучшей» жизнью. Но вскоре Лиза с маленьким ребенком вернулась к маме в Черепановку. Во время у брага уже была семья, трое детей Стали жить все вместе.

— Мама за табаком ухаживала, а соседнюю плантацию женщина обрабатывала, — вспоминает наша героиня. — Увидев меня, она сказала, что племянник у нее есть, хорошо было бы нас поженить. А мне что терять: ребе нок на руках, да и брату без меня хлопот хватало. Согласилась я. Симоновы приехали из Каратуза меня сватать. Привезли в райцентр. Зиму мы с Ваниными родителями жили, а весной отделились — избушонку купили. Иван на тракторе работал, вот и поехали мы с ним лес готовить. Вдвоем напилили, привезли. Избушку свою разобрали, все лето новую строили, а пока в сарае жили. Нижние венцы мы с мужем вдвоем клали, а потом знакомого мужчину позвали помочь, работников-то не на что нанимать было. Возвели сруб под крышу и перезимовали в немазаном, главное — крыша над головой есть. На следующий год заштукатурили, маму к себе забрали. Иван мой всю жизнь на тракторе проработал, а я и дояркой, и телятницей, и свинаркой была. Двое сыновей у нас народились. Всех выростили, на ноги поставили.

54 года в согласии и понимании прожили супруги Симоновы. Сейчас Елизавета Августовна живот у дочери, всем довольна. В свои 85 она грядки полег и по дому помогает. Энергией и любовью к жизни может еще молодых заразить. Непростые испытания закалили ее тело и характер Сейчас Е.А. Симонова ждет с нетерпением приезда старшего брата — он жил в Германии, а теперь решил вернуться на родину Да, именно родиной считают поволжские немцы нашу Сибирь, водь они здесь выросли, все самое лучшее случилось с ними в наших краях.

Татьяна МЕНЬШИКОВА

Знамя труда (Каратузское) 29.07.2014


/Документы/Публикации/2010-е