НОРИЛЬСКИЙ ХРОНОГРАФ
Можно ли победить ГУЛАГ? Ответ дает 80-летняя история города и комбината на 69-й параллели. И этот ответ – да.
“И колонизироваться там”25 июня 1935 года народный комиссар внутренних дел СССР Генрих Ягода “во исполнение постановления ЦК и СНК от 23 июня 1935 года за № 1275-198 с/с. о передаче ГУЛАГу НКВД постройки Норильского никелевого комбината” подписал приказ, состоящий из девяти пунктов.
Первым значилась передача всего, что касается Норильска, из Главного управления Северным морским путем в ГУЛАГ.
Пункт 2 присваивал вновь организованному лагерю наименование “Норильский исправительно-трудовой”.
Четвертым и пятым назначались начальник строительства и лагеря и главный инженер строительства: “тов. Матвеев” и “тов. Воронцов”.
Следующие три пункта (6, 7 и 8) предписывали разработать повышенные нормы продовольствия, снабжения обмундированием, а также зачет рабочих дней по сверхударным нормам.
Особую роль в судьбе многих политзаключенных Норильлага сыграло разрешение “в виде особого поощрения за хорошую работу привозить свои семьи за счет НКВД и “колонизироваться там”. В основном приезжали жены специалистов, если, конечно, их самих после ареста мужей не репрессировали, дети. Так, к бывшему директору МИИТ, сотруднику Наркомата путей сообщения магистру технических наук Александру Грампу в 1946-м приехала жена американка Гертруда Кливанс, которая преподавала английский в местном техникуме, а их сын Джим учился в первой школе. Многие норильские династии ведут свой отсчет со второй половины тридцатых годов. Инженера путей сообщения Валентина Скалигерова привезли в Норильлаг в 1938-м. Вскоре к нему приехала жена Галина и двое детей. Галина Скалигерова преподавала русский язык в той же первой школе, а сын Игорь вскоре пришел в институт “Норильскпроект”, где до и после освобождения работал его отец. Родившийся в Норильске внук Скалигерова-старшего подхватил эстафету от отца и деда, придя в институт в 1985 году. Сергей Скалигеров через 10 лет стал главным инженером проекта по объектам связи и автоматизации.
Возвращаясь к приказу, отметим, что последним его пунктом всем органам НКВД вменялось в обязанность немедленно отвечать на все запросы Норильского лагеря, касающиеся строительства комбината.
28 июня 1958 года Евфросиния Керсновская, взрывник шахты №15, а в прошлом бессарабская помещица, написала заявление в Таймырский окружком профсоюза, в котором, возможно, впервые в жизни обращалась за помощью к власти. Ей нужно было остаться в шахте. На эту шахту она сама попросилась из Центральной больницы лагеря в 1947 году, когда была еще заключенной Норильлага. После освобождения в 1952-м и учебы на курсах горных мастеров была назначена помощником начальника участка. Затем продолжительное время работала горным мастером, более двух лет бурильщиком, а последнее время – взрывником.
– Шахта для меня не просто случайная профессия, – писала эта необычная женщина в своем необычном заявлении, – не способ не тут, так там заработать, а любимое дело, которому в течение долгих лет я отдала все силы, знания и любовь.
Достаточно указать на то, что во время пожара на шахте в 1950 году я вызвалась волонтером работать на аварии и две недели в респираторе клала перемычки с горноспасателями на аварийном участке.
Сейчас мне 50 лет, до пенсии остался один год и четыре месяца, и впервые кроме профессионального интереса приходится сообразовываться с личным интересом: случайно обнаружилось, что моя мать, которую я 18 лет считала мертвой, живет в Румынской Народной Республике. Я вызвала ее на месяц и свиделась с ней, старушкой 81 года, в Одессе…
Когда Евфросиния Антоновна вернулась из Одессы, то узнала, что есть распоряжение снять ее с работы “по половому признаку”, а она рассчитывала, выйдя на пенсию, взять к себе старушку-мать.
– …Прошу разрешить закончить мой рабочий стаж шахтером, на той должности, где я приношу реальную пользу, и не наносить мне удара – ни морального, ни материального, – тем более жестокого, что он поражает не только меня, но и мою мать…
Керсновскую тогда оставили в шахте, хотя был и товарищеский суд (над ней!), и публикации в “Заполярной правде”, организованные КГБ. Получив пенсию, в 1960-м она уехала из Норильска в Ессентуки. Купила там полдома, забрала к себе маму и счастливо прожила с ней целых четыре года. И еще 30 без мамы, написав после ее смерти 12 тетрадей воспоминаний, содержащих 2039 тетрадных полос с рисунками (их 703). При публикации воспоминания получили название “Наскальная живопись”.
В архиве Керсновской сохранились иллюстрированные ею шахтерские конспекты курсов горных мастеров.
29 июня 1970 года в 10 часов утра раздался гудок Норильской ТЭЦ-1, по выражению Анатолия Львова, съевшей до этого времени половину угольной горы Шмидтихи. Гудок возвестил о том, что первый агрегат теплоэлектроцентрали переведен на газовое топливо. На комбинате к этому историческому событию готовились заранее, организовав специальную службу. Объектами газификации стали обе ТЭЦ и все заводы.
Через два месяца после ТЭЦ первым из металлургических предприятий на газ перешел медный завод (“Надежда” еще была в проекте). В марте там началось строительство газораспределительного пункта. В апреле плавильщики съездили на медные заводы Урала, чтобы перенять опыт газовых плавок.
Весь комбинат следил за тем, как идет перевод норильской металлургии на новое топливо. После подачи газа отражательная печь какое-то время капризничала, и никак не удавалось поднять температуру до режима плавки. Когда все устоялось, по признанию медеплавильщиков, работать стало легче, плавки пошли ровнее, не говоря о том, что металлурги избавились от тяжелой работы по расчистке “угольных залежей” возле печей.
Только на медном отражательные печи увеличили производительность на треть, хотя самые смелые прогнозы обещали всего 10–15 процентов.
1 июля 1935 года в Дудинку прибыл пароход “Спартак” с первыми строителями – заключенными Норильлага и грузами для Норильскстроя.
Подневольные пассажиры лихтеров и трюмов двухколесного парохода, приплывшие в Норильск вместе с начальником Норильского строительства и лагеря Владимиром Матвеевым, неделю разгружали баржи с грузом, потом часть тремя этапами по двести человек была отправлена в Норильск. На дорогу каждый заключенный получил по наволочке с запасом продуктов на пять дней. По воспоминаниям одного из участников этих событий Виктора Соснина, всего в Дудинку привезли около двух тысяч человек, но в Норильск ушли только три этапа, каждый человек по двести: “Через Косую перевозили людей на лодке, но много ли лодочник переправит? Пошли пехом через речку и дальше под крики: “Не расползайся!”. Переночевали на Боганидке (кто в доме, кто в конюшне). Следующая ночевка – на Амбарке. А там уж и Норильск близко”.
В это время зека, оставшиеся в Дудинке, рубили срубы для Норильска. Перевозили их в разобранном виде и ставили поначалу без всякого плана, где придется.
Два десятилетия и один год Норильский комбинат входил в систему ГУЛАГа. Только в 1956 году был подписан приказ о ликвидации ИТЛ.
Заполярный вестник 25.06.2015