ПАМЯТЬ
Воскресным утром, когда на Ленинском проспекте было еще тихо, в городском музее встречали первого посетителя – Ирину Николаевну АПЕКОВУ. По ее, материковскому времени только-только рассвело, но гостья уже побывала на “Норильской Голгофе” и готова была продолжить знакомство с памятными местами города, который для ее семьи мог бы стать звездным часом, но превратился в место, откуда начались долгие хождения по мукам.
Ирина Апекова – внучка Владимира Матвеева, первого от НКВД начальника Норильского строительства – участвовала в праздновании 80-летия компании. В эти дни в Музее НПР состоялась презентация исторического исследования Михаила Важнова “Судьба. В.З.Матвеев 1897–1947”. Активное участие в поиске материалов о своем легендарном деде принимала Ирина Апекова.
– Не каждому удается узнать свои корни, а это очень важно. Я благодарна Михаилу Яковлевичу за его работу, – сказала на музейном вечере внучка Матвеева. – Я многое узнала из книги “Судьба”, хотя бабушка рассказывала о нем, и дома у нас хранятся материалы о Владимире Зосимовиче.
Внучка редко говорит “дед” или “дедушка”. Может быть, считает, что в официальной обстановке это непозволительно. Но скорее, потому что не знала своего легендарного деда. Слово “бабушка” произносит легко и с любовью. Что естественно, ведь Елизавета Карловна воспитывала внучек, а с Ирой вообще жила в одной комнате. В Нальчик к семье Матвеева нередко приезжали норильские гости. Бабушка пекла свои фирменные ватрушки со сладким творогом. Вообще, вспоминает внучка, она очень хорошо готовила. Зразы с мясом, а внутри гречневая каша. “Я так не могу”.
Ирина Николаевна говорит, что им с сестрой очень нравились эти визиты, разговоры о Норильске, воспоминания.
– Бабушка часто говорила: “Был бы Володя жив… Вот бы поехать в Норильск”. Когда они здесь работали, часто представляли, каким замечательным станет город, – рассказывает наша гостья.
Владимир Зосимович в это верил. “Я честно и преданно служил Родине… Жаль, не доживу до будущего Норильска, а будущее у него большое” (из книги “Судьба”).
Будущее самого Матвеева было предопределено политикой “кремлевского горца”, как и судьба его предшественника Михаила Зингера, назначенного начальником строительства полиметаллического комбината от Главсевморпути. Зингер прибыл в Норильск почти за год до Матвеева. Потом в Москве решили передать объект в ведение НКВД и прислали нового начальника стройки – Матвеева. После передачи дел Михаила Акимовича Зингера отозвали в Москву и арестовали.
Матвеев тоже был обречен – “по закону того времени”. Наверное, как и любой, кто оказался бы на его месте. Не могли помочь ни боевое прошлое в борьбе за советскую власть, ни богатый опыт строительства дорог. Не зачли и сделанное в Норильске в условиях дефицита всего и вся. При Матвееве на стройку комбината завезли десятки тысяч тонн оборудования, материалов, продовольствия – по сути, была организована и проведена первая навигация, началось создание портового хозяйства. При нем проложили железную дорогу Дудинка – Норильск. Продвинулось геологическое изучение района, создано проектное бюро “Норильстроя”, окончательно утвердили площадки для металлургического завода, ТЭЦ, подсобных предприятий. Построена первая норильская школа и клуб, организовано спортивное общество “Динамо”, создан радиотрансляционный пункт, начала работать почта, открылась типография, стали комплектовать фонд технической библиотеки.
Михаил Важнов в книге “Судьба” пишет: “Да, еще нет промышленных сооружений и
ожидаемого производства. Но без опыта “при Матвееве”, пусть нередко
отрицательного, последующий рывок был невозможен”.
Начальника Норильского строительства обвинили во вредительстве и контрреволюционной деятельности. В заключении к нему применяли нечеловеческие пытки, “в результате которых я был доведен до состояния человека, потерявшего всякий человеческий облик, и жаждал только смерти”, написал Владимир Зосимович в заявлении прокурору СССР 18 февраля 1940 года. Заявление и копии во все партийные инстанции отправлены с Котласской пересылки. Этот документ Ирина Николаевна впервые прочитала в книге “Судьба”.
Уникальными материалами, связанными с жизнью и работой в Заполярье Владимира Зосимовича Матвеева, располагает Норильский музей. Заведующая отделом культурно-образовательной работы Лидия Щипко предлагает начать воскресную экскурсию с экспозиционного зала на третьем этаже.
Пока поднимаемся по лестнице, спрашиваю Ирину Николаевну, удалось ли ей познакомиться с норильскими библиотеками. Гостья заведует сектором читального зала Государственной национальной библиотеки им. Мальбахова в Нальчике, и ей интересно знать, как работают коллеги в других городах.
– Мне очень понравилась и Публичная библиотека, и научно-техническая. У нас нет такой базы, столько средств, чтобы благоустроить библиотеку, – признается Ирина Николаевна. – А здесь такая оснащенность: и экраны стоят, и кресла, и диваны. А закрытые стеллажи! Мы для “ценного фонда” никак не можем выбить такие же.
На третьем этаже останавливаемся у геологической коллекции. Когда в рассказе Лидии Щипко звучит фамилия Воронцова, вижу заинтересованность гостьи.
– Вам знакомо это имя?
– Конечно, он был заместителем Владимира Зосимовича, моего деда. Матвеевы, кажется, жили вместе с Воронцовыми. (Скорее всего, в деревянном срубе, разделенном на комнаты для двух семей. – Авт.). Бабушка рассказывала об их отношениях по работе: все было не очень хорошо. В книге Михаила Яковлевича про это написано.
Осматривая музейную экспозицию, переходим в “зал славы”. Почти в центре фотография Владимира Зосимовича, пожалуй, самая известная, где на петлицах френча видны два ромба.
– Портрет интересный, выражение лица такое… Да, я знаю, что это с фотографии, но здесь она по-другому смотрится, – размышляет, рассматривая портрет, Ирина Николаевна. – А фотография эта стоит у нас дома, и даже моя маленькая внучка “деда Вова” говорит. Я ее научила.
Полуторагодовалая Алиса уже узнает свои корни: вместе с бабушкой и книгу “читала” о своем прадеде. Ирину Николаевну как раз в няньки определили, когда исследование Важнова вышло в свет.
– Алису не с кем было оставить. Алла вышла на работу: у них там завал, – кажется, радуется такому ходу событий “баба Ира”. – У дочери в Москве свое печатное дело. Я то там, то тут водилась с внучкой. Сейчас Алла приехала в Нальчик, у нас такая погода шикарная, так что Алиса с дедом и с мамой отдыхает.
– Дома у вас сохранилось много фотографий Владимира Зосимовича? – возвращаюсь я к портрету Матвеева “при ромбах”.
– Те, что есть, опубликованы в книге. Почти все фотографии попали под конфискацию. Бабушка Елизавета Карловна все бросила, уезжая из Норильска, – рассказывает гостья. – С ней двое маленьких детей было: маме (Надежде Владимировне) было 6 лет, а тете Ире –12 лет.
Ира – домашнее имя: по паспорту старшая дочь Матвеевых Кирина, а при имянаречении ее назвали Кима, это аббревиатура от Коммунистического интернационала молодежи.
В апреле 1938-го Елизавета Карловна Матвеева, старшая машинистка административно-хозяйственного отдела управления Норильского строительства, вместе с дочерями бежала в Москву.
– Бабушкина старшая сестра Лариса прятала их в Малаховке на своей даче, – продолжает семейную историю Апекова. – Потом они переехали в Херсон к другой сестре, Нине. В 1940-м бабушка получила свидание с дедом. На целых три дня! И он рассказывал ей, какие пытки к нему применяют. Мне из бабушкиных воспоминаний ярче всего запомнилось, как его пытали водой. Это когда человека ставят к стене и капают на голову много-много часов подряд.
Удивляться ли, что от всего увиденного, услышанного, пережитого Елизавета
Карловна на обратной дороге слегла с инфарктом. Уже в Москве она сделала попытку
вызволить мужа. 19 сентября 1940 года написала Берии прошение о пересмотре дела
Матвеева. В тот же день заявление было зарегистрировано в приемной НКВД. Попытка
оказалась безрезультатной.
– Во время войны бабушка поменяла отчество, – прерывает мои мысли Ирина
Николаевна. – Потому что…
И так понятно, почему дочь подполковника Карла Альфонсовича фон Расса, немца по национальности, стала Елизаветой Карповной.
В музее бьют часы.
– Завенягинские, – поясняет экскурсовод, – а до сих пор ходят.
– Завенягин мог бы вступиться, я думаю. А он, наоборот, подлил масла в огонь. Когда приступил к своим обязанностям, в отчете написал, что вина Матвеева неоспорима, – неожиданно развивает тему внучка бывшего начальника Норильского строительства. И добавляет:
– Бедный, так и не увидел, как выросли его дети. Тетя, правда, была у него в Талагах.
Мы подходим к стенду, рассказывающему о Матвееве. Вот его приказ за номером один: “Город Дудинка, 2 июля 1935 года. Сего числа вступил в исполнение обязанностей в качестве начальника строительства”. Вот копия справки о реабилитации.
– У меня эта справка хранится, подлинник, – уточняет гостья.
А вот копия письма Кирины Владимировны Матвеевой (в замужестве Малашкиной) о поездке к отцу в 1946 году племянницу удивила и обрадовала:
– У меня есть черновик каких-то набросков тети, я пересылала их Михаилу Яковлевичу, но самого письма нет, – поясняет Ирина-младшая и делает фотографию документа.
Студентке медицинского института Матвеевой разрешили сопровождать раненого из самаркандского госпиталя в Архангельск. Оттуда Ирина прорвалась к отбывавшему срок Владимиру Зосимовичу в лагерный поселок Талаги неподалеку от областного центра.
“Свидание только два часа. В присутствии военного, – читаем в книге “Судьба” воспоминания старшей дочери Владимира Зосимовича. – Отец вошел бледный, худой, но подтянут, в чистой гимнастерке и сапогах”. Говорил, что правда восторжествует, что его, без сомнения, оправдают. “Погодя, добавил тогда непонятое: “Сумейте это пережить. Не обрастайте шипами”.
– Это он нам, потомкам, завещал не злиться на власть, которая доводила людей до нечеловеческого состояния, – “расшифровывает” Ирина Николаевна. И, обращаясь к Лидии Щипко: – Бабушкины вещи обязательно посмотрю, я обещала вам для музея. У сестры спрошу, по-моему, у Лили пудреница осталась.
Опять домашнее имя: Лиля по паспорту Людмила.
– Бабушка похоронена в Симферополе. Когда моя мама умерла, тетя Ира забрала бабушку. Иконка у нее была, мы зачем-то в гроб ее положили. Может быть, надо было оставить, но раз это бабушкина вещь, с ней и положили. Перед сном бабушка клала эту иконку под подушку, – уточняет внучка. – Еще брошка была, она у меня осталась. Правда, там уже некоторых камушков нет, вряд ли она представляет какую-то ценность.
В этом, мне кажется, Ирина Николаевна ошибается.
Дальнейшие записи в блокноте я делаю почти на бегу: наша гостья спешит в Дудинку на открытие мемориального знака первостроителям Норильского комбината и порта.
– Какой хороший концерт силами ваших артистов был в “Арктике”. Освещение очень удачное, оформление Дворца спорта прекрасное, всё продумали. И зал красивый, и кресла удобные.
– По дороге в Талнах памятник “Первым” разваливается. Жалко.
– Передайте, пожалуйста, что пирог с ревенем был потрясный.
Его испекла для Ирины Николаевны и Михаила Яковлевича и вручила на презентации книги “Судьба” норильчанка Елизавета Иосифовна Обст, председатель общественной организации “Защита жертв политических репрессий”, дочь “норильлаговского сидельца” Иосифа Павловича Обста. Его фотографию внучка Матвеева увидела в музейной экспозиции.
Человеку и пароходу
Открытие мемориала, посвященного первым строителям Норильского комбината, которые прибыли на пароходе “Спартак”, и первому руководителю Владимиру Зосимовичу Матвееву стало одним из важных событий в череде юбилейных торжеств.
В Красноярске заказаны гранитные плиты, на которых изображен момент прихода “Спартака” 1 июля 1935 года.
Начальник Заполярного транспортного филиала Игорь Уздин отметил, что идеально установить место высадки первостроителей невозможно:
– Мы смотрели по старым фотографиям, думаем, что это где–то в устье реки Дудинка, на пересечении с Енисеем. По гидрологическим характеристикам здесь было более спокойное место, с точки зрения движения Енисея.
Автором идеи и рабочего эскиза стал ветеран комбината, почетный гражданин Норильска Владимир Иванович Полищук, он же был организатором издания книги “Судьба”. Один ее экземпляр вместе с капсулой, содержащей послание будущим коллегам сегодняшних работников компании, торжественно заложили в нишу мемориального знака.
– Памятник очень хороший получился, – поделилась Ирина Николаевна. – Портрет Матвеева понравился, хорошо сделан. Спасибо всем, кто сохранил память о Владимире Зосимовиче.
И все же внучка – и не только она – не могла не заметить такую неточность, как указанный на мемориальном знаке год смерти деда – 1948-й. Действительно, находились “свидетели”, якобы видевшие Владимира Зосимовича именно в том году. 1948-й называют и в некоторых книгах. Однако документы, которыми располагает семья – они приведены в книге “Судьба”, – говорят, что Матвеев “сгорел” после тяжелой болезни 30 сентября 1947 года. Это подтверждает Информационный центр УМВД Архангельской области. Красноярское бюро загс, куда было направлено извещение о кончине бывшего начальника Норильского строительства, оформило свидетельство и сделало запись о смерти 19 декабря 1947 года. Ирина Николаевна говорит, что в семье день памяти деда все же 30 сентября. Неточность на мемориале, скорее всего, будет исправлена.
На Красноярской судоверфи построен и спущен на воду танкер-бункеровщик “Владимир Матвеев” для портового флота.
В конце сентября планируется сдача судна, в начале октября его ждут в Дудинке. Танкер будет использоваться для бункеровки топливом собственных судов порта.
“Отец запомнился мне добрым, умным и смелым. Первым везде было трудно. А папа из тех, кто неизменно шел первым” – этими строками письма Кирины Малашкиной (Матвеевой) заканчивается книга “Судьба”. Пожалуй, не стоит ничего добавлять.
Фото: Екатерина ЗИМА
Текст: Лариса ФЕДИШИНА
Заполярный вестник 30.07.2015