25 лет назад, в ноябре 1990 года, в редакцию газеты «Сельская жизнь» пришло письмо от жителя поселка Бузим Виктора Гюнтера. Мы прочитали его и изумились. Еще бы, ведь речь шла о том, что в 1951 году в ЦРМ совхоза «Таежный» работал сын известного политического деятеля - председателя ВЦСПС, члена Политбюро ЦК ВКП (б) М.П. Томского - Юрий.
Признаюсь, это сообщение вызвало и у меня, и у других сотрудников газеты большие сомнения.
Не попадем ли мы впросак, опубликовав недостоверный материал? Отправилась в библиотеку. Но нашла лишь краткую биографию М.П.Томского. Информации о семье не было. Интернетом в ту пору мы не располагали. И, к сожалению, о сталинских репрессиях почти ничего не знали.
В нашем доме была соседка тетя Таня Томская, ее сын жил в Москве. Я, на всякий случай, и ее расспросила. Но никакого отношения к тем Томским она не имела.
Правда, сомнений в правдивости сообщения Виктора Александровича Гюнтера лично у меня не возникло: тон и манера его письма подкупали. По всему было видно, что автор – человек серьезный и ответственный.
Но ведь его могли ввести в заблуждение. Просто однофамилец взял да и сочинил легенду о своем родстве с соратником Ленина… Самозванцев во все времена хватало.
Еще раз перечитала текст. До чего же хорошо написано! Посомневавшись, все же приняла решение опубликовать его.
Заметка Гюнтера вышла в «Сельской жизни» 6 декабря 1990 года. Помню, я еще некоторое время переживала, боясь получить опровержение.
…Прошли годы. Увлекшись изучением истории совхоза «Таежный», обнаружила, что здесь отбывали ссылку тысячи людей из разных слоев общества. Как в стихотворении Аллы Шульман:
Но сколько известных фамилий
И сколько безвестных имен
Стала искать сведения о Юрии Томском. Пересмотрела много литературы. Ничего не находилось. Выручил, как всегда, интернет. Оказалось, вдова и сын Томского, действительно, отбывали наказание в Сибири. Но где именно – неизвестно.
Наконец улыбнулась удача. После долгих поисков у меня в руках оказались подлинные архивные документы, подтверждающие работу Юрия Томского в совхозе «Таежный».
Как же жалею теперь, что не съездила в 1990 году в Бузим, не расспросила Виктора Александровича. Уже 20 лет как нет его в живых. И мне остается беседовать с его сыном Виктором Викторовичем Гюнтером. Он живет в Красноярске, работает заместителем начальника отдела Центрального конструкторского бюро «Геофизика» Федерального космического агентства. Показываю ему заметку отца.
Виктор Викторович с неподдельным интересом прочитал текст:
– Да, отец рассказывал нам о Томском. Вспоминал: ночами, когда дежурили в кочегарке, собирались около Юрия Михайловича. Он был великолепным рассказчиком. Хорошо знал историю, чаще всего о каких-то интересных и значительных событиях, великих людях и рассказывал. Ребята его просто заслушивались, забывая подкидывать уголь в топку. Спохватятся: а огонь-то погас.
Большинство молодыми попали в ссылку, мало чего видели, не имели возможности получить образование. Но, как и мой отец, тянулись к знаниям.
– А откуда Виктор Александрович знал подробности о жизни Томского после ссылки? Может быть, они переписывались или встречались после реабилитации?
– Я не помню, чтобы отец об этом говорил. Но он был очень начитанным, особенно любил историческую литературу. В какой бы город ни поехал – привозил нам гостинцы и… чемодан книг.
Виктор Александрович Гюнтер, видимо, нашел сведения о семье своего товарища. Знал, что Михаил Павлович Томский (настоящая фамилия Ефремов) вступил в РСДРП в 1904 году. С этого момента началась его подпольная партийная работа. Участвовал в революции 1905 года. В 1907-м его избрали в Петербургский комитет РСДРП, позже – делегатом 5-го съезда партии, который проходил в Лондоне.
До революции неоднократно арестовывался. Был приговорен к каторге. Сидел в Бутырской тюрьме, отбывал ссылку в Сибири.
В 1918 году избран председателем Президиума ВЦСПС, членом ЦК РКП(б).
Позже занимал разные должности. Одно время был председателем комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана. В 1922 вернулся на профсоюзную работу. Всесоюзный (Всероссийский) центральный совет профессиональных союзов в общей сложности возглавлял десять лет.
В книге «Возвращенные имена» в очерке «Партийный псевдоним – Томский», автор, кандидат исторических наук Олег Горелов приводит фрагменты интервью, которое взял у Юрия Михайловича Томского в 1988 году.
Сын вспоминал, что отец дружил с Сергеем Мироновичем Кировым, Михаилом Васильевичем Фрунзе. Томские были близки и с семьей Сталина.
С вождем особенно «умела ладить мама». Однажды после конфликта с соратниками Сталин заперся у себя на даче и никого к себе не допускал. Попасть смогла только Мария Ивановна Томская-Ефремова. Она нашла слова утешения, ухаживала за ним. После этого Сталин несколько дней жил в семье Томских. Они тоже гостили у него на даче в Сочи.
«Помню, был чей-то день рождения. Мама со Сталиным готовили шашлык. Сталин сам жарил его на углях. Потом пели русские и революционные песни и ходили гулять к морю».
Мария Ивановна была по-особому близка с женой вождя. «Когда Сталин поссорился с Надеждой Сергеевной, и она уехала в Ленинград, мама способствовала их примирению».
В семье хранилась фотография вождя, подписанная им в 1926 году: «Моему дружку - Мишке Томскому. И. Сталин».
Михаил Павлович коллекционировал оружие. В его собрании были револьверы и пистолеты, подаренные Дзержинским, Рудзутаком, Орджоникидзе, Фрунзе, Блюхером. Один из экземпляров преподнес Сталин.
Но друзья Иосифа Виссарионовича легко попадали в число его «врагов». В 1928 году Бухарин, Томский и Рыков выступили против сталинской политики форсирования индустриализации и коллективизации, так называемого «Великого перелома». Их позицию Сталин подверг резкой критике, объявил «правым уклоном». Последовали оргвыводы. В апреле 1929 года Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) постановил снять Томского с поста руководителя профсоюзов. Всех его сторонников отстранили от руководящей работы. Через год Михаила Павловича исключили из состава Политбюро.
С этого времени он оказался на задворках политической жизни, хотя и оставался членом ЦК ВКП(б), с 1934 года – кандидатом. Его постоянно перебрасывали с одной должности на другую. Председатель Всесоюзного объединения химической промышленности, заместитель председателя ВСНХ СССР, заведующий Объединенным государственным издательством (ОГИЗ).
Тем не менее, когда в 1930 году М.П. Томский тяжело заболел, Политбюро приняло решение отправить его на лечение за границу. В Германию отец взял с собой младшего сына Юрия.
Но, несмотря на столь трогательную заботу, «черную метку» с Томского не сняли.
В 1936 году случилось и вовсе непредвиденное. В Москве шел громкий процесс «Антисоветского объединённого троцкистско-зиновьевского центра». Г. Зиновьев и Л. Каменев неожиданно стали давать показания о причастности Бухарина, Томского, Рыкова к контрреволюционной деятельности.
Генеральный прокурор А. Я. Вышинский инициировал расследование в отношении этих лиц.
Процесс широко освещался в прессе.
Утром 22 августа на дачу в подмосковный поселок Болшево, где жили Томские, привезли свежие газеты. Михаил Павлович прочитал «Правду», после этого позвал младшего сына Юрия в сад, долго разговаривал с ним.
Сказал: я ни в чем не виноват, без партии жить не смогу. Мальчик не знал, что это было прощанием. Вскоре раздался выстрел. Для 15-летнего подростка самоубийство отца стало страшным ударом
В тот же день в Сочи, где отдыхал Сталин, ушла телеграмма:
«Сегодня утром застрелился Томский. Оставил письмо на Ваше имя, в котором
пытается доказывать свою невиновность. Вчера же на собра-нии ОГИЗа в своей речи
Томский признал ряд встреч с Зиновьевым и Каме-невым, свое недовольство и свое
брюзжание. У нас нет никаких сомнений, что Томский также как и Ломинадзе, зная,
что теперь уже не скрыть своей связи с зиновьевско-троцкистской бандой, решил
спрятать концы в воду путем самоубийства… Просим сообщить ваши указания.
Каганович, Ежов, Орджоникидзе».
23 августа 1936 года «Правда» напечатала короткое сообщение: «ЦК ВКП (б) извещает, что кандидат в члены ЦК ВКП (б) М. П. Томский, запутавшийся в своих связях с контрреволюционными и троцкистско-зиновьевскими террористами, 22 августа на своей даче в Болшеве покончил жизнь самоубийством»…
Томский знал, что Сталин, начав войну с «оппозицией», не отступится, и всех, кто когда-то посмел ему перечить, ждет мучительный конец.
У последней черты написал обращение в ЦК партии. Сыновья Виктор и Юрий передали пакет Ежову. Нарком сказал, что это документ огромной важности и будет жить в веках. Пообещал детям Томского: ни один волос не упадет у них с головы.
Скорее всего, Томский свел счеты с жизнью, стремясь вывести из-под уда-ра семью. В предсмертном письме он просил об этом Сталина, с которым, кстати, был на «ты».
Не помогло. Органы признали доказанным фактом участие Томского в антипартийном заговоре. Несмотря на откровенную лживость обвинений, началось преследование семьи.
Арестовали жену Михаила Павловича.
10 февраля 1937 года в Ленинграде схватили среднего сына Виктора. Ему было 28 лет, работал техническим директором 24-й литографии ОГИЗа.
Потом наступило затишье.
Робкая надежда: наверное, одумались наверху: дети-то в чем виноваты… Но не тут-то было.
На исходе кровавого 1937-го, 11 декабря, в Москве взяли старшего сына Михаила, слесаря механического завода «Геомашина». Если Виктора об-виняли в контрреволюционной деятельности, то Михаилу приписали еще и участие в антисоветской диверсионно-террористической организации. А это верная смерть.
Его и расстреляли первым – 19 марта 1938 года. Через три дня та же участь, на том же самом полигоне «Коммунарка», постигла и Виктора.
Мать отчаянно надеялась, что пощадят младшего сына. Школьника-то за что казнить!
Сталин и его приспешники поступили «гуманно». В расстрельных списках Марии Ивановне, Михаилу и Виктору поставили первую категорию, означавшую расстрел, Юрию – вторую категорию, т. е лагерный срок.
Поверить невозможно! 16-летнему домашнему мальчику, не успевшему окончить школу, навесили три пункта 58-й статьи – участие в антисоветских заговорах, террористические намерения и дали 10 лет ИТЛ.
10 лет (не расстрел, хотя в списках значилась первая категория) получила и его мать.
После ужаса ночных допросов, изощренных издевательств, кошмара пересыльных тюрем и длинного этапа в Сибирь душа окаменела. Все, что было дорого, уничтожено, растоптано. Жизнь стала зависеть от кусочка хлеба и глотка воды.
Краслаг. Этот огромный лесоповальный лагерь дислоцировался в юго-восточных районах Красноярского края. Куда именно попал Юрий Томский, не удалось выяснить. Но то, что жил в Канске - точно. В его карточке, заполненной отделом кадров совхоза «Таежный» в 1951 году, указаны специальности: механик, мастер текстильного производства и отметка, что окончил курсы механиков в 1944 году, то есть во время заключения.
В Канск с началом войны эвакуировали оборудование Ленинградской фабрики «Красная нить», Озерского хлопчатобумажного комбината и Высоковской прядильно-ткацкой фабрики. Зимой 1942 года здесь началось строительство местного хлопчатобумажного комбината. В ноябре 1945 года сдали в эксплуатацию первую очередь - прядильную и ткацкую фабрики.
Именно здесь, с 1947 года после окончания лагерного срока, и трудился сменным мастером Томский. Сыну «врага народа» не разрешили вернуться в Москву. Где-то в Сибири маялась в ссылке его мать.
Нашли ли они друг друга?
С 1948 года начали повторно арестовывать «особо опасных преступников», отбывших срок по 58-й статье. В 1950-м дошла очередь до Юрия.
Четыре месяца, с сентября по январь 1951 года, идет следствие. И снова допросы, обвинения в немыслимых грехах, угрозы. Ожидание нового срока.
Потом этап. Но на этот раз короткий. Сокамерники горько шутили: дальше Сибири не пошлют. Так и случилось. Местом вечной ссылки назначили совхоз «Таежный» Сухобузимского района Красноярского края.
22 февраля в центральных ремонтных мастерских (ЦРМ) появился молодой человек с двойной фамилией Томский-Ефремов Юрий Михайлович. Новичка отправили машинистом в котельную.
Через два месяца перевели в моторный цех обкатчиком. Кстати, эту работу доверяли слесарям самой высокой квалификации, тем, кто отлично разбирался в технике. На специальном стенде закреплялся двигатель, вышедший из ремонта, и обкатчик часами наблюдал за его «поведением». Регулировал клапаны, декомпрессионный механизм, выставлял угол опережения зажигания.
В цехах стоял невообразимый шум от работающих станков и машин, ударов кузнечного молота, визга пилы. В замасленных латанных-перелатанных спецовках, плохой, часто самодельной обуви рабочие и инженеры выглядели одинаково. Но стоило им заговорить, безукоризненная речь и манеры выдавали образованных и воспитанных людей.
Все, за редким исключением, бывшие политические заключенные, после лагерей «освобождены» в ссылку.
Электромонтер ЦРМ Олег Горбатенко владел тремя языками: английским, немецким, французским. Окончил 5 курсов физико-математического факультета Харьковского университета. Вышел на диплом, тогда-то его и арестовали за «активную контрреволюционную агитацию и пропаганду».
Инженер-электрик Жан Христианович Крумин имел два высших образования. Старший машинист передвижной электростанции Иван Васильевич Горновитов в прошлом корабельный механик. Механик Владимир Иванович Грасс прежде служил в авиации. Инженер-конструктор Марк Юльевич Сапожников - выпускник политехнического института, Литману Самсоновичу Колдобскому не дали окончить Ленинградский индустриальный институт.
Мастерская стала своеобразным центром технической мысли. Такую плотность инженерных кадров на один квадратный метр можно было найти разве что в технической лаборатории или научно-исследовательском институте.
Здесь не просто ремонтировали тракторы, сельхозмашины и автомобили, здесь изготавливали средства малой механизации, всевозможные запчасти, в том числе и для трофейных немецких и японских машин, орудия труда и инвентарь для многоотраслевого хозяйства, каким был совхоз «Таежный».
В штате мастерской имелись свои конструкторы и чертежники. Ссыльные специалисты изобрели много приспособлений, облегчивших тяжелый физический труд. И за это им были благодарны товарищи по несчастью, репрессированная интеллигенция, добывавшая кусок хлеба киркой, топором и лопатой.
Жил коллектив дружно, хотя представлял не только разные слои общества, но и настоящий интернационал. Здесь трудились поляки (Станислав Добровольский и Александр Раковский), латыши Владимир Грасс, Майгонис Карклиньш, Гунар Рейнхольд, евреи Михаил Коган, Литман Колдобский, украинцы Олег Горбатенко, Василий Богачев, грузины Исаак Моргошия, Филадельф Тархнишвили, белорусы Владимир Крученок, Артем Цветковский, грек Корнилий Пасхали, казах Джумабек Разиев, мадьяр Юзеф Гачи.
Самая большая группа спецпоселенцев состояла из немцев – Виктор Гельдт, Александр Графт, Виктор Гюнтер, Готфрид Руш, Роберт Опфер, Виктор Криль, Эммануил Гейнц, Андрей Зеер.
Немало было в ЦРМ, а особенно в автогараже, бывших советских военнопленных, выживших в концентрационных лагерях Германии, Норвегии, Польши, Франции, Австрии, но после фильтрации на родине закрепленных за совхозом на 6 лет.
В 1951 году на учете в Сухобузимском РО МГБ состояло 54 работника ЦРМ, в этом списке за № 48 значился Томский Юрий Михайлович.
Юрий Томский не успел толком обжиться в Атаманово. Наверное, еще не обзавелся друзьями, с которыми было бы легче преодолевать трудности спартанской жизни. В подсобное хозяйство поступает секретный приказ из Норильска, который не сулит ничего хорошего.
По требованию МВД Атаманово надлежало очистить от «сомнительных элементов», имеющих судимость по 58-й статье. Никто не знал, что эта акция проводится для обеспечения государственной тайны - строительства оборонных объектов по производству оружейного плутония, будущего Горно-химического комбината г. Железногорска. Объект находился в нескольких километрах от старинного села.
16 июня 1951 года начальник отделения кадров старший лейтенант Савельев составляет списки работников, состоящих на учете в спецкомендатуре и проживающих на центральной усадьбе дома отдыха «Таежный». Начальник дома отдыха майор Астраханкин утверждает его. Под грифом «секретно» документ посылают в Норильский комбинат.
Шутка ли, ведь 96 человек из этого перечня - руководители и специалисты аппарата управления, врачи и фельдшеры амбулатории, работники отделений механизации и строительства.
Ответный приказ: перевести их на Первое, Второе, Третье отделения и на ферму «Саман». Больше всего изгоняемых оказалось в ЦРМ -39 человек.
На улицах Атаманово появились люди в форме МГБ. Им поручили обеспечить выполнение приказа по переселению.
19 июня 1951 года Томского в числе других перевели на Второе отделение, что в 12 километрах от Атаманово. Там было полно своих ссыльных, особенно много немцев и калмыков. Действовал лагпункт, где содержались заключенные.
Жилья - ни одного свободного метра. Стали рыть землянки. В похожей ситуации оказался и Виктор Александрович Гюнтер. Его выселили на Третье отделение. Он рассказывал: повезло тем, кого поселили в конюшню. Другим ничего не оставалось, как копать землянки, накрывать их жердями, сверху покрывать дерном. В лучших «апартаментах» были даже окна. Стекла, конечно, не достать, так затягивали проемы бычьими пузырями. Позже совхоз дал братьям Гюнтер горбыль, и они построили домик-засыпушку.
Большую группу ссыльных перебрасывают в северную тайгу - на сенозаготовительные участки 5-го отделения дома отдыха, которое только что организовали в Казачинском и Пировском районах.
Томского включают в первую партию, направляемую в Пировский район. Переброску согласовывают с начальником управления МГБ по Красноярскому краю подполковником Гаменюком.
Виктор Адамович Гельвер, и поныне живущий в Шиле, рассказывал:
– Привезли людей в тайгу, выгрузили на поляне и уехали. А там одна-единственная избушка стояла. Начали шалаши строить, чтоб хоть какая-то крыша над головой была.
Гнус, мошка, комары заедали новоселов до смерти. На месте укусов насекомых появлялись язвочки, которые подолгу не заживали. Работа в лесу тяжелая. Сено косили, сгребали и прессовали вручную. Было, правда, два колесных трактора с навесными орудиями. До конца навигации надо было заготовить тонны сухого корма. Возили тюки на пристань в Галанино, там грузили на баржи и отправляли в Дудинку.
К 1 октября «десант» сенозаготовителей вернулся в Атаманово. Но проживать ему здесь нельзя. Органы МГБ начали перебрасывать ссыльных в другие места. 9 октября 1951 года Томского уволили из «Таежного». Куда повела его дорога?
,,,Скитания по ссылкам закончились в 1956 году.
Об этом пишет в своей книге «Незабываемое» Анна Михайловна Ларина (вдова Бухарина):
«Жена Томского Мария Ивановна Ефремова старая революционерка- большевичка. После окончания срока заключения она вместе с сыном была отправлена в ссылку в Сибирь. После XX съезда вдова Томского написала бывшему Председателю ЦИКа Украины Григорию Ивановичу Петровскому, с которым когда-то отбывала царскую ссылку в Якутии, и попросила совета, стоит ли ей приехать в Москву, чтобы хлопотать о реабилитации и восстановлении в партии. Г.И. Петровский ответил: «К нам, старикам, теперь отношение изменилось, приезжайте».
Вскоре вдова Томского приехала в Москву и обратилась в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Там она была тепло принята, ей обещали восстановление в партии, квартиру в Москве, а также предоставили путевку в санаторий, куда посоветовали отправиться тотчас же, а затем оформить восстановление в партии. Вернувшись, она пошла в КПК, чтобы оформить уже решенный вопрос. Однако ей было заявлено, что В.М. Молотов воспрепятствовал восстановлению ее в партии, и приказано возвратиться в ссылку.
Кто-то из доброжелателей сообщил о случившемся Н.С. Хрущеву, и через несколько дней по его указанию М.И. Ефремовой была послана телеграмма о том, что первоначальное решение остается в силе и что она может вернуться в Москву. Телеграмма эта вдову Томского в живых не застала: сердце не вынесло последнего удара. В Москву возвратился лишь сын Томского Юрий, который и рассказал мне эту драматическую историю».
Мария Ивановна почти на 20 лет пережила своих сыновей. О ее жизни в ссылке ничего не удалось узнать. Вспоминаются некрасовские строки: «Мало слов, а горя реченька».
Единственный уцелевший член семьи «изменника родины» был лишен самого малого – не мог поклониться праху родных. Не нашел ни одной могилы, куда можно положить цветы.
Погребение отца было окружено почти мистической тайной. Сначала вдове сообщили, что захоронят мужа у Кремлевской стены. Тело Михаила Павловича забальзамировали. Назавтра решение поменялось - по телефону назвали новое место – кладбище Новодевичьего монастыря. Еще через некоторое время сказали, что временно (?) похоронят на погосте поселка Болшево. Могилу же выкопали на территории дачи. Позже по чьему-то указанию тело было вырыто…
Как складывалась жизнь Томского после реабилитации? Вероятно, ему удалось получить образование. Более 20 лет работал в системе Министерства энергетики и электрификации СССР.
19 лет, проведенных в лагерях и ссылке, не прошли даром. В 1981 году Юрия Михайловича поразил инсульт, и остаток жизни он был прикован к постели. Скончался в 1997 году.
Ольга Вавиленко
Газета «Сельская жизнь» 26 февраля 2016 года
Сельская жизнь» 6 декабря 1990 г.
Виктор Гюнтер с сыном Виктором. Примерно 1958 г. Фото из альбома В.В. Гюнтера
Похороны В.И. Ленина. Слева направо: Л.Б. Каменев, М.П. Томский, Я.Э.
Рудзутак, В.М. Молотов, Г.Е. Зиновьев, М.И. Калинин
Имена рабочих совхоза «Таежный» неизвестны. Мужчина у кабины (справа)
очень похож на Томского.
Фото из архива Марьевых-Коняхиных.
.Служебная карточка Ю.Томского – без подписи
Служебная карточка Ю.Томского1 без подписи
Томский. Удостоверение без подписи
Список работников, подлежащих перемещению из Атаманово на Второе отделение
Начальнику управления МГБ…тов. Гаменюк без подписи
Томский Юрий Михайлович. Фото из архива Красноярского «Мемориала» Передано
человеком, который работал с Юрием Михайловичем, имя неизвестно. Предоставил
фото председатель Красноярского общества «Мемориал» Алексей Бабий
В последнем номере газеты (№11от 26 февраля) с большим интересом прочитала очерк Ольги Вавиленко о Юрии Томском «И все, казалось, не хватало стране клейменых сыновей». Некоторые места перечитывала дважды. Какая трагическая судьба у этой загубленной семьи. Пострадали без всякой вины. А сколько других людей ушло в неизвестность!
У Юрия Томского и других репрессированных жизнь могла сложиться совсем по-другому. Сколько пользы стране и народу они могли бы принести, если бы не стали жертвами произвола.
Не перестаю удивляться: как много талантливых людей отбывало ссылку у нас в районе, закладывало основы одного из лучших хозяйств Советского Союза и России – совхоза «Таежный».
Спасибо автору за глубокий, содержательный материал. Много труда им вложено для изучения судеб жертв политических репрессий.
Ольга ВОРОБЬЕВА
с. Высотино
Газета «Сельская жизнь» 4 марта 2016 г.
Начала читать материал Ольги Вавиленко «И все, казалось, не хватало стране клейменых сыновей» (№11 от 26 февраля) и не могла оторваться. На едином дыхании, до последней строчки. Потом еще раз взяла газету. Мой муж вообще три раза перечитал очерк. Очень интересно рассказано о полной драматических событий судьбе Юрия Томского.
А еще в материале встретилось много до боли знакомых фамилий, ведь мое детство и юность прошли на Третьем отделении совхоза «Таежный». Мои родители Антон Донатович Олехнович и Лидия Давыдовна (в девичестве Бауэр) тоже были незаконно репрессированы, отбывали на Третьем ссылку.
Вспомнились Дейснеры, Бетехтины, Гейнцы, Тарасовы, Гейдельбахи, Бондаренко, Горлицыны, Горбуновы. Даже одинокая женщина по имени Нонна. Говорили, что она родом из Ленинграда. Очень доброжелательный, отзывчивый человек, по всей видимости, из хорошей семьи. Но незаконное осуждение, лагерь надломили женщину. Стала выпивать. Никто из односельчан не осуждал ее. Жалели. А вскоре заработанный в ИТЛ ту-беркулез до срока оборвал ее жизнь.
Но более всего в эти дни я вспоминаю семью Гюнтеров. Автор заметки «Я работал с Томским» Виктор Александрович был замечательным человеком. Умный, авторитетный, мастер на все руки. Владел фотоаппаратом. То, что у жителей есть семейные альбомы – исключительно его заслуга. Он всех фотографировал. Я бережно храню фотографии Виктора Александровича, ведь на них – дорогие мне лица. Особенно красив портрет моей сестры.
В той землянке, про которую вы пишите, Гюнтеры после того, как построили дом, устроили летнюю кухню. Жена Виктора Александровича тетя Маруся пекла там чудесные пирожки со свежей капустой, воздушные булочки, посыпанные крошкой, и щедро угощала нас, ребятишек. Очень доброжелательная, трудолюбивая была семья.
Уважаемая редакция! Очень прошу вас - напишите о Викторе Александровиче Гюнтере подробнее.
Валентина ФУКС (Олехнович),учительница Татарской школы
С большим интересом прочитала материал Ольги Вавиленко «И все, казалось, не хватало стране клейменых сыновей». Как много, оказывается, пострадало в годы репрессий невинных людей. Как жестоко с ними обошлись!
Разглядывая фотографии документов, размещенных в материале, в списке работников совхоза «Таежный», подлежащих перемещению из Атаманово на отделения, я увидела знакомую фамилию – Руш Готфрид Федорович. Из документа следует, что его перевели столяром на Третье отделение.
Я хорошо помню его. Еще бы! Ведь вся мебель, среди которой выросло не одно поколение нашей семьи, сделана его руками. Шифоньер, стол, буфет, детская кроватка-качалка, маслобойка, стульчик для малышей… Все изготовлено с любовью, красиво и прочно. Некоторые вещи служат нам до сих пор.
Помню, мы бывали у Рушей в гостях, они были нашими дальними родственниками. Готфриду Федоровичу выпала нелегкая судьба. Как и все на Третьем, он был выселен в Сибирь из Поволжья. Всю жизнь добросовестно работал в столярном цехе совхоза «Таежный». В выходные и по вечерам у него была вторая смена - неустанно делал мебель для родных, знакомых односельчан. В магазине тогда ничего купить было невозможно. Да и разве можно сравнить его добротные вещи со штампованными фабричными изделиями.
Тяжело заболела жена Готфрида Федоровича, тетя Марта. Ее парализовало. Восемь лет муж ухаживал за супругой. А ведь у них еще и слепая дочь Мария была, лишилась зрения в детстве из-за травмы. Все выдержал этот мужественный человек. На судьбу не роптал.
Лилия ПАРАМОНОВА,
д. Малиновка
Газета «Сельская жизнь» 11 марта 2016 г.