Порою погружение в историю своей родины, своей семьи, и даже обычное любопытство помогает раскрывать тайны прошлого.
Виктор Трофимович Болгов
Информацию можно собирать по-разному: изучать архивные документы или общаться с очевидцами, родственниками, знакомыми.
31 октября в Саянском краеведческом музее отметили День памяти жертв политических репрессий. Сюда вновь традиционно были приглашены школьники и учителя истории Татьяна Рубцова и Людмила Миллер. Эта небольшая группа активистов уже несколько лет ведет исследования периода политических репрессий, порою, восстанавливают из небытия имена тех, кого в общем-то и репрессировать было не за что. На встречу были приглашены и потомки репрессированных. Среди них Тамара Калиниченко - дочь репрессированного Прокопия Карафеева, Любовь Юркова – внучка репрессированного Александра Вильчицкого, родственник репрессированного Александра Тарновского – Виктор Болгов.
В начале встречи сотрудники музея Тамара Дерябина и Наталья Косолапова напомнили историю репрессий, коснувшихся Саянского района.
"Сибирь… есть тюрьма колоссальная" написал ещё в XIX в. первый губернатор Енисейской губернии Александр Петрович Степанов. И до 1917 года Сибирь была местом политической ссылки. Но самая тяжелая слава связана с XX веком. Практически все крупные стройки стоят на костях заключенных. Сотни тысяч их содержались в Краслаге, Норильлаге, Горлаге, Енисейстрое и в других лагерях...
Первым слово предоставили Виктору Болгову. Он рассказал о жизни и скитаниях дяди своей супруги Евгении Болговой – Александре Никодимовиче Тарновском:
-Мы звали его дядя Саша, - вспоминает Виктор Трофимович. – Он был осужден на 10 лет ИТЛ за агитацию против советской власти. Хотя сам дядя Саша утверждал, что ничего подобного у него и в мыслях не было. На самом деле он был по тем временам очень грамотным, образованным человеком. Его арестовали в Тюмени, куда он приехал вместе с супругой, бывшей врачом, и отправили в Тугачинский Краслаг. Семья после ареста Александра Никодимовича вынуждена была отказаться от него, чтобы сохранить свои жизни. В 1948 году срок его заключения закончился, но права выехать на родину к семье он не получил. Работал в Ирше-Бородинском разрезе горным мастером, не зная, жива ли еще семья, есть ли к кому возвращаться. Здесь познакомился с Софьей (вдовой фронтовика), с которой и прожил остаток жизни. Однажды дядя Саня попросил меня свозить его в Тугач, провезти по лежневке. Я не мог отказать. Во время нашей поездки у этого взрослого, крепкого и сильного мужчины текли слезы. Ему было очень больно вспоминать о пережитом. Но Александр Никодимович не растерял себя в жизни, не обозлился. Он пробовал уехать на родину в Львовскую область. Но не смог там остаться дольше чем на три дня, "москалей" там ненавидели, а дядя Саня так и не смог убедить никого в том, что если бы не русские, то он погиб бы. Тогда он вернулся в Бородино. А свой жизненный путь завершил в Сибири и был похоронен на кладбище Агинского. Сегодня мы поддерживаем связь с его дочерью. Она рассказывает, как тяжело было без отца и очень жалеет, что его не было рядом. Ей сейчас 81 год…
Следующий рассказчик – Любовь Юркова. Еще в годы учебы в школе она узнала, что ее мама воспитывалась в детском доме, попав туда в трехлетнем возрасте, но никто не мог ей ответить, почему. Чтобы докопаться до истины она не просто изучала документы, провела собственное большое исследование, нашла родственников отца, матери, познакомилась с двоюродными сестрами, братьями. Только через много лет Любовь Анатольевна узнала жестокую правду.
Любовь Анатольевна отправляла запрос за запросом. Летели письма в архивы Белоруссии, Алтайского края, Новосибирской области. В ответ возвращались архивные справки. А в 2011 году им с мамой, которой к тому времени уже исполнилось 80 лет, удалось встретиться и познакомиться с белорусской родней.
По рассказу Любови Юрковой, в начале 30-х годов дедушка уже был женат, родился сын, который был очень болен и потом, по всей видимости, умер. Какое-то время дед и бабушка прожили в Узбекистане, потом вернулись в Россию, в Новосибирскую область. Дед работал в школе учителем, потом директором в одной из Новосибирских школ. А 1 сентября 1937 году семья переехала в Алтайский край на станцию Ребриха. Здесь перед новым годом дедушку и арестовали, обвинив в том, что он ведет пропаганду в пользу Польши. Его расстреляли 27 марта 1938 года. В январе была арестована и бабушка, его жена – расстреляна 5 августа того же года. Эту же историю Любовь Анатольевна рассказывала ребятам и в прошлом году, но нынче существенно дополнила ее. Она принесла на встречу собранные ею документы. Среди бумаг ксерокопия письменного признания бабушки в том, что ее муж действительно шпионил в пользу Польши. Судя по этому признанию, Александр Вильчицкий говорил супруге, что им, мол, заплатят, они уедут в Польшу и будут там жить хорошо. Сама бабушка была не из грамотных. Однако признание изложено таким образом, что верится с огромным трудом, что излагала его именно эта необученная грамоте женщина. Но… в конце признания значится "С моих слов записано верно, мною прочитано…" Это признание поставило жирную точку в жизни супруги Александра Вильчицкого, и безжалостным росчерком палачей определило судьбу трехлетней Лили.
На встречу со школьниками пришла и Тамара Калиниченко – дочь репрессированного Прокопия Карафеева.
В семье Прокопия было четверо детей и среди них маленькая Тамара, появившаяся на свет 1 февраля 1937 года. А 6 июля того же года Прокопия арестовали, обвинив по статье 58-10, и вскоре расстреляли. Семью выгнали из дома на улицу, выбросили коляску с трехмесячной Тамарой, забрали всю скотину, какая была в хозяйстве. Жизнь целой семьи в одночасье по какому-то жуткому стечению обстоятельств оказалась разрушена...
Свои истории также поведали заместитель главы района Петр Тамошенко, председатель районного Совета ветеранов Геннадий Белоконь. А школьники молча внимали рассказам и запоминали все услышанное. Для них важно сохранить память об истории своей родины, чтобы передать ее грядущим поколениям. Память должна жить, чтобы трагедия того периода не повторилась.
Автор: Ирина Маяцких