Есть маленькие истории, в которых как в капле воды отражается большая история государственного террора. Рубрика «Портрет и вокруг» как раз об этом. Фотография — и небольшая история вокруг нее. И еще одна, и еще одна. Очень напоминает блог. Да, в общем-то это и есть блог.
Владимир Михайлович Крутовский
Владимир Михайлович Крутовский — человек легендарный. Один из создателей краеведческого музея и публичной библиотеки в Красноярске, издатель журналов «Сибирские записки», «Врачебный Красноярский журнал». Можно сказать, основатель красноярского здравоохранения. В 1917 году был енисейским губернским комиссаром Временного российского правительства, во время Гражданской войны — министром здравоохранения и внутренних дел Сибирского временного правительства. К тому же он еще был областником, то есть последовательным сторонником отделения Сибири. Сейчас бы его непременно посадили за сепаратизм. Большевики тоже его хотели посадить. Все-таки целый колчаковский министр прямо под носом. Но у него была «охранная грамота», даже несколько. Дело в том, что революционеры, возвращаясь из ссылки, всегда останавливались у Крутовских отдохнуть и набраться сил. Крутовские всех привечали. А теперь эти революционеры стали большими людьми.
Мало того, именно Крутовский был тем человеком, который поменял Ленину место ссылки. Крутовский в Красноярске выписал ему справку о слабом здоровье и Ленина отправили не в Туруханск, а в Шушенское — можно сказать, на курорт. Климатически это райское место. Там, например, арбузы выращивают на почве. Да и сам Ильич называл Шушенское сибирской Швейцарией.
Но к 1938 году многие из тех, кто из Москвы заступался за Крутовского, и сами загремели на нары, и 82-летнего Владимира Михайловича арестовали. Дочь, Елена Владимировна, бросилась в Москву. Бывшие революционеры отводили глаза и пожимали плечами. Один из них, Феликс Кон, посоветовал попасть на прием к секретарям Сталина. Надо было подойти к некоему зданию в Москве, которое охранял часовой, подойти к часовому и взяться за штык рукой. Это был пароль. (При всей фантастичности ситуации этому стоит верить — все это рассказала сама Елена Владимировна Александру Леопольдовичу Яворскому, а Яворский — человек дотошный и основательный.)
Елена Владимировна подошла, тронула штык. Часовой улыбнулся и пропустил. Она попала в помещение, где были секции с окнами (видимо, что-то вроде того, что сейчас на почте). Подошла к одному из них, подала прошение, объяснила ситуацию. Через какое-то время ее пригласили к этому окну снова и сказали: все нормально, Владимира Михайловича выпустят, пусть она едет в Красноярск.
Однако, пока она возвращалась, Владимир Михайлович умер в тюрьме. Сам ли он умер (все-таки 82 года), «помогли» ли ему — неизвестно. Чекисты перед Еленой Владимировной лебезили, вернули изъятые вещи (правда, с портфеля с серебряной монограммой к юбилею пропала часть монограммы), но у Елены Владимировны осталось ощущение тревоги. Да настолько сильное, что она, прихватив дочь, Елену Александровну, ударилась в бега.
Но это уже совсем другая история.
Елена Владимировна Крутовская с дочерью не совсем ударились в бега — они поселились на Столбах в избушке Музеянка. Хотя, казалось бы, место было выбрано ненадежное: о том, что они жили в Музеянке, знали работники краеведческого музея, в который тогда входил заповедник «Столбы». Да и убежали они не на край света — чтобы их арестовать, надо было всего лишь переплыть Енисей и пройти километров десять. Но в 1937—1938 годах было немало случаев, когда люди избегали ареста, просто сменив место жительства. Один человек вообще больше года жил в поезде (билеты тогда были не «именные»), ездил до Владивостока и обратно. Чекистам важно было выполнить «план по валу», гоняться же за какими-то конкретными людьми им было некогда и незачем.
Вот это — важный момент для понимания того, что в народе называется тридцать седьмым годом, а у историков — Большим террором. Согласно приказу 00447 по НКВД от 30 июля 1937 года, региональным управлениям НКВД были спущены лимиты по двум категориям. Первая категория — расстрел, вторая — лагерь. Эти лимиты изначально были большими и выражались в круглых цифрах, но потом неоднократно увеличивались. Например, первоначально по первой категории Красноярскому краю дали лимит 750 человек, однако скоро добавили еще 6000, и к концу 1938 года набралось уже 12 000. У чекистов не было времени на какую-то серьезную разработку, они хватали тех, кто поближе и кого легко было достать. Им нужно было набрать нужные лимиты и минимально оформить дела.
После ареста главы семьи условия жизни становились невыносимыми: детей третировали в школе, жену на работе. Нередко жену выгоняли с работы, семью выселяли из квартиры. А бывало, жен «врагов народа» арестовывали. Лучше было скрыться, уехать — и тем спастись.
В 1939 году Елена Владимировна сочла, что опасность миновала, и вернулась в город. А Елена Александровна осталась работать в заповеднике. И потом она стала той самой легендарной Еленой Крутовской — доктором Айболитом, создателем «живого уголка» на «Столбах».
А вот Александр Леопольдович Яворский, предчувствуя арест, все лето 1937-го провел на «Столбах», но первого сентября надо было выходить на работу. Он спустился в город, появился в пединституте и вскоре был арестован.
Алексей Бабий