В День памяти жертв политических репрессий говорим о том, что происходило в годы сталинского правления в Красноярске
Алексей Бабий более 30 лет собирает информацию о жертвах политических репрессий
на территории Красноярского края
Фото: Алексей Бабий / FB.com
30 октября — День памяти жертв политических репрессий. Уже больше 30 лет память о тех, кто стал жертвами этих репрессий на территории всего постсоветского пространства, собирает общество «Мемориал» — они делают просветительские лекции, выставки, возвращают имена тем, у кого их однажды отобрали, заменив бездушным порядковым номером, пришитым к лагерной телогрейке.
К памятной дате мы взяли большое интервью у руководителя красноярского «Мемориала» Алексея Бабия. О самых страшных цифрах, фактах и местах — в материале ниже.
— Какое место занимал Красноярский край в истории репрессий?
— Мы будем говорить о территории Красноярского края, потому что до 1934 года Красноярского края как такового не было. У нас отметились все возможные типы репрессий, которые были в СССР: после гражданской войны было и лишение избирательных прав, и раскулачивание, которое сейчас правильно называть «раскрестьянивание», и Большой террор, и депортации немцев, и потоки ссыльных прибалтов, греков и калмыков шли сюда. В общем, только крымских татар и чеченцев с ингушами к нам не ссылали, все остальные были.
Решение о том, кого лишать избирательного права, принимал райисполком
Фото: Алексей Бабий /
Особенность Красноярского края заключается в том, что здесь было большое количество ссыльных, их было больше, чем политических заключенных в лагерях, намного больше, чем арестованных и расстрелянных.
Важные цифры: за 20 лет работы отдела реабилитации ГУВД Красноярского края было реабилитировано 545 тысяч человек. То есть это только те, кто нашел документы и обратился за реабилитацией, по факту же их было намного больше.
Есть еще такая тонкость, что в 1959 году были уничтожены документы по раскулаченным спецпоселенцам. Это дает нам основания полагать, что одних только спецпоселенцев было около миллиона.
— Были ли в Красноярском крае политические заключенные?
— Конечно. И в Краслаге, и в Норильлаге, и на стройке-503, и была куча мелких лагерей, потому что всегда, когда нужно было что-то построить, делали лагерь. Всё строилось руками зэков.
Количество политзаключенных я оцениваю в 400 тысяч. Эти цифры я могу обосновать: в Норильлаге было порядка 300 тысяч заключенных, из которых 40% были политические, 40% — бытовики, еще 20% — уголовники. То есть только в Норильлаге было около 100 тысяч политзаключенных. В Краслаге — порядка 80 тысяч, еще по другим лагерям набирается примерно столько же.
Табличка проекта «Последний адрес» на доме на Перенсона, 32 — истории двух
несправедливо расстрелянных красноярцев мы рассказывали ранее
Фото: «Последний Адрес»
— Расскажите о географии репрессий в Красноярском крае. Какие районы отметились на этой страшной карте?
— Можно сказать, что это вся территория Красноярского края. В любую деревню заедьте, пообщайтесь с местными и узнаете, что там были спецпоселенцы, а многие из ныне живущих там — это их потомки. Особенно много осталось ссыльных немцев, потому что даже после освобождения со спецпоселения им нельзя было вернуться в родные места. Прибалты по большей части уехали.
Строительство металлургического завода в Норильске
Фото: Красноярск — Берлин. 1941–1945 гг., 2009 г.
Самые мощные и известные точки — это Норильлаг, у которого были отделения в Атаманово и Шушенском районе, большой Краслаг, занимавший весь восток Красноярского края. Управление Краслага сначала было в Канске, потом переместилось в Решоты (точнее, Нижнюю Пойму). В основном Краслаг занимался лесоразработками, но не только: например, строили дорогу от Решот до Карабулы. Лаготделения были в Канском, Саянском, Иланском и Нижнеингашском районах. Это был большой лагерь: с 1938 по 1956 год там отбывали срок порядка 160 тысяч заключенных и 20 тысяч трудармейцев.
Была знаменитая стройка-503, где вели железную дорогу Салехард — Игарка, управление находилось в Ермаково, около Игарки, каждые 12 километров был лагерь. Людей там было достаточно, но дорогу, как известно, недостроили.
Фото из той самой стройки-503 в Ермаково — ныне заброшенной
Фото: Алексей Венгин
Много лагерей было на юге Красноярского края, включая Хакасию, там были рудники. Можно вспомнить также строительство нынешних Железногорска и Зеленогорска, где тоже работали в основном зэки, хотя политических там не было. Использование зэков считалось эффективным с точки зрения экономики, но это было ошибочное суждение. Когда Сталин умер, всё это начали закрывать, и не из человеколюбия, нет — по экономическим соображениям.
Центр Норильска — Сталинский проспект. Справа видна лагерная вышка
Фото: Memorial.krsk.ru
— А что насчет самого Красноярска?
— В Красноярске в сороковые годы весь правый берег занимали зоны, там строили заводы, в том числе эвакуированные из западных областей.
Интересный объект — так называется шарашка, она появилась, когда разрабатывался урановый проект в Красноярском крае, на территории региона искали уран, в эту шарашку посадили много геологов и химиков. Их собрали со всех лагерей, многих арестовали, там сидели известные ученые. Это место — около СИЗО на Маерчака, угловой красный дом, упирающийся углом в площадь на Республике. И вся территория вплоть до улицы Лиды Прушинской была зоной.
Среди таких мест в Красноярске также военный городок на Малиновского. Там был концлагерь, где во время Первой мировой войны содержались пленные австро-венгерской армии, а потом — пленные колчаковцы и люди, которых советская власть считала нелояльными.
Где был концлагерь для пленных, ныне военный городок
Фото: Артём Ленц / NGS24.RU
— Расскажите про времена Большого террора в Красноярском крае. Что здесь происходило в 1937–1938 годах?
— За это время было арестовано 24 тысячи человек, из которых 16 тысяч были расстреляны, а если учесть, что всего расстрелянных за все годы было около 18 тысяч, то очевидно, что большая часть расстрелов пришлась как раз на эти два года, точнее, год с небольшим — с августа 1937-го по ноябрь 1938 года.
Особенно отличался минусинский оперсектор. Там были приняты пытки электрическим током, начальник Алексеев распоряжался при расстреле добивать раненых ломом, чтобы не тратить патроны.
Там творилась жуть. Потом этого Алексеева посадили за превышение власти и за антисоветскую деятельность, но он уже через пару лет вышел и даже был реабилитирован. Но в книгу памяти репрессированных, разумеется, не попал.
Здание минусинского оперсектора
Фото: Foto-memorial.org
Справка
Согласно данным общества «Мемориал», в конце 1959 года при строительстве КрАЗа
примерно в 100 метрах от нынешней столовой было найдено массовое захоронение
расстрелянных. Тела обнаружились под небольшим слоем земли — 20–30 см. Позднее
при строительстве были вскрыты и другие захоронения, там же, когда экскаватор
разрушил захоронение, осыпавшееся в котлован. Были найдены тела и при рытье
котлована под техникум. Старые жители Коркино рассказывали, что в 1937–1938
годах почти каждую ночь слышались выстрелы и крики.
— У вас на сайте есть информация про массовое захоронение расстрелянных в районе КрАЗа. Расскажите, в чем сложность каким-то образом это место увековечить, поставить там мемориальный знак?
— По ним в Красноярске нет документов, так как, если бы КГБ знало, что алюминиевый завод строится на месте захоронений, оно бы не позволило его там строить. Но для КГБ 60-го года это тоже было неожиданностью. Я так думаю, что документы по этим местам захоронений находятся в Москве.
Дело в том, что до 1937 года и после 1938-го расстрелянных было не так много, и их подхоранивали на городских кладбищах, но во времена Большого террора, когда в день убивали 200–300 человек, было понятно, что похоронить всех на кладбищах не получится. Была дана команда найти полигоны, вот и нашли их за окраиной города, где можно было рыть большие траншеи. Поэтому это место и использовалось как территория массового захоронения.
Теперь ни ФСБ, ни ГУВД не подтверждают, что там были эти тела, а мы не можем на законных основаниях поставить там памятный знак.
— Как вы собираете информацию про репрессированных? В чем главная сложность этой скрупулезной работы?
— Можно сказать, что при сборе информации мы используем принцип пылесоса, потому что втягиваем любую информацию, но основу составляют архивные документы. Мы ездим в экспедиции, берем интервью, обрабатываем информацию в интернете, смотрим прессу — словом, всё, что можно. Потом сверяем это с архивными данными, и, как правило, сведения подтверждаются. Например, опрашивали людей в Успенке Рыбинского района, разговаривали с бабушками, позже полученные от бабушек сведения подтвердились архивами ФСБ, имена и фамилии обросли годами жизни, статьями. Это необычный способ работы, но и по такому пути мы идем.
На выставке в музейном центре «Площадь Мира» женщина нашла дело своего
прадедушки
Фото: «Площадь Мира» / Vk.com
— Расскажите истории, которые вас самого поразили больше всего?
— Ну, например, история Дмитрия Тюрикова. Он жил в Бессарабии, туда в 1945 году вошли советские войска, с которыми Тюриков вел себя свободно, но при этом был достаточно просоветский. Как-то посмотрел на него капитан и сказал: «Ты недостаточно советский, надо тебя уму разуму поучить». И дал ему 10 лет лагерей. Он отсидел и потом сказал такую фразу: «Спасибо этому капитану за то, что я действительно понял, что такое советская власть. Мой брат, которого не арестовали, так дураком и остался и в эту советскую власть до сих пор верит».
Или история молодой девушки, которая была наборщицей в газете «Красноярский железнодорожник». Она однажды ошиблась при наборе букв в речи Сталина, арестовали ее и главреда. Она просидела 2 месяца в камере, и вдруг ее выпустили. Когда я узнал эту историю, я не осознал, насколько она удивительная, — это был 37-й год и стояли жесткие планы по арестам и расстрелам. Не было такого, чтобы кого-то отпустили, а ее отпустили. Ей крупно повезло.
26 мая 1953 года в Горлаге в Норильске вспыхнуло восстание, которое назревало
еще до смерти Сталина. С узниками даже провели переговоры, которые были лишь
фикцией, но они стояли на своем до конца до июля 1953 года. Всё закончилось
штурмом, где было убито 57 человек. Но это и другие восстания подготовили
хорошую почву для диссидентского движения в СССР
Фото: Архив УФСБ / Memorial.krsk.ru
Еще одна женщина попала в Красноярский край из села, где жил Степан Бандера. Она знала его семью, причем две его сестры тоже отбывали ссылку в Сухобузимском районе. Меня поразил ее рассказ об особлаге: там людей лишали имен, взамен давали лагерный номер, который нашивался на одежду. Номер был написан на большом куске ткани. Когда особлаги отменили, заключенные первым делом начали отпарывать эти куски материи, которые для них были очень оскорбительны. И если вся остальная фуфайка была грязной, выцветшей, то под этим куском ткани она оставалась абсолютно чистой, черной. Номера отпороли, а след остался. И эти женщины сидели и плакали навзрыд. Меня поразила эта деталь, метафора, что этот квадрат с номером остается с человеком навсегда, даже когда он пытается от него избавиться.
Еще одна история: заморенных голодом доходяг освобождали и отправляли умирать за пределы лагеря, чтобы не портить статистику. И как-то вынесли двух таких доходяг к лагерным воротам умирать (сами они уже ходить не могли), а две женщины увидели их и просто отнесли к себе домой. Они их выходили, выкормили, а потом замуж вышли. Буквально история о том, как мужика нашли на дороге. Им оставалось жить 1–2 дня, а эти женщина спасли им жизнь.
Однажды свою историю мне рассказывала одна немка, я расшифровывал ее интервью и заметил, что она постоянно говорит о еде. Она детально помнила, сколько граммов хлеба был паек в разные годы, ее рассказы были в основном, как она добывала еду — и в Поволжье, и в ссылке, и в лагере, и опять в ссылке, да и потом — во времена Хрущёва и Брежнева. В 30-е она пережила жуткий голод, потом в 1941-м ее депортировали в Сибирь, где они тоже жили впроголодь. Однажды увидела на поле в октябре присыпанные снегом колоски. Собрала их, пожарила, тут-то ее на 2 года посадили за расхищение колхозной собственности. Рассказывая про лагерь, она то и дело вспоминала, как искала там еду. И что на разгрузках зерна женщины прятали зерно во влагалище и таким образом проносили его на территорию лагеря. А потом, когда срок подошел к концу, ее, редкое дело, спросили, куда она хочет в ссылку. Она сказала, что в Красноярский край, — слышала, что здесь много сельхозугодий. Она поехала сюда, чтобы всегда быть близко к еде. Здесь, говорит, так отъелась репой и турнепсом, которые трескала прямо на поле, что ее все стали звать Толстая Лида.
Редкое фото, сделанное в Норильлаге, — панорама лагерного отделения. Любая
фотосъемка на территории лагерей была запрещена, все фотоаппараты стояли на
учете
Фото: Memorial.krsk.ru
— Алексей Андреевич, как вы считаете, почему наше государство не признает все эти совершенные им страшные ошибки? Как вы оцениваете уровень осознанности государства по отношению к репрессиям?
— Вы называете ошибками то, что на самом деле является преступлениями. Государство не хочет осознавать эти преступления и потому идет по тому же пути, по которому уже шло: государство всё, а человек — ничто. Они говорят: «Да, ошибки случались, это было типа стихийного бедствия, люди как-то сами расстреливались, в тюрьмы попадали ни за что, мы о них слезу прольем и всё». Но то, почему так получилось, кто виноват в этих преступлениях, государство совершенно не хочет признавать. А это означает то, что история может повториться. И, увы, повторяется уже.
— А вам не страшно всем этим заниматься, всё это говорить? Особенно учитывая, что происходило с Юрием Дмитриевым.
— Я уже так долго живу, что для меня всё уже позади. И без всяких репрессий могу в любой момент отдать концы. Страшно — это не повод переставать делать то, чему посвятил 30 лет. Теперь уже, что бы ни произошло, эта работа будет продолжаться, пока мы живы.
Юра Дмитриев, о котором вы упомянули, со своим товарищем Анатолием Разумовым умудрился написать очередной том книги памяти, пока сидел в СИЗО. Они переговаривались, пока его вели по коридорам до зала заседаний, обсуждали что-то, кого включать, кого нет... И так целую книгу написали, представляете? Мемориальцы все народ угорелый.
Саша Симутина