ИСТОРИЯ НЕ ПО УЧЕБНИКУ
В Большеулуйском районе ранее действовали три детских дома – в Веселовке (позже в Симоново), в Большом Улуе и Березовке.
К сожалению, их архивных документов в полном объеме пока не обнаружено. Поэтому любая информация, как о воспитанниках, так и о сотрудниках этих учреждений представляет огромную историческую ценность. А сейчас мы впервые расскажем о враче Березовского детского дома Александре Александровиче Смирнитском. Это стало возможным благодаря его личному делу, сохранившемуся в архиве Большеулуйской центральной районной больницы. За возможность познакомиться с этими уникальными архивными документами большое спасибо главному врачу Ольге Ивановне Стояновой и заведующей отделом кадров Марине Владимировне Белошапкиной.
Один из самых интересных документов – это автобиография А.А. Смирницкого.
Он родился в семье врача в 1887 году в Иркутске, где отец находился в ссылке, как народоволец. В 1895 году семья переехала в город Одессу, по месту службы отца. Он умер от скоротечной чахотки в 1897 году. Александр окончил гимназию №3 в 1906 году, и тогда же поступил в Новороссийский университет (г. Одесса) на медицинский факультет. Во время учебы содержал семью – мать, брата и двух сестер, давая уроки в качестве репетитора. А с 4-го курса зарабатывал медицинскими процедурами – массаж, уколы, уход за больными. Одновременно участвовал в научно – исследовательской деятельности в Новороссийском обществе естествоиспытателей по антропологии и урологии. Как продолжатель идей И.И. Мечникова по антропологии, был направлен в научную командировку в австрийские города Вену и Тироль. Тогда же в научном журнале «Записки Императорского Новороссийского университета» за 1912 год была опубликована его статья, посвященная коллекции черепов, собранных И.И. Мечниковым и хранящимся в Новороссийском университете.
Университет окончил осенью 1911 года, и вновь поступил на учебу, но уже на естественное отделение физико-математического факультета. Обучался там до 1914 года, пока не началась первая мировая война. Одновременно работал врачом и лаборантом в Тищковской земской больнице, в ординаторско-терапевтическом отделении. И продолжал заниматься наукой, успевал проводить исследования. За время обучения в университете несколько раз арестовывался и находился в тюрьме за принадлежность к студенческой организации правых социалистов – революционеров (эсеров). В 1917 году из данной организации вышел и до конца жизни был беспартийным. А в 1914 году был призван в армию, стал врачом 12 пехотного полка, и после ранения в голову лечился в Балканском лазарете. Когда окончилась война, вернулся в университет, где написал дипломную работу «Действие никотина». В 1920 голу переехал в Москву.
Приходится удивляться, насколько были широки его научные познания. Об этом даёт представление заполненный им в 1952 году в Большеулуйской районной больнице листок по учету кадров. В самом деле, с 1920 по 1922 год он – научный лаборант научно-исследовательского института анатомии. С 1923 по 1938 год – консультант Главсельпрома, который входил в состав Совета министров. В 1923 году из печати вышла его книга «Табакология» на 240 страницах. С 1929 по 1936 год – научный руководитель, доцент Московского института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. В качестве витаминнолога он входил в Витаминный комитет СССР с 1934 по 1938 год. Написал не менее 12 газетных статей по ферментам и витаминам, опубликованных в различных периодических изданиях. И еще он работал врачом - витаминнологом в одном из московских институтов в период с 1936 по 1938 год. В Москве женился, его супругой стала врач, Мери Михайловна, у них родились сыновья Владимир и Михаил. Но всё рухнуло в мае 1938 года.
Вот как в начале 2000-х годов описал эти события сын Александра Александровича, Владимир Смирнитский:
«В школе у нас был очень дружный класс. Даже спустя много лет мы поддерживаем связь друг с другом и иногда собираемся вместе у кого-нибудь дома. Правда, осталось нас совсем немного. Ребята погибли на войне, кого-то подкосили болезни и время. В 1937 г. мы знали, что у многих были арестованы родители, но из ребят никто не пострадал. Дома события тех лет никогда не обсуждались. Только однажды я увидел, как папа вырезал из газеты материалы по процессам, которые проходили в те годы, что-то нехорошее говорил о Вышинском, и вырезки из газет складывал в Большую советскую энциклопедию, где были описаны биографии Бухарина, Зиновьева и других. Меня удивляло, и я не понимал, как может быть такое несоответствие текстов энциклопедии и газетных вырезок. На эти вопросы ответы не смог получить ни от папы, ни от мамы.
Арест папы в 1938г. произошёл 16 мая. Мама в ночь на 16-е дежурила в стационаре в поликлинике авиационного завода, где она работала зав. терапевтическим отделением. Мы с папой решили в тот вечер заняться фотографией. У нас был хороший фотоаппарат «Фотокор» 9 x 12 см, и надо было проявить 6 кассет с отснятыми плёнками. Где-то около 11 часов я пошёл спать, и больше папу я не видел до 1946 года.
Утром меня разбудил какой-то человек в военной форме, велел одеться и зайти в маленькую комнату. Там за письменным столом сидел другой военный человек, в такой же форме, копался в папиных бумагах и что-то писал. Видно, он был главный. Мне ничего не сказали и велели забрать и перенести в большую комнату мамины вещи, постельное бельё и наши с Мишей вещи. Я понял, что произошло, и был в шоке. Из взрослых никого больше дома не было.
Я стал перетаскивать всё подряд, из того, что лежало в шкафу. Папины вещи мне забрать не разрешили. Когда я стал брать книги, мне тоже взять всё не разрешили. Когда я захотел забрать фотоаппарат, треножник и своё «духовое ружьё», мне их трогать в резкой (или грубой) форме запретили, заявив, что это «вещдок». Что такое «вещдок», я не знал, но расспрашивать их испугался, тем более после грубого предупреждения.
Затем мне сказали, что надо обыскать сарай, где лежат дрова. Мама работала в поликлинике авиационного завода, где делали военные самолёты, кажется, И-16 (монопланы). Они, в основном, были деревянные, сделанные из карельской березы. Мама получала на заводе обрезки, которые прекрасно горели в нашей печке. Я отвёл туда первого военного, который небрежно покопался в этих обрезках, сказал какую-то гадость про папу и велел запереть сарай.
Когда поднялись в дом, то эти двое военных забрали «вещдоки», опечатали комнату и уехали. Мишка спал, а я дальше ничего не помню. Через некоторое время (сколько времени прошло, я не помню), появился дядя Никола Чеботарёв и мамина сестра, тётя Роза. Я был в каком-то трансе и ушёл из дома, и вернулся только вечером, когда мама была уже дома.
Дальше всё было очень сложно, запутанно и непонятно. Я сдавал экзамены, которые в те времена в школе были каждый год, мама ездила в приёмную НКВД и пыталась «хоть что-то узнать», и передать папе передачу. Всё происходило в каком-то тумане. Очень уж резкий был переход от благополучия к безысходности и неизвестности. Первой ночью я плохо спал и слышал разговор дяди Николы и тёти Розы. Я понял, что и маме может угрожать участь папы, так как она работает, хоть и врачом, но на военном авиационном заводе. В этом случае квартиру отберут, а меня заберёт к себе в Казань дядя Никола, а Мишу – тётя Роза. Но потом как-то всё затихло и мне казалось, что где-то притаилось большое зло.
Как я потом выяснил, мама пошла в партком завода и сама всё рассказала о том, что произошло с папой. В то время она ещё заведовала дневным стационаром, где лечилось всё заводское руководство, и её очень ценили как прекрасного диагноста-терапевта. Поэтому или ещё почему-то, но её успокоили, и она работала на этом заводе врачом до самой пенсии. У неё были хорошо налаженные врачебные контакты со специалистами Боткинской больницы, что позволяло ей оказывать своевременную и квалифицированную помощь всем, кто к ней обращался: руководству завода, парткомовским начальникам и, главным образом, простым рабочим, которых было большинство.»
Мы не случайно привели столь большой отрывок из воспоминаний Владимира Смирнитского об обстоятельствах ареста его отца. Они ещё раз переносят нас в эпоху «большого террора», когда практически каждый человек был «под прицелом» НКВД. Причём в подавляющем большинстве дела на «врагов народа» появлялись на основании доносов, и, как правило, все обвинения были надуманными. Вот и А.А. Смирнитскому поставили в вину его «эсеровское» прошлое, причем в данной партии он состоял ещё до Октябрьской революции. А также «пристегнули» работу в промышленных главках, связанных с контролем посадки табака, а также добычи соли, где он якобы занимался вредительством. Причем последнее объединили с вхождением в вымышленную «правоэсеровскую» группировку, которая, по замыслу следователей, занималась подготовкой покушения на одного из вождей – В.М. Молотова.
Как считает правнук А.А. Смирнитского Сергей Бондаренко, от расстрела прадеда спасло то, что его дело затянулось. «Большой террор» немного, но пошёл на спад, наркома НКВД Ежова сменили на Берию, и так далее. После этого часть обвиняемых по коллективному делу было отпущено прямо в зале суда (что случалось крайне редко – примечание автора). А материалы по А.А. Смирнитскому были отправлены на доследование. Тем не менее, обвинительного приговора уже было не избежать, и Александр Александрович 2 сентября 1940 года получил приговор от так называемой «тройки» - восемь лет исправительно-трудовых лагерей, два из которых он к тому времени уже успел отсидеть в Бутырской тюрьме.
Далее последовал этап в Севжелдорлаг, затем и в другие лагеря – в Вятлаге, Вышегорлаге, на острове Вайгач, в Печорлаге, Приволжлаге. В них он работал лагерным врачом-терапевтом, или витаминнологом. Впрочем, даже за мнимую провинность его могли в любой момент перевести на лесоповал или другие тяжелые работы. Ведь шла Великая Отечественная война, а во время боевых действий лагерный режим неизбежно ужесточался, а ежедневный паёк – уменьшался.
В 1946 году его срок истёк, и он вышел на свободу. Но …без права проживания в столицах (Москве и Ленинграде), а также в ряде областных и краевых центров. Можно было селиться на расстоянии не ближе 101 километра от Москвы. Поэтому была выбрана деревня Фофаново Александровского района Владимировской области. А.А. Смирнитский работал там участковым врачом. И …продолжал заниматься наукой. Здесь он написал ряд статей – о березовых почках, о витаминно-носителях заполярной тундры, о таком заболевании, как пеллагра. Нетрудно заметить, что данные для этих исследований он почерпнул, в том числе, во время пребывания в лагерях.
А ещё Александр Александрович пишет два доклада, с которыми выступает на конференции врачей Александровского района. Это – «Парафинотерапия на участке», а также «Три случая излечения язвенной болезни». Эти работы ещё раз подчеркивают, что он занимался не только теоретической медициной, но и практической, и щедро делился с коллегами своим многолетним врачебным опытом. Конечно, угнетала невозможность жить в Москве и ежедневно общаться с родными и близкими. Правда, его сын Владимир много к нему туда ездил (а время от времени, и сам Александр Александрович нелегально выбирался в Москву к семье). Какое-то время Владимир, там, в Фофаново, работал в совхозе, там же познакомился и вскоре женился на красивой девушке.
Казалось бы, жизнь начала налаживаться. Но … передышка была недолгой. 6 декабря 1948 года последовал новый арест - «за принадлежность к эсеровской организации, вредительство и шпионаж». Фактически – по тем же, старым обвинениям, и по тем же статьям. 16 февраля 1949 года он был осуждён особым совещанием при МГБ СССР к бессрочной ссылке в Сибирь. Скорее всего, до железнодорожной станции Ачинск-I он следовал по этапу, вместе с заключенными, а также другими будущими ссыльнопоселенцами.
Здесь необходимо сделать пояснение.
В 1948-1949 годах в сибирскую ссылку было направлено большое количество так называемых «повторников». То есть людей, которые ранее уже отбыли свои сроки по печально известной 58-ой статье в тюрьмах и лагерях. Сроки немалые – как минимум, они начинались от пяти лет. Освободившись, люди только начинали привыкать к обычной жизни, устраивались на работу, как следовал новый арест. Причём, как правило, следствие в таких случаях не велось, их осуждали по ранее предъявленным обвинениям. Большинство приговаривалось к ссылке в Сибирь.
Поэтому в Большеулуйском районе в это время в ссылке, наряду с другими сосланными, оказалось большое количество врачей. Почти у всех из них было высшее образование. Среди них – Юрий Михайлович Гладков, Надежда Николаевна Галактионова, Вера Федоровна Гусева, Николай Иванович Виноградов, Вера Михайловна Баглий, Леонард Бернгардович Мардна, Надежда Николаевна Нестерова, Люция Эрнестовна Розен, Михаил Иванович (Иосифович) Бессер, Елизавета Александровна Краковецкая, Рачия Седракович Манукян, Исай Вениаминович Юдалевич, Арво Яковлевич Лайнве, и другие.
У всех из них – своя неповторимая жизнь с её героическими и трагическими страницами. И каждый, несомненно, заслуживает отдельного рассказа и даже книги. Но одно было общим – несмотря на тягчайшие обвинения, никто из них не занимался антисоветской деятельностью, шпионажем, не был террористом, и так далее. То есть все они были невиновны, и впоследствии каждый из них получил соответствующую справку о реабилитации. Другое дело, что эти люди после многолетнего пребывания в лагерях и тюрьмах, пыток и издевательств, этапов и ссылок потеряли своё здоровье и лучшие годы жизни. Но, несмотря на все пережитые лишения и невзгоды, в сибирской ссылке продолжали главное дело своей жизни – лечить людей.
Занимался этим и Александр Александрович Смирнитский. Только досталась ему по-своему уникальная работа – лечить ребятишек в Березовском детском доме. Прибыл он сюда в апреле 1949 года, и сразу его направили в Березовку. Отметим, что данный детдом был специализированным – в него направляли детей «врагов народа». Среди них были русские, а также потомки немцев Поволжья, калмыков и представителей других национальностей, выселенных в Сибирь в первой половине 40-х годов ХХ века по национальному признаку.
Конечно, мы не знаем многого из того, чем ежедневно приходилось заниматься
А.А. Смирнитскому. Но можно сказать точно – одной из главных его задач было не
допустить в детское учреждение никакой инфекции и тем более – эпидемии. Дело в
том, что в послевоенный период в Сибири совсем нередкими были такие серьёзные
заболевания, как сыпной тиф, туберкулёз. А также скарлатина, дифтерит и другие
«детские» болезни, которые, если не относиться к ним со всей ответственностью,
вполне могли привести к смертельному исходу. Не менее опасным был, например,
бруцеллёз, который
мог перейти от животных к человеку. Поэтому так важно было поставить прочный
барьер на пути любых инфекционных заболеваний.
И это врачу удалось. Об этом свидетельствуют строчки из его характеристики в
личном деле, датированной январём 1952 года. В ней записано: «С возложенными на
него обязанностями справляется хорошо. В детском доме хорошо поставлена
лечебно-профилактическая работа.» И, конечно, большое внимание Александр
Александрович уделял тому, чтобы в рационе у воспитанников детдома всегда были
витамины, а по возможности – овощи и фрукты.
Также из архивных документов известно, что в Березовке в это время жил ещё один ссыльный врач – Леонгард Бернгардович Мардна. Он прибыл в ссылку 9 сентября 1949 года, и уже на следующий день был назначен заведующим Березовским фельдшерским пунктом. Они подружились. Как впоследствии вспоминал А.А. Смирнитский, «…компания была очень хорошая, но вот условия жизни тяжёлые – холодно зимой, да и все не очень уже молодые и здоровые были к тому времени.» Также из его воспоминаний мы узнали, что в ссылке в Березовке в это время был известный агроном Велецкий. Правда, больше о нём никаких биографических сведений установить не удалось. Известно лишь, что в гости в ссылку к старшему Велецкому приезжал его сын, и они оказались запечатлены вместе на старой фотографии.
Несомненно, большим событием для немолодого уже А.А. Смирнитского (в 1950 году ему исполнилось 63 года) стали приезды в Березовку его младшего сына Михаила, но особенно – старшего Владимира. До этого они заранее списывались, и сыновьям стал известен маршрут поездки. Приезжали они летом, во время студенческих каникул. Конечно, много говорили друг с другом, а ещё общались с друзьями отца. Из последующих воспоминаний Владимира известно, что он прекрасно помнит Леонарда Бернгардовича Мардну – вместе с ним ходил на охоту и играл в преферанс. Владимир Смирнитский также съездил в Большеулуйскую спецкомендатуру вместо своего отца, чтобы помочь ему и его березовским друзьям-ссыльным «отметиться».
Здесь необходимо пояснить, что каждый ссыльный, проживающий на территории района, один раз в месяц должен был лично являться в спецкомендатуру в Большом Улуе для отметки.
Владимир Смирнитский позже в своих воспоминаниях говорил, что дорога эта из Березовки в райцентр тогда была «неблизкая и нелегкая», и немолодым и уже не совсем здоровым людям делать это было трудно. А он, наоборот, смог съездить сравнительно быстро и легко, договорившись с контролирующими органами, чтобы они заочно отметили присутствие березовских ссыльных на своих местах.
Кстати, по воспоминаниям старожилов, спецкомендатура в Большом Улуе размещалась чуть левее того места, где сейчас находится современный детский городок. Примерно там же в 70-х и начале 80-х годов ХХ века было деревянное здание районного отдела милиции. Напротив, через дорогу, до 1967 года находилась церковь, которая была разрушена, и на её месте построено трёхэтажное кирпичное здание – здесь в настоящее время располагается районная администрация.
Что касается ежемесячных поездок А.А. Смирнитского в спецкомендатуру в райцентр, то во время них он старался не упустить любой возможности пообщаться с другими ссыльными врачами, особенно с Сергеем Густавовичем Филипповичем. В 1949-1952 годах тот работал врачом в райбольнице, затем – врачом в деревне Бычки (там размещалась участковая больница). Кстати, Л.Б. Мардна также позже был переведён из Березовки врачом в районную больницу.
Конечно, переломным моментом в жизни ссыльных стала смерть И.В. Сталина в марте 1953 года. Подавляющее большинство из них поверило в скорое освобождение и возвращение домой. Действительно, вначале стали освобождать тех, кто был осуждён на поселение в Сибирь на определённый срок. А затем, в 1954 году, настало время и для «бессрочников», в том числе и для А.А. Смирнитского. Он тепло попрощался с Березовкой, всеми воспитанниками и сотрудниками детдома. И уехал в Москву, чтобы воссоединиться с семьёй – фактически он не был дома с мая 1938 года (не считая нескольких тайных поездок в 1947-1948 годах, пока жил за 101-ым километром от столицы). Был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 30 июля 1955 года «за отсутствием состава преступления», причём и за первый, и за второй арест.
Казалось бы, справедливость восторжествовала: справка о реабилитации получена, А.А. Смирнитский оказался дома, в Москве, в кругу любящих его людей. Но он-то помнил и другое. Например, множество тех заключенных, которые после арестов сгинули навсегда в застенках НКВД, умерли в лагерях и на этапах. Поэтому память невольно возвращала их образы. Кстати, из-за этого у многих бывших политзаключенных и ссыльных после возращения домой оказался сформирован определённый круг общения – они, как правило, хотели видеться с теми, кто так же, как и они, незаконно пострадал от политических репрессий. Так, во второй половине 50-х годов в гостях у А.А. Смирнитского побывал его друг и соратник по ссылке Л.Б. Мардна – об этом напоминают несколько их совместных фотографий из семейного архива.
А самые главные положительные эмоции Александр Александрович получал, конечно, в семье. Так, он успел понянчиться со своей внучкой Леной, родившейся в семье сына Владимира. А.А. Смирнитский ушёл из жизни в 1959 году. Память о нём бережно хранят родные. Прежде всего это его старший сын, Владимир Александрович Смирнитский, а также правнук Сергей Бондаренко, проживающие в Москве. Именно они в начале 2016 года воспользовались своим правом, как родственники реабилитированного, и получили доступ к делу А.А. Смирнитского в Центральном архиве ФСБ. Благодаря этому стали известны многие подробности «жёстко» проведённого следствия и суть надуманных обвинений в его адрес.
Кроме того, Сергей Бондаренко записал на диктофон воспоминания своего деда – Владимира Александровича Смирнитского. И они теперь в письменном виде доступны в свободном доступе в Интернете, и использованы в данном материале. Выражаю искреннюю благодарность Сергею Бондаренко, а также Владимиру Александровичу Смирнитскому за помощь в подготовке этой газетной публикации, а также за предоставленные фотоснимки из семейного архива.
Владимир УСКОВ,
библиограф Большеулуйской
центральной районной библиотеки
имени Героя России А.Н. Захарчука.
Вести 18-25 февраля 2022
Александр Смирнитский сослан в Сибирь. Фото из уголовного дла 1948 г.
Берёзовка, начало пятидесятых. Александр Смирнитский с ссыльным агрономом
Велецкийм (имя его пока не установлено).
Михаил Смирнитский (сын А.А. Смирнитского) в гостях у отца в Берёзовке.
Берёзовка, начало 50-х годов. Александр Смирнитский с детдомовскими ребятишками.