Валерий Ронкин (слева) и Владимир Гаенко (справа). Целина, 1958
12 июня 1965 года в Ленинграде была арестована группа аспирантов и студентов Ленинградского технологического института. Им вменялось в вину издание подпольного журнала "Колокол", в котором публиковались статьи с критикой советской власти. Девять человек получили разные сроки лишения свободы, обыски и допросы были проведены по многим адресам в разных городах и республиках СССР. Примечательно, что основные фигуранты "дела колокольчиков" называли себя "истинными марксистами" и высказывались лишь против "извращения" этого учения в СССР. Но и этого в КГБ им не простили.
По воспоминаниям ленинградского диссидента Евгения Кушева, "на этом суде произошел курьезный эпизод.
– Почему вы назвали свой журнал "Колокол"? – спросил один из судебных заседателей.
Кто-то из обвиняемых ответил: "По аналогии с Герценом". Но заседатель так ничего и не понял, он просто не знал всего этого. Ну, например, слово "аналогия". А если и слышал что-то краем уха о Герцене, то уж никак не мог предположить, что он и "Колокол" какой-то там издавал".
Тексты, анонимно публиковавшиеся в ленинградском "Колоколе", содержали жесткую критику "ведущей и направляющей роли КПСС" в политической жизни страны: "У нас в стране многие начинают понимать, что наличие легальной оппозиционной партии если и не подорвало бы бюрократизм, то, во всяком случае, серьезно ограничило бы произвол бюрократии и сделало ее более подконтрольной. В связи с этим идеологи бюрократизма пытаются как-то оправдать эту дискредитировавшую себя систему и представить ее как наиболее совершенный политический механизм. Напротив, однопартийная система неизбежно приводила к фактической ликвидации основных демократических свобод и делала возможными массовые репрессии, нарушения законности, массовые закрытые суды, выносившие приговоры на основе доносов и полученных под пыткой признаний обвиняемых. Однопартийная система фактически смогла превратить страну в концлагерь громадных размеров". (Из статьи "От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата". Колокол. Ленинград. 1965 г.)
Всего в июньские дни 1965-го по "делу колокольчиков" органами КГБ было арестовано девять человек: Валерий Ронкин, Сергей Хахаев, Вадим Гаенко, Вениамин Иофе, Валерий Смолкин, Сергей Мошков, Борис Зеликсон, Валентина Чикатуева, Людмила Климанова. Ронкину и Хахаеву предъявлено обвинение в написании программного документа "От диктатуры бюрократии – к диктатуре пролетариата", и всем девяти – издание неподцензурного журнала "Колокол", распространение листовок антисоветского содержания. Обыски и допросы были проведены по 200 адресам в разных городах и республиках СССР.
Материалы дела "колокольчиков" насчитывают 17 томов. Это и личные дела участников, и старательно расчерченные сотрудниками КГБ схемы распространения листовок, и фотографии изъятых при обыске журналов. Участникам было назначено разное наказание: от 4 до 7 лет лишения свободы. Через 10 лет, в 1975 году, все они впервые собрались в Ленинграде после освобождения. С тех пор день ареста стал для них "днем колокольчиков", торжеством свободы, товарищества, дружбы и любви. А с 1992 года этот день стал официальным праздником Российской Федерации. Правда, не в честь "колокольчиков", а потому что 12 июня 1990 г. Верховный Совет РФ принял "Декларацию о суверенитете России". По этому поводу участники некогда "преступной группы" любят шутить с интонацией одного известного телеведущего: "Совпадение? Не думаю!"
Об истории группы и своем участии в ней корреспонденту Север.Реалии рассказал Владимир Гаенко, живущий в Санкт-Петербурге.
– 12 июня мы будем в 56-й раз отмечать "дело колокольчиков". Мы делаем это каждый год. Раньше приезжали друг к другу в гости, теперь жизнь раскидала нас по разным странам и городам. Все чаще встречаемся онлайн. "Колокольчики" образовались из молодых ребят, студентов и аспирантов Ленинградского технологического института, которых связывала между собой тесная дружба. Это была компания очень близких по духу людей, единомышленников, которых не устраивала существующая в стране действительность и которые решили, что об этом нужно говорить. Мы хотели привлечь внимание людей к тем проблемам социального и политического характера, которые существовали в стране.
Интернета тогда не было, и единственной возможностью как-то распространять информацию была печать: листовки, брошюры, журналы. Я играл в группе не идейную, а скорее техническую роль: печатал, фотографировал напечатанное, так как даже печатная машинка в те годы была роскошью. Первой была написана небольшая брошюра: "От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата". Ее распространяли в основном по друзьям. После было решено, что издание должно быть периодическим, где бы обсуждались уже текущие вопросы: о выборах, о руководителях государства. Было выпущено два номера, третий номер начали печатать, но распространить не успели. Кроме этого, параллельно печатали листовки, которые распространяли среди молодежи.
– Вы рассчитывали изменить существующий строй?
– Мы не были противниками советской власти. Считалось, что наша идеология как раз наоборот – коммунистическая. Но проблема была в том, что на съездах КПСС, с партийных трибун говорилось одно, а на деле было совершенно другое. Это нас и приводило в замешательство. Мы тщательно изучали все партийные документы и грамотно аргументировали свои материалы. Уже потом, отсидев в лагере, я понял, что построение коммунизма было ложной идей.
– Вы осознавали, насколько опасной деятельностью занимаетесь?
– Мы нисколько не сомневались, чем это закончится. Понимали, что рано или поздно КГБ выяснит, кто этим занимается, и нас посадят.
Все дело в нашем советском воспитании, когда общественное видится важнее личного. Проблемы, которые стояли перед обществом, для нас были очевидны, а все мы были активными комсомольцами, участвовали в комсомольских слетах, в работе комсомольского патруля. Мы совершенно искренне считали, что проблемы общества важнее той опасности, которой мы себя подвергаем. А опасность мы, к слову, даже преувеличивали. Что мы тогда знали о лагерях? Только то, что успели прочитать в воспоминаниях бывших сидельцев, которые тогда уже начали выходить в свет. Я, когда узнал, что мне грозит 7 лет, решил, что моя жизнь кончена. Но мне дали 4 года.
Владимир Гаенко. Один из фигурантов "дела колокольчиков". 1960-е гг.
– Какие условия заключения были в вашем лагере?
– Я сидел в Мордовии, вместе со мной в лагере было много "политических" из разных республик СССР. Мы устраивали встречи, общались, читали друг другу лекции, чаще по литературе, обменивались мнениями. Так я познакомился с другими взглядами на те же самые проблемы, над которыми думали мы, и понял, что никакого построения коммунизма в СССР совершенно не нужно. Так что получается, в какой-то мере это заключение мне помогло.
– Чем вы занимались, выйдя на свободу?
– После освобождения практически все мы занялись правозащитной деятельностью в разных формах, она тогда начала широко появляться. Как группа мы не распались, не растерялись. Ведь нас связывало не только и не столько общее дело, сколько дружба. Во время заключения наши жены, родные тоже держались вместе, приезжали нас навещать. И теперь вот каждый год отмечаем дату 12 июня, когда нас взяли. Было очень символично, когда этот день сделали Днем России.
– Нынешняя Россия с военной цензурой и преследованием инакомыслящих напоминает вам Советский Союз? Может ли сейчас пригодиться ваш опыт сопротивления системе?
– Сейчас у вас гораздо больше возможностей, есть интернет, нет проблемы напечатать, распространить. Это уже немало. В нынешних условиях очень важно сохранять критическое мышление и не поддаваться на пропаганду. При советской власти было четкое и циничное разделение, одно говорилось на собрании, а другое – дома на кухне. Люди шли 1 мая, 7 ноября с плакатами "Слава КПСС", а после выкидывали их и отправлялись пить. Вот этого нужно избегать. Человек должен отстаивать свои взгляды и не жить двойной жизнью: на собраниях, перед начальством, говорить одно, а дома, с близкими, друзьями – другое. Это очень трудно, но я только это и могу посоветовать.
Мы тоже пытались понять, что происходит. Это можно было сделать только по первоисточникам. Хотя и на советскую литературу можно было совсем под другим углом зрения посмотреть. Например, если внимательнее прочесть "Как закалялась сталь", будет понятно, что Островский излагает действительные факты: сколько времени строили эту узкоколейку, на которой гибли люди, и насколько это все было по-дурацки организовано. Там это прямо написано, но никто же этого не замечал, – рассказал Владимир Гаенко.
В 2021 году Ирина Ронкина, жена Валерия Ронкина, ещё одного участника группы "колокольчиков", написала книгу воспоминаний о своей семье и судьбе своих близких под названием "То, что время пощадило, то, что память сберегла…", где рассказала о том, как начиналась их с Валерием работа в "Колоколе", как задержали ее мужа, а сама она осталась с маленьким ребенком на руках.
"Книжку (речь о первой брошюре) печатали фотоспособом на квартире у Валеры Смолкина, частично печатали Вадик с Ниной, а частично мы с Валерой, когда Маринка (дочь) засыпала. Окно занавешивали одеялом, увеличитель ставили на кухонный стол, рядом ванночки – проявитель, промывка, закрепитель, а потом фотографии поступали в таз с водой... Книгу давали сначала более близким друзьям, а потом и приятелям по институту, а у нас был широкий круг знакомых. Встречи происходили и дома, и в кафе "Ландыш" на Большом проспекте, дом 88 на углу с Ордынской улицей. (Позже шутили – подпольное кафе)... Мы хотели распространить листовки среди жителей Ленинграда, но не могли придумать, как и где. Одна из идей – в ДК 1-й Пятилетки на спектакле театра на Таганке, который был у нас на гастролях, на спектакле "Десять дней, которые потрясли мир". Мы хотели бросить их в зал с балкона в подходящий момент спектакля. Но потом эту идею отвергли. Если бы мы это осуществили, то жизни Таганки это бы здорово помешало. Пробовали сконструировать "пушку", выстрелив из которой, мы бы раскинули эти листовки. Ездили за город "на шашлыки" и там проводили испытания этой "пушки". Но тоже не пошло".
Ирина вспоминает, как рано утром 12 июня к ним в дверь комнаты в коммунальной квартире постучал кто-то из соседей и сказал: "К вам пришли". После этого в комнату ворвалась толпа народу. Валерия увели, а в комнате начался обыск. Гэбэшники переворошили все книги и ругались на то, что пыль поднялась столбом. Закончив обыск вечером, они так ничего и не нашли: ни журнала, ни листовок в доме у Ронкиных не оказалось. Затем Ирина встретилась с друзьями и женами остальных участников группы и узнала, кого еще арестовали. Потом они решили навести порядок после обыска в комнате Сергея Мошкова и нашли под матрасами несколько экземпляров "Колокола", которых не заметили сыщики.
Журналы закопали на чердаке дома, где был насыпной пол. Позже следователи все-таки выяснили, что экземпляры могут быть в этом доме, задержали Нину, жену одного из арестованных по делу, привезли её на чердак и заставили показать это место. Нина показала, но журналов там не оказалось. Следователи разозлились, думали, что их водят их нос. А Нина на самом деле просто забыла, где закопаны журналы. Чердак перерыли, но так ничего и не нашли.
Валерий Ронкин был осужден на 7 лет, и, как пишет Ирина, 7 лет она была главой их маленькой семьи. Соединились супруги в 1972 году, когда Валерия перевели в ссылку в Коми и жене с дочерью разрешили к нему приехать. На сегодняшний день в живых осталось шестеро "колокольчиков". Валерий Ронкин, Вениамин Иофе и Борис Зеликсон ушли из жизни.
"Дело колокольчиков" имело резонанс в самых разных городах СССР.
– Все фигуранты этого дела были нашими близкими друзьями, – вспоминает основательница красноярского "Мемориала" Светлана Сиротинина. – Ребята считали себя "истинными марксистами". Нас здесь, в Красноярске, тоже вызывали на допросы. Моего мужа Володю – дважды. Точнее сказать, не вызывали, а вламывались в 6 часов утра и увозили силой. Один раз он долго не возвращался, было страшно и непонятно, куда забрали, связи никакой. Я бегала, искала. Тогда у нас и машинку печатную забрали, и запрещенную литературу. Позже мы много раз ездили к нашим ребятам в лагеря, поддерживали их родственников.
Меня тоже как-то допрашивали, прямо в квартире, уже в более поздние времена. Помню, кагэбэшник заметил на стене портрет Рональда Рейгана и привязался: "Почему, откуда?" Портрет у окошка за шторкой висел, я его из журнала какого-то вырезала, ну понравился, красивый мужчина. Взялись "прорабатывать". Но, впрочем, этим дело и закончилось, ареста нам удавалось избежать. Возможно потому, что мы уже были в Сибири.
Светлана и Владимир Сиротинины
Светлана Сиротинина стала вдовой три года назад. Она каждый день занимается тем же, что они делали вместе с мужем, – на компьютере заносит в базу данных "Мемориала" имена репрессированных и депортированных.
– Почему стало возможным то, что сейчас происходит в России, – репрессии, списки иноагентов, нацпредателей, аресты за выражения своего мнения? И почему большинство россиян, если верить соцопросам, все это одобряет?
Светлана Сиротинина составляет базу данных "Мемориала"
– Люди не хотят знать, что происходит на самом деле, – говорит Светлана Сиротинина. – У меня есть знакомые, которые просят не говорить с ними об этом и делают вид, как будто ничего не происходит. Это обычный механизм вытеснения травмы. Помню, во времена начала "Мемориала" у меня на работе была приятельница, и однажды мы нашли ее репрессированного родственника, случайно совершенно. Так она категорично отказалась что-либо о нем узнавать. Вот просто до истерики. Почему такое происходило тогда и происходит сейчас? Страна охвачена диким страхом. Люди не признаются в этом чувстве, но все очень боятся. Страх идет из поколения в поколение. Из-за этого липкого страха народ готов терпеть голод, гибель сыновей, но молчать и закрывать глаза и уши.
Евгения Проскурина
Министерство юстиции России внесло корпорацию РСЕ/РС и некоторые ее проекты в свой реестр зарубежных средств массовой информации, объявленных "иностранными агентами". РСЕ/РС не является "агентом" ни одного из правительств и считает это решение несправедливым и юридически спорным.