Муниципальное образовательное учреждение
Шушенская общеобразовательная средняя школа №1
Выполнила: Зубарева Кристина
ученица 11 «Б» класса муниципального образовательного учреждения
Шушенская общеобразовательная средняя школа №1
Руководитель: Фисунов Сергей Семенович,
учитель истории школы №1
Шушенское 2006
Pro memoria
Зубареву А.В. и
Зубареву Ю.А.
Сейчас многие поднимают проблемы репрессированных, рассказывают об их жизненных путях и судьбах. Но лишь некоторые затрагивают проблемы и их детей, близких родственников, которым порой приходится нелегко. В своей работе я бы хотела рассказать о них. Об отцах и детях. О «врагах народа» и «их сынах».
Я считаю, что тема, которую я выбрала для своей исследовательской работы актуальна для каждого. Практически нет семей, в которых не было бы репрессированных. К сожалению, нет.
И наш долг (извиняюсь, за высокопарные, пафосные слова, но по-другому не скажешь) – рассказать о них. О тех, кто был жестким режимом вырван из жизни. О тех, кто, пройдя многое, вынужден был скрываться. О тех, о ком нельзя было говорить.
Моя работа – как последний долг в память жертвам политических репрессий. И
своеобразная дань уважения моей семье. Как раз о ней я и буду рассказывать.
В этом мне очень помог мой дедушка – Зубарев Юрий Александрович. Именно по его
рассказам мне удалось (по крайней мере, надеюсь, что удалось) написать эту
работу. Он с радостью поддержал идею восстановления семейного генеалогического
древа и вообще написания исследовательской работы о семье. Очевидно потому, что
он любит, дорожит нашей семьёй и бережно хранит и лелеет рассказы о ней,
семейные легенды и предания. И хочет, чтобы и его потомки имели возможность её
узнать. Ведь люди не вечны…
Но в наших руках есть величайшее орудие во всей истории – письменность. Verba volant, scripta manent (Слова улетают, написанное остается).
Ну-с, жребий брошен. Начинаем.
«В Россию Зубаревы приехали из Даурии где-то в середине девятнадцатого века. Первые, о ком я помню (по рассказам) - Матвей с женой и сыном Венедиктом. Жили сначала в Бейском районе Енисейской губернии (ныне Красноярского края), затем в Средней Шуши, Сизой. Занимались строительством мельниц. Строили для государства. Вот, например, в Сизой две мельницы - Семеновскую и Михайловскую. А еще одна была построена для себя – выше по Сизой. То есть были они довольно зажиточными…»
«Еще бы! Это с собственной-то мельницей!» – подумала я. А дедушка между тем продолжил:
«Венедикт (кстати, мой дедушка) обзавелся семьёй – женой Елизаветой Зиновьевной и детьми: Александром (моим отцом) и Петром.
Жили все дружно, ладно. Идиллия, так сказать. Но не может всё быть постоянно хорошо. Запомни: за взлетами ВСЕГДА следуют падения. И наоборот. Наступил кровавый тысяча девятьсот семнадцатый. Ну, ты знаешь. Смена власти. Смена идеалов. «Раскулачивание». Пострадала и наша семья. Примерно в начале тридцатых отобрали мельницу.
Венедикт с горя заболел. Буквально за пару дней сгорел – скоропостижно скончался. Делу всей его жизни пришел конец.
А Елизавету Зиновьевну с сыновьями сослали в город Артёмовск, Курагинский район… Ну, вот тебе кратенький «экскурс в историю». Чтобы знала, как и откуда всё началось».
Об «отцах».
Я попросила дедушку рассказать о своём отце, моем прадедушке - Александре Венедиктовиче.
«Ну, я так понимаю, тебе поподробнее надо. С этим трудно – сам-то я его немного помню (маленький был), по рассказам матери в основном. Родился он в августе тысяча девятьсот третьего года в селе Сизая, что в Ермаковском районе. О детстве ничего не знаю, кроме того, что уже рассказал – что с матерью и братом их сослали в Артёмовск. Познакомился с моей мамой – Степанидой Андреевной Спиридоновой (сама она казачка из Саянска). Кстати, нехорошо как-то, что ты только про отца пишешь. Мама мне говорила о её жизни до замужества – не менее захватывает… Вот, например…».
«Поженились они, когда маме моей шестнадцать лет было, вскоре после знакомства. Маленькая такая, шустрая, первая красавица была. В Артёмовске его взяли в армию. Служил в Елецке. Потом отправили на курсы в Красноярск. Учиться на маркшейдера (Специалист по геодезическим съёмкам горных разработок и эксплуатации недр). Стал золотоискателем.
Когда отучился, в тридцать шестом, его отправили открывать Майский рудник в Субботино. К этому времени у него уже было трое детей: Борис, Нина и я. Я младший был.
Что? Помню ли я его? Ну, как сказать. Его в тридцать седьмом забрали. Мне тогда было … в общем, сопляк совсем. Но кое–что помню. Он был такой здоровый, просто огромный мужик. Зубаревы, они вообще рослые, но он просто гигант был, особенно по сравнению с матерью (она-то от горшка два вершка – сто пятьдесят сантиметров с небольшим). Рост у него – под два метра, его еще Сажень все звали. Всегда такой аккуратный, спокойный, уравновешенный. Настоящий ядреный русский мужик.
Он всё время в работе был: дома рубил, а если нет, то ходил с нами за Третий перевал за дичью, рыбой.
Самое яркое воспоминание… воспоминание об отце… да нет такового, пожалуй. А, нет, есть. Я помню, как отец работал, рубил кому-то дом. А я все рядом крутился. Мне жутко интересно было, что там батя делает и как. Хотел помочь ему. Всё время у него под ногами путался. А он же тихий, спокойный, не ругался никогда и не гнал меня. «Иди. Сынок, домой, там, в углу инструмент мой лежит – принеси сюда», - говорил он мне. И я сломя голову бежал и нёс ему, что он просил. И жутко собой гордился. Вот я мелкий какой, а помогаю дом строить. В большом деле и маленькая помощь дорога (хотя сейчас-то я понимаю, что просил-то он меня, чтоб я не мешался).
Перезимовали мы так зиму. Наступила весна тысяча девятьсот тридцать седьмого. На первое мая отец трудился на руднике. А когда пришел домой, то увидел председателя сельсовета. Его Ефим звали, отчества не помню. Мелкий, гаденький такой человечек. Его Сморчком ещё называли. Сидел у окна, рядом с матерью моей-Степанидой.
«У тебя жена красивая, я её к себе заберу. А-то я один, холостой. Нехорошо», - сказал председатель.
«Ты брось дуру пороть. Она жена мне,» - ответил Александр.
Мать сидела ни жива, ни мертва. С одной стороны, боялась, за себя, с другой стороны за мужа, т.к. с председателем, так или иначе, шутки плохи…
Вышел спор. Ефим был пьян, и на самом деле собирался осуществить задуманное. Мой отец хоть внешне и спокойный всегда был, но спуску Сморчку этому давать не собирался. Он, недолго думая (я бы даже сказал, не подумав), выставил его из дома. Через окно.
Тогда ему казалось, что правда на его стороне. Но было время, когда прав ты или нет – ничего не решало. Достаточно было какому-нибудь извергу написать кляузу. И – всё. Ты – «враг народа», ты – изгой.
Этот Ефим – будь он неладен – решил отомстить. За то, что выставили его посмешищем на всё село. Завидовал он отцу моему, за то, что жена красивая, да ладная, за то, что сам он такой…
Так или иначе, но дело сделано. Отца забрали в этом же тридцать седьмом. Мама пыталась найти его. Никак не получалось. Ведь сама она казачка (а они тогда тоже были не в чести), да при том еще и жена «врага народа».
Через шесть лет, в августе тысяча девятьсот сорок третьего, пришла похоронка: так, мол, и так, погиб. Родился в августе, и в августе же…
Шесть лет продюжил там. А где – там, неизвестно… И как-будто не было человека. И остались от него: памятная именная икона, да похоронка, да пара вещей (потом о них расскажу).
Хороши же люди – после смерти и многих лет мучений – признать, что человек страдал безвинно».
Было видно, что воспоминания давались ему тяжело. Неожиданно тон его стал злым.
«А Ефим этот – Бог ему судья! Знаешь, как говорят: «Он – не Яшка, Он всё видит». Ну и тут… рассудил.
Я встретил его, когда уже учился в Абакане. Мой друг – Валя (тоже знавший этого прохиндея) сказал, что работает наш бывший председатель сельсовета пастухом в с.Знаменка. Мы с Валей собрались и поехали туда. Приехали на пастбище. Сморчок был там. Сидел на коне, дремал. Я подошел и взял его коня под уздцы. Он увидел меня и, знаешь, прямо вздрогнул. Признал во мне Зубарева. Мы с отцом похожи… были. А я так стою, и смотрю в глаза этому… человеку, который… который сгубил моего отца.
Он оправдываться стал. Мол, это не я, и даже если я, то не со зла, прости…
Я это как услышал… Ух, придушил бы его, как собаку, собственными руками. Да, Валя меня увел оттуда от греха подальше.
А утром встали: говорят, пастух коров не выгнал. Потом мать его рассказала, что как пришел с работы, слег в постель и на утро помер. Совесть видно замучила…»
«Что?! Жалко?! Я его по-твоему жалеть должен?! Что я его жалеть буду, такого обормота?!!! Жизнь у него пакостная. Не мне, конечно, судить, но каждому по заслугам!!!!
Так подумаешь, какое то было время и ужаснешься. Это был просто беспредел властей, чистой воды тоталитаризм. Ты жил, и боялся. Всего боялся. Иметь мнение, жить, работать. Вдруг скажешь что-то не то. Или, как мой отец, сделаешь. И всё. Конец. Ты – враг. Тебя уничтожают. И не только тебя. Твою семью: близких, родных».
Вообще-то история страны – это, на мой взгляд, трагедия каждой семьи, и она четко прослеживается в повествовании моих родственников. Именно через историю семьи, поколения можно и, главное, нужно изучать историю Родины.
Об «отцах» мы поговорили. Хотелось бы рассказать о «сыне» - моём дедушке.
«Как ни странно, но люди, очевидно, поверили, что отец «враг». Они как бы и не делали ничего особо плохого нам с матерью, но видно было, что отношение изменилось.
После того, как папу забрали, мы переехали в с. Каптырево. Я в школу пошел. В школе все шишки постоянно сваливали на меня. Чуть где что-то случится – первый виноватый – Зубарев… И исключали на неделю, месяц. Отправляли в поле боронить…
А еще, знаешь, вот как сейчас помню… Обидели меня очень сильно, и я считаю несправедливо. Там же, в Каптырево, я помогал работать на маслозаводе. Работал усердно, как только мог. И Один очень хороший человек – Тимошенко Василий Тимофеевич выделил мне карточку на хлеб. На целый месяц. Помню, как я радовался тогда. Как ребенок. В сущности, я и был ребенок.
А на следующее утро пришел участковый, председатель сельсовета и уполномоченный. Они… забрали карточку. И (что самое обидное) со словами: «Дети фронтовиков пухнут с голоду, а СЫН ВРАГА НАРОДА хлеб ест!». Ужасно.
Это я во время войны работал… Но то совсем другое время было…
Тогда работали все: от мала до велика, и я не был исключением. Мне было четырнадцать лет, а трудился наравне со взрослыми - возил дрова для сельской школы. Представляешь?! Четырнадцатилетний мальчик один на дороге, на коне, кругом волки… О, видели бы вы этих волков! Огромные! Да, раньше их много было… Кусали меня, а один раз насилу ноги унес. Приходилось поджигать ветки и кидать их на дорогу (волки боялись огня)… Ездил всегда в одиночку…
Да… О чем это я? Всем было тяжело. Но люди поддерживали друг друга. Да еще были сообщения по радио, которые вселяли надежду. Вот знаешь, как грамотно были они построены: услышишь утром по радио, как Сталин говорит: « Товарищи! Граждане! Братья и сестры…», и прямо весь день работаешь с мыслью: « Еще чуть-чуть, и все закончится». Люди просто забывали многие обиды и ошибки властей. Удивительной способностью мы обладаем – в чрезвычайных условиях способны сплотиться, мобилизоваться. 6
Вот и я, как бы не относился к Сталину, к его бесчеловечному режиму, к репрессиям, к … к аресту и смерти отца… Но всё равно считаю, что тогда он вел себя, как грамотный руководитель. Ведь привел же он нас тогда к победе…(Но какой ценой!…). Хоть и заслуга народа в этом деле огромна. Да. Победа во Великой Отечественной – главная заслуга народа.
В общем, как-то так сложилось, что работал я все время. С самого детства и до старости: в поле, в школе, на заводе, в ФЗО… А потом закончил техникум… А потом работал в школе, ну, ты же знаешь…Заслуженный учитель…
Ох, ладно, внуча. Старый я уже. Не могу. На этом хватит».
А остальное? Что ж, ждите продолжения.
Не знаю, как на вас, но на меня рассказ дедушки произвел сильное впечатление. И я задумалась…
Что же это за времена были? Что же это за страна такая, где власть знает только одну меру влияния – подавление? Репрессии приняли ужасающий размах, государственный террор приобрел планомерный характер. При этом, обычный, рядовой человек, лишался по сути, своих самых неотъемлемых гражданских свобод: начиная от права на жизнь и заканчивая свободой слова. Царил массовый террор и произвол. Террор и произвол.
Мне отчего-то вспомнились времена инквизиции и «Молот ведьм».
И кажется, что инквизиция, по сравнению с царившим в СССР тоталитарным режимом – ничто… В средние века, люди были полны предрассудков, можно было списать все на это. Человек боится того, чего не знает. И инстинктивно стремится уничтожить. То были зверские времена. И люди тоже звери. Но и они не идут ни в какое сравнение с правящими кругами, с верхушкой власти СССР.
Я не могу понять людей, которые пытаются хоть как-то оправдать Сталина и его режим. Да, пусть для поднятия страны, для выведения её из кризиса необходимы были жесткие меры.
Но для меня это не оправдание гибели огромного числа людей. И вряд ли для кого-то тоже.
Давайте, давайте изучим нашу историю, историю нашей Родины. И не повторим своих же ошибок в будущем. Давайте бороться за возможность жить в правовом, гражданском обществе, с уверенностью в завтрашнем дне.
Я не хочу, чтобы мои дети испытали то, что испытали мой дедушка и прадедушка. Что испытали все, кто жил в страшные времена Сталина.
Давайте бороться. Для себя и для них. В память тех, кто погиб. И для тех, кто еще не родился.
Dixi et anamam levavi. Feci quod potul, faciant meuora potentes. (Лат.
– Я сказал и облегчил тем душу.
Лат. - Я слелал, что мог, кто может, пусть сделает лучше. )
1. Воспоминания Зубарева Юрия Александровича.
2. Личный фотоархив семьи Зубаревых.
3. Николя Верт, Жан Луи Маргалем. Черная книга коммунизма. Преступления. Террор.
Репрессии.
4. Энциклопедия Кирилла и Мефодия (электронная версия)
5. Гордон Л.П., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах
того. Что случилось с нами в 30-40 годы.-Москва, Политиздат, 1989.
6. Россия, которую мы не знали. 1939-1993: Хрестоматия по истории для школ и
ВУЗов. Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1995.
7. Наше Отечество. Опыт политической истории. В 2 т. М., 1991.
Считаю необходимым сказать несколько слов по генеалогическому древу своей семьи.
Было очень интересно и занимательно заниматься его составлением, хотя по ходу работы и возник ряд проблем.
Например, то, что в настоящее время в живых осталось не так много людей, которые могли бы рассказать о истории семьи более чем о трех поколениях. Сожалею, что так поздно занялась изучением истории своей семьи.
Еще одна трудность – практически невозможно установить даты рождения и смерти, т.к. полагаться приходиться только на рассказы. И на память.
На самом деле, древо – это не просто кусочек бумаги с именами и датами. Это – целая история. История нескольких поколений. На нем – целый мир. На нём люди, которые жили. Рождались, любили, страдали, радовались, умирали. Как и мы.
Это – хитрое переплетение судеб и жизней людей, которых Судьба свела вместе, воедино. Это мы - семья.
Зубарев Александр Венедиктович (прадедушка)
Семейный портрет Зубаревых:
Степанида Андреевна
с мамой и племянников
Семья Спиридоновых.
Зубарев Венедикт Матвеевич с женой
Елизаветой Зиновьевной
Спиридоновы: Андрей с мамой и братом
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»/Работы вне конкурса