Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

«Свои – чужие. Другая национальность, другая религия, другие убеждения»


Автор: Ростовцева Мария Игоревна ученица 9Б класса, школа № 161   г.Зеленогорск, 

Руководители: Ростовцева Елена Федоровна – мама Рытикова Надежда Михайловна - учитель географии,

2003 г.

Мои предки по линии мамы приехали из Германии на Волгу при Екатерине II во времена второй массовой волны переселения (первая связана с именем Петра I и относится к XVI в.). Разделяя точку зрения французских просветителей, что могущество государства зависит, в том числе от «человеческого материала», и, руководствуясь насущными тогда потребностями государства в освоении и закреплении за Россией окраинных ее земель в Заволжье (позже на юге Украины), Екатерина II рядом манифестов пригласила переселенцев из стран Европы.

Откликнулись на манифест в основном в германских княжествах. И в 1764 году возникли первые поселения (колонии) в Поволжье. Населяли их преимущественно крестьяне, которые своим трудом во многом содействовали подъему культуры земледелия и животноводства, экспорту пшеницы, а со временем и налаживанию производства первых сельскохозяйственных машин.

Достаточно замкнутая жизнь немецких колоний, полное самоудовлетворение потребностей, самоуправления колонии, собственные школы, церковь - все это позволяло переселенцам и вдали от «исторической родины» на протяжении почти двух веков сохранять свой язык, обычаи, ментальность даже при практически полном отсутствии каких-либо контактов с Германией, решая одновременно важные экономические и политические задачи Российского государства.

В 1918 году на территории Поволжья была создана Автономная область (Трудовая коммуна), которая в 1924 году была преобразована в АССР немцев Поволжья, столицей которой был сначала город Маркс, а затем - Энгельс, и просуществовавшая до второй мировой войны.

Таков краткий экскурс в историю.

Кем же я, рожденная в смешанном браке, не знающая немецкого языка, выросшая в ненемецкой среде, чувствую себя по этой жизни? Конечно, почти на 100% я чувствую себя русской. Но есть среди этих 100% один или два, которые позволяют мне чувствовать себя и немкой. Интересное ощущение...

И я благодарна своей маме, которую считаю вдохновителем и наставником в написании этого реферата, которая помогает мне развить в себе эти ощущения, эти чувства. Я надеюсь, что смогу их взрастить и облагородить, оставаясь, несомненно, русской при этом, но все-таки немножко немкой.

Выстраивая генеалогическое древо, я более всего заинтересовалась личностью моей прабабушки, Симон Марии Яковлевны, которая больше других сделала, сама того не подозревая, для сохранения в своей (нашей) семье немецкого языка, немецкой культуры, национальных обычаев, традиций, сохранила особый уклад, национальные черты, мораль, отношение к труду. Далее я буду называть ее модэр (мутер), как звали ее все, кто знал: и родные люди, и просто знакомые.

В семье моей мамы старшее поколение всегда разговаривало на своём родном языке. К слову сказать, у немцев-колонистов никогда не было единого немецкого родного языка. Они прибыли в Россию из различных германских княжеств еще за 100 лет до того, как Германия стала единым государством, и каждая группа принесла с собой свой родной диалект, и селились носители одного диалекта, естественно, отдельными сёлами.

Таким образом, на Волге, например, в 104 созданных переселенцами колониях, было 33 диалекта. Со временем родные диалекты в виду многих объективных причин постепенно трансформировались в смесь диалектов со все более многочисленными русскими включениями, что и стало для старших поколений российских немцев языком повседневного общения.

Однако любопытно заметить, что когда встречались обе мои прабабушки, то несмотря на прожитые годы, на целую жизнь за плечами, они неизменно разговаривали на своем родном диалекте, порой забавно поправляя друг друга.

К примеру, если одна из них говорила «охт» (восемь), то другая вторила - «ахт».

Мама моя до сих пор понимает немецкую речь и может сама неплохо изъясняться на, когда-то очень родном ей, немецком языке. Для меня же высшим проявлением ее любви ко мне являются нежные слова, звучащие именно на этом языке: Машья, Марихья (Маша, Мария), колдых мат (золотая девочка), цукордя (сладкая), шногольдя (голубка). В детстве мама напевала мне немецкие песенки. Они увлекали меня своей необычностью, и я просила ее еще и еще спеть мне их. А на ночь мама и сейчас шепчет мне коротенькую молитву с пожеланием спокойного сна: «Шлоф кот сномма. Кот, сай пай уж» (Спи божьим сном. Бог, будь с нами).

По своим религиозным убеждениям мои предки лютеране. Вообще, в России массовое распространение лютеранства и католицизма началось именно после издания вышеупомянутого манифеста Екатерины II 1763 года, в котором переселенцам гарантировались, кроме прочих льгот, свобода вероисповедания и помощь в строительстве церквей.

Из 27000 человек переселившихся большей частью из Гессена и Пфольца за 1765-1767 годы были образованы 104 религиозные общины, 75% которых составляли лютеране и реформаторы, и около 25% - католики.

По указу царя Николая I 28 декабря 1832 года вступил в силу Закон Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, которым около 100 лет лютеранские и реформаторские общины руководствовались, что способствовало развитию церковной жизни и возникновению новых церковных традиций.

Перелом во взаимоотношениях Евангелическо-Лютеранской Церкви и государства наступил с началом первой мировой войны. В соответствии с «Ликвидационными законами» от 2 февраля и 13 декабря 1915 года должны были к 1917 году быть запрещены лютеранские общины в Поволжье. Все дальнейшие исторические события не улучшили положение дел, а привели к планомерному разрушению не только лютеранской религии, но и любой другой, как системы.

Однако, большинство немцев и моя модэр в том числе, не отреклись от своей веры, не отошли от своих традиций и на протяжении всей своей жизни считали себя лютеранами.

Модэр даже удалось, не смотря на все трудности её жизни, о которых речь пойдет ниже, сохранить молитвенник (Кесангбух) и книгу песнопений. Я их видела, когда ездила в деревню к дедушке (модэрин сын). Им больше 100 лет и написаны они готическим шрифтом. Это настоящий раритет!

Религиозные праздники в доме моей мамы отмечались несколько по особенному. Так рождество праздновали 25 декабря с обязательными подарками для детей в виде чулочков или носочков, наполненных редкими по тем временам сладостями. А на пасху такие же подарки приносил зайчик - обязательный персонаж этого религиозного праздника. Мама вспоминает, как воскресным утром, едва вставало солнышко, их будил модэрин голос: «Дети, вставайте, приходил пасхальный зайчик!» Детишки дружно вскакивали, бежали к своим гнездышкам - тарелкам и обнаруживали, что заяц побывал в них! Яйца, выкрашенные в луковой шелухе, леденцы и всевозможные маленькие печенья лежали там.

Затем вся семья собиралась за пасхальным обедом. На первое обычно ели куриный суп с тонко нарезанной самодельной лапшой. На второе полагался гусь или курица, фаршированные картофельным пюре. Но самым удивительным был десерт: рисовая каша, к которой подавался «шницельзупэ» - компот, разливаемый в тарелки, куда добавлялась сметана.

Вообще, если говорить о немецких национальных блюдах, то на особом счету находятся всевозможные галушки: «мадэклис», «ривельклис», «катовельклис», «краутклис», к некоторым из которых подается слитая в миску после варки вода, заправленная чесноком и зеленью. Удивительны и пироги «ривелькухе», «мадэкухе», обязательным компонентом которых являлся творог.

Что касается других религиозных особенностей, свято чтимых в нашей семье, то нельзя не сказать о том, как провожали человека в последний путь. Искренне скорбя по усопшему, никто никогда не поминал его в общепринятом представлении: не устраивали застолья, не поднимали бокалы за упокой души. Отпевали покойного в доме на немецком языке и хоронили, ставя на изголовье, а не на ноги, лютеранский крест, крест с одной прямой перекладиной. Никогда на могилу не кладутся никакие яства и, уж тем более, не наливается спиртное.

Все эти знания обычаев, традиций немецкого народа, а порой и их соблюдение, пришли в нашу жизнь благодаря моим прабабушкам и прадедушкам. Вот они:

1. Гебель-Куфельд (по первому мужу) - Вильгельм Амалия Каспаровна, 21.03.1907 г. - 21.08.1998 г.

Вильгельм Иоганн (Иван) Петрович, 28.05.1899 г. - 17.01.1979 г., урожденные села Розенхайм.

2. Гроо (Гроо и по первому мужу) Симон Мария Яковлевна, 28.07.1898 г. -02.05.1987 г.

Симон Генрих (Андрей) Каспарович, 22.12.1889 г. - дек. 1952 г., урожденные села Кразэняр (Красный Яр).

У всех у них повторные браки. Их первые мужья и жены умерли в гражданскую войну и несколько позже от тифа. У всех было по двое детей, которые тоже умерли от тифа. Только у прадедушки Вильгельм дети выжили.

Мама помнит по рассказам бабушек, что их первые браки были по большой любви. Можно представить их горе от потери мужа и детей.

Наша модэр, Симон Мария Яковлевна, хорошо знала русский язык, говорила почти без акцента, читала и писала по-русски. Также она читала и писала по-немецки, причем не латинским шрифтом, а готическим. Сохранилась фотография, где она изображена в свои 18 лет, когда служила у помещика. После коллективизации модэр работала в колхозе. Перед войной за хороший труд она должна была поехать в Москву на ВДНХ, где её ожидала награда - орден. Война помешала...

Выход Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», гласившего: «Среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселенных немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти...», перечеркнул ее будущее, будущее целого народа.

Данный документ изначально искажал действительность. Тысячи немецких крестьян в приволжских деревнях, малограмотных и выживающих собственным хозяйством, вряд ли вообще догадывались о таких понятиях, как «шпионы» и «диверсанты» и не думали о существовании чужой для них страны Германии. До того же дня, когда немцев из Красной Армии стали отправлять в лагеря, многие из них успели совершить немало подвигов. О геройски погибших защитниках Брестской крепости, красноармейцах немецкой национальности, успела до выхода августовского Указа написать «Комсомольская правда». Но ничего не бралось в расчет. Все они были отозваны из действующей армии и направлены в «тыл». «Тылом» для них оказались лагеря НКВД в тайге и на шахтах, где к их прибытию находились уже все выселенные немцы - мужчины от 15 до 55 лет. Там был и мой прадедушка Вильгельм Иван Петрович. За колючей проволокой, под конвоем, умирая от голода, непосильной работы и звенящих таежных морозов, они валили лес, добывали уголь, строили военные заводы - «Все для фронта, все для победы!».

Не менее тяжелой, а во многом еще горше, чем у мужчин, оказалась доля женщин-немок.

Мама рассказывала мне о воспоминаниях нашей модэр, которая всю жизнь помнила тот страшный сентябрьский день, когда в село приехали люди в кожанках и шинелях. Их собрали на площади, зачитали списки и велели через полчаса прийти с вещами. А в доме и на подворье уже бесчинствовали солдаты, уводившие домашний скот, птицу и вынося из дома все мало-мальски ценное. Об этом модэр всегда с особой болью говорила. Затем всех вновь собравшихся на площади, посадили на телеги и отвезли на станцию. А оттуда в телятниках увезли в Сибирь, в Красноярский край, Боготольский район. Там всех разместили в сараях до приезда «купцов» (председателей соседних колхозов), которые отбирали себе семьи, где больше трудоспособных и поменьше ртов. Так они и еще четыре немецкие семьи оказались в небольшой сибирской деревни Александровке. Жили в старом брошенном доме, но все вместе, и это по тем временам уже было хорошо. Очень много воспоминаний осталось у модэр по поводу того, как к ним отнеслись местные жители. В большинстве своем, естественно, враждебно, считали, что они настоящие немцы из Германии, те же самые фашисты. Их так и называли.

В упомянутом выше Указе говорилось: «...переселить все немецкое население в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей, и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах».

О том, как на самом деле выражалась забота государства лично о них, красноречиво свидетельствуют опять же воспоминания нашей модэр. На момент приезда их в Сибирь была поздняя осень, когда все давно выкопали огороды, собрали урожай. Они ходили по этим выкопанным огородам (чем не забота государства!) и собирали то, что осталось: какая-то мелкая или гнилая картошка, капустные листья, овощная ботва. Всему были рады. Но многие хозяйства выгоняли их с огорода. Выжили эту первую зиму только потому, что меняли одежду на продукты (там, дома, в своем родном селе, они жили в достатке).

Но были и другие примеры отношения к ним, немцам. Когда по ранению вернулся домой местный учитель Иванов Василий Власович, он приносил модэриным сыновьям картошку, только чтобы мальчишки ходили в школу, т.к. считал их способными учениками, особенно в математике. А другая моя прабабушка Вильгельм Амалия рассказывала, что оставшись одна с малолетними детьми, возраст которых был от двух до шести лет, а мужа с его старшей дочерью Анной забрали в трудармию она работала дояркой в д.Малая Косуль Боготольского района. Так вот заведующим на ферме был бывший фронтовик из ленинградцев, который очень часто угощал их, женщин-немок, доярок, салом, а это настоящее достояние. Он уважал их за трудолюбие и великое терпение.

Но вот 7 октября 1942 года выходит Постановление Государственного Комитета Обороны о дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР, которое распространялось уже и на женщин-немок в возрасте от 16 до 45 лет включительно. Так в трудармии, где-то в башкирских лагерях, оказалась моя модэр и ее 16-летний сын Андрей.

Модэр вспоминала, как их, вновь прибывших, загнали за возвышающийся забор с вышками и приказали занимать уже существующие места в обжитом лагере, а вечером вернулись с работы узниками, официально называемые «трудармейцами». Они были настоящими зеками, лишенными всех прав, истязаемые физически и морально.

Этот конвейер, называемый трудармией, работал с монотонной регулярностью, выбраковывая «доходяг» и поставляя новые силы, которые «силой» оставались совсем непродолжительное время. Работали по 12-14 часов, рыли траншеи, таскали камни, бетон, стройматериалы. Но труд не пугал их, работа была генетической потребностью немецкой национальности. Изматывал голод. Питание было настолько скудным, что отнимало последние силы, и лишь одна мысль преследовала несчастных доходяг: только бы не упасть и не стать легкой добычей целого полчища голодных крыс. Модэр собственными глазами не раз видела, как случались подобные трагедии, но ни у кого не было сил спасти гибнущего, отогнать этих «монстров». Скудность и качество питания приводили и просто к разного рода кишечным инфекциям, а как результат - летальный исход. Очень многие умерли. Сотни, тысячи. На весь спецлагерь был один только фельдшер, практически не было никаких лекарств. Люди в прямом смысле доходили. Модер вспоминала, что выжила лишь потому, что помимо основной работы, «батрачила» еще на башкир в их хозяйстве, и они ее за это подкармливали.

С сыном Андреем она не виделась. Он был в другом лагере. Там он и повзрослел, а, освободившись, женился и остался жить и трудиться нефтяником в городе Нефтекамске, где до сих пор живут его дети и внуки. Модэр же, после окончания войны, вернулась в Сибирь к своей семье, для которой она была главной опорой. Как и все другие немцы, она работала в колхозе, зарабатывая трудодни и поднимая детей на ноги, свято веря в счастливое завтра пусть не для себя, но хотя бы для них, своих детей. Как часто вспоминала она родное село, родной дом... Но в 1947 году выходит новый Указ Президиума Верховного Совета СССР, ограничивающий немцев в правах, лишающий их навсегда права выезда из мест поселения, за нарушение которого - «каторжные работы до 20 лет». Все немцы по-прежнему должны были отличаться в военной комендатуре. Юношей не призывали в Советскую Армию. Так мой дедушка, Симон Федор Андреевич 1933 года рождения и его старшие братья в Армии не служили, т.к. считались еще врагами народа, неблагонадежными.

А моей бабушке, Симон Марии Ивановне (в девичестве Вильгельм), после блестящего окончания 8 класса не разрешили в колхозе поехать учиться в педучилище, а ее подруге русской - да. Если бы не этот факт, может быть, ее судьба сложилась по-иному. Не было бы этого телятника, где она серьезно простудилась и как осложнение получила заболевание сердца, уйдя из жизни в 37 лет.

Только в 1956 году был отменен комендантский надзор и сняты ограничения в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спецпереселении, которое, однако, не влекло за собой возвращение имущества, конфискованного при выселении, и не давало им права возвращения в места, откуда они были выселены.

Что же делать? Шли годы, жизнь продолжалась. Модэрин муж умер, сыновья выросли, обзавелись семьей... И только в 1964 году новым Указам с российских немцев были сняты обвинения в пособничестве врагу: «Жизнь показала, что эти огульные обвинения были неосновательными и являлись проявлениями произвола в условиях культа личности Сталина». Обвинения были сняты, наказание осталось: права на возвращение, права на восстановление их государственности по-прежнему не было. Эти ограничения в выборе места жительства были сняты лишь в 1972 году, а в 1991 году Россия приняла закон «О реабилитации жертв политических репрессий», который предусматривал восстановление незаконно упраздненных образований и возмещение ущерба, причиненного репрессированному народу. Однако, ни то, ни другое на самом деле выполнено не было. Во всяком случае, что касается нашей семьи.

Хотя нельзя не отметить и положительные моменты в политике нашего государства по решению проблем российских немцев. Это и попытки восстановления АССР немцев Поволжья, и создание двух немецких национальных районов в Сибири, строительстве компактных поселений на Волге, на Алтае. Но ничто из вышеперечисленного и не перечисленного по настоящему не решает проблемы, т.к. не восстанавливает государственность русских немцев, что сделало бы их равноправными с другими народами России.

И если говорить сейчас об убеждениях, то я не думаю, что у российских немцев из-за их принадлежности к другой нации, к другой религии какие-то особые убеждения. Мне кажется, что национальное самосознание и иное вероисповедание влияет на особый менталитет нации, но никак не на убеждения. Ведь убеждения - это скорее какое-то понятие, связанное с политическими взглядами. Так вот, среди наших родственников были и коммунисты, и люди, занимавшие должности в хозяйственных и советских органах (Диль Виктор Каспарович - председатель сельсовета, Гроо Александр Андреевич - управляющий отделением, Вильгельм Александр Иванович - бригадир и управляющий и т.д.). Наши предки были крестьянами. Верой и правдой служили они царю и отчеству. Известно, что первый муж нашей модэр, Гроо Андрей, и ее брат Яков служили в царской армии. Сохранились даже фотографии, где они запечатлены как раз во времена своей службы. А ее отец, Гроо Яков, в мирное время отличный кузнец, воевал в царской армии в Японскую войну 1904-1905 года. Другой же мой прадедушка, Вильгельм Иван Петрович, красавец-богатырь, в свои юные годы в гражданскую войну воевал у легендарного Буденного.

Он до конца дней своих носил усы, как у всех буденовцев. Когда же началась война, прадедушка с первых дней стремился уйти на фронт, но судьба уготовила ему другое испытание - уральский лесоповал в трудармии. Как я уже говорила, моя модэр, Симон Мария Яковлевна, за добросовестный труд в колхозе была представлена к государственной награде. И уж совсем настоящим живым примером неподдельного патриотизма, самоотверженного труда на благо родного колхоза, а потом и совхоза является мой дедушка, Симон Федор Андреевич. Он, имея всего 4 класса образования, благодаря природному уму и таланту, закончил Ачинское училище механизации и стал мастером-наладчиком сельхозтехники. А наладить он мог все, что угодно! В любое время дня и ночи, в любую погоду, по первому зову, он ехал хоть в поле, хоть в соседнюю деревню. Дедушка награжден медалью к 100-летию со дня рождения В.И.Ленина, медалью ВДНХ и множеством ценных подарков, а почетных грамот у него просто великое множество. Если вспомнить еще, что во времена Советской власти автомобили были роскошью доступной немногим и распределяли талоны на их приобретение по особым критериям, так вот дедушка первым в совхозе 1974 году был поощрен таким талоном за многолетний добросовестный труд. К слову сказать, эстафетную палочку в поощрении автомобилями дедушка «передал» своему младшему брату Виктору, который тоже награжден за труд орденом «Знак Почета» (1975 г.) и медалью «За трудовую доблесть» (1984 г.).

А разве не показателен тот факт, что когда началась волна эмиграции немцев в Германию, которая не остановилась до сих пор, никто из моих ближайших родственников не уехал, считая своей настоящей Родиной именно Россию. И это несмотря ни на трагическое прошлое, ни на нынешнюю социальную неустроенность, т.к. связывают свое будущее своих детей только с Россией.

Источники и литература:

  1.  Ж-л. Жизнь национальностей. - 1996 - № 2 - с.37-61.
  2.  Ж-л. Общественные науки и современность. - 1999 - № 2 - с.75-84.
  3.  Воспоминания моей мамы Ростовцевой Елены Федоровны.
  4. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28.08.1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья».
  5. Постановление Государственного Комитета Обороны о дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР от 07.10.1942 г.

Приложение: Генеалогическое древо.


На главную страницу/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»/Работы, присланные на 4 конкурс (2002/2003 г.)