Авторы:
Алексеева Ирина, Орлова Анна,
Королева Марина ученицы 10 «А» класса школы №146 г.Красноярска.
Руководители:
Захватова Людмила Ивановна,
учитель истории,
Кубрак Людмила Ивановна, учитель истории
г. Красноярск 2003г.
Увы! Куда не брошу взор-
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слёзы,
Везде неправедная власть…
А. С. Пушкин.
В СССР, особенно до шестидесятых годов царили политические репрессии и произвол. Верхом беззакония стали специально созданные «тройки» - несудебные органы, особые совещания, а также практика составления и утверждения списков репрессируемых.
Подобная практика обернулась трагическими последствиями для сотен тысяч советских людей, оказала пагубное воздействие на социально-экономическое развитие страны, утверждало в сознании пренебрежение к нормам законов и человеческой жизни.
О политических репрессиях 30-х годов написано немало. Особый интерес к этим трагическим страницам советской истории объясняется, прежде всего, стремлением разоблачить тоталитаризм в прошлом и настоящем, не допустить его повторения.
Политические репрессии у нас обычно связываются с именем Сталина, в действительности же они начались при «злодейски гениальном Ленине» (А. Н. Потресов). Этому доказательством является документ.
«В Пензу 11/8 1918 г. Товарищам Кураеву, Боне, Минкину и другим пензенским коммунистам. Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят «последний, решительный бой» с кулачьем.
Образец надо дать.
1. Повесить (непременно повесить), дабы
народ видел не меньше 100 заведомых кулаков,
богатеев, кровопийц.
2. Опубликовать их имена.
3. Отнять у них хлеб.
4. Назначить заложников – согласно
вчерашней телеграмме. Сделать так, чтобы на
сотни вёрст, кругом народ видел, трепетал,
знал, кричал: душат и задушат кровопийц и
кулаков.
Телеграфируйте получение и исполнение.
Ваш Ленин
Р.S. Найдите людей потвёрже (ЦПА ИНЛ, ф. 2, оп. 1, д. 6898).
С первых дней создания советского государство террор был положен в основу государственной политики. Создатель и первый руководитель советского государства Ленин неоднократно подчёркивал необходимость проведения повсеместного и массового террора.
5 сентября 1918 года выходит постановление СНК о красном терроре, который возводит террор в ранг государственной политики. Применение террора характерно для всего правления советского государства.
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путём террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности, и внесения в нее большей планомерности, необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо оградить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.
Процессы по делу старых специалистов, и членов революционных партий: эсеров, анархистов, меньшевиков. После убийства Кирова 1 декабря 1934 г. начались массовые репрессии против членов коммунистической партии.
Репрессии свойственны насильственной природе коммунистического режима, и после Сталина их продолжали все его приемники.
Политические репрессии составляют, если отвлечься от войны, второй помимо голода источник человеческих потерь в 30-40 годы. Репрессии всегда имеют целью смерть или лишение свободы множества людей.
Наказание не следовало за преступлением.
По отношению к каждой человеческой личности террор действовал стихийно, подобно голоду, захлебнувшему страну одновременно с репрессиями.
Невиданные масштабы террора, порождали страх. С помощью страха человек уничтожался не только в застенках. Страх приумножал то, что и сегодня гниёт в организме общества: неверие и подозрительность, лицемерие и готовность не раз менять своё мнение, безынициативность, приспособленчество и трусость, нетерпимость и мания единодушного обличения, агрессивность. На смену добра и зла пришло классовое добро и классовое зло, способные меняться как угодно.
Постоянный страх - необходимый атрибут тоталитарного режима. В 1930 Мандельштам пишет:
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролёт, жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Массовые и непредсказуемые репрессии лишали людей гражданского мужества, делали страх постоянным фактором жизни. Душивший страну страх за семь десятков лет стал нам куда ближе и понятнее каких – то там прав человека. Страх подавил совесть, а вместе с нею была отброшена личность со всеми её правами и свободами. Демократия была заменена псевдонародным государством и холопским равенством, закон указаниями. ГУЛАГ закрепил оккупацию собственных народов.
Мы, ученицы 10 класса, решили проследить трагические судьбы репрессированных женщин, и понять для себя, что, значит, быть женщиной в ГУЛАГе.
Степень прошлого и нынешнего произвола при производстве арестов трудно преувеличить.
Начало же было другим. РСДРП - указывалось в её программе - ставит своей задачей ниспровержение самодержавия и замену его демократической республикой. Конституция, которой обеспечивала бы неприкосновенность личности. Необходимы гарантии неприкосновенности личности, - писал Ленин.
Захватив власть, эти и другие посулы коммунисты выполнили с точностью да наоборот. Были разрушены результаты Судебной реформы 1864 года. 8 ноября 1918 года VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов принял постановление «о точном соблюдении законов», в котором предписывалось применение в отношении правонарушителей экстренных мер, не предусмотренных законодательством или отступающих от него. В основу постановления положены указания Ленина о том, что меры борьбы с контрреволюцией «не должны ограничиваться законами», «требуют выхода из предела законов». Аналогичны и последующие установки.
Так, 14 января 1928 года была разослана партийная директива с требованием «арестовать спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен» и судить в «особо срочном и не связанном формальностями порядке». Сталин считал, что «не проверять, а арестовывать надо», и в указанном порядке хватали, расстреливали и лишали свободы массы невиновных.
Многие женщины были арестованы только за то, что они были женами своих мужей. Можно привести сотню таких примеров.
Осенью 1929 года был арестован Антони
Стефанович Ненцинский. Его отправили в
ссылку в Красноярск. Осенью 1930 года его жена,Аделя
Игнатьевна
Ненциньская была депортирована в Красноярск, где оказалась вместе с мужем в
ссылке.
Мужа Игнатович Александры Александровны арестовали 30 мая 1937 года. Вскоре 13 октября этого года была арестована сама Александра Александровна.
Такая же участь постигла и Наталью
Андреевну Микельсон. Ее мужа – Карла
Петровича Микельсон забрали 16 июля 1937 года,
отправили в Лефортово. Его осудили по 58
статье, за участие в террористической
шпионско - диверсионной организацией, и в
тот же день расстреляли.
В такую же ситуацию попала Роза Львовна Кагарлицкая. Её мужа А.С. Россова 10. 08. 37 года забрали. Его объявили троцкистом, с 1923 года и «членом руководства правотроцкистской диверсионной террористической организации в НКПС». 8.02.38 года он был осужден Военной коллегией ВС СССР, с конфискацией имущества. Расстрелян 10.02.38 года в Москве. Р.Л. Кагарлицкую забрали 28.02.37 года, за «недонесение». Она сидела в Бутырской тюрьме, виновной себя не признавала. 16.02.38 года она была осуждена «особым совещанием» на 8 лет. После осуждения отправили в Мордовию, в ТЕМЛАГ.
Был и такой случай. Анисью Константиновну Стяжкину забрали из дома 1 января 1941 года. За ней приехал следователь из УНКГБ, устроил обыск, но ничего не нашел. Увез А.К. Стяжкину в Шарыпово. Оттуда ее отправили в тюрьму, в Минусинск, потом арестовали по доносу. На работе, при свидетелях, она высказала пожелание: «Пусть бы Сталин поел тот хлеб, что дети наши едят!» Хлеб для колхозников пекли с разным мусором, включая щепки. После этого хлеба во рту оставались занозы.
Аресты очень разнообразны по форме. Ермолаева Евгения Васильевна жила в Подтесово, гадала перед рождеством и нагадала, что Сталин враг народа, при этом не была его противницей. Подруги проболтались, и Евгению Васильевну посадили в лагерь тут же, в Подтесово.
Несколько иной случай произошел с Оксаной Николаевной Мельник. Из-за боязни, что ее арестуют, бежала на запад, в Перемышль. Приехала в город Казусляйтер, и устроилась работать к Бауэру. О.Н. Мельник стащила у него карточки на одежду. Ее осудили на 6 месяцев, отправили отсиживать в Асбург (Пруссия), а потом в Ротинжельд, в концлагерь.
В 1947 году ее снова арестовали. Забрали, как была с дочерью. Отправили отсиживать в Ивано-Франковскую тюрьму.
Справка номер 005565
Выдана гражданке Мельник Оксане Николаевне, год рождения 1922, национальность украинка, уроженец село Грибовка Станиславской области. Пречинского района в том, что она содержалась в местах заключения МВД с 25 сентября 1947г. по 16 мая 1956 г., откуда освобождена за нецелесообразностью содержания.
Николай Андреевич АНДРЕЕВ, родился и жил в деревне ВАНЮШ-КАССЫ, ПШОНГИНСКОГОс/сов. КРАСНОАРМЕЙСКОГО р-на ЧУВАШСКОЙ АССР. Он работал молотобойцем на Цивильском заводе.
1мая 1937 года, в своей деревне, он врезал
бригадиру, за то, что он издевался над
колхозниками. Его схватили и отправили в
тюрьму, в ЦИВИЛЬСК. Вместе с ним были
арестованы его братья: Николай Андреевич
АНДРЕЕВ и Ф.В. Васильева.
Александр Андреевич АНДРЕЕВ (р. 1908). Он был осуждён тройкой 13.08.37 года, и расстрелян 20.08.37 года в городе ЦИВИЛЬСКЕ.
Летом 1937 года была арестована (там же, в деревне) его жена, Фёкла Васильевна ВАСИЛЬЕВА (1898-1984). Вместе с ней забрали сына, Леонтия Николаевича НИКОЛАЕВА Старшие дети остались дома одни, без родителей.
Число арестов было огромно. В 1934 году главный военный прокурор РККА С. Орловский докладывал Ворошилову: «Люди брались под арест прямо-таки полками.… Нельзя так работать – когда с начало арестовывают, а затем разбираются, кто из них действительно преступник…»
Хотя для принятия решения об аресте пригодны только доказательства, в результате следственных действий, в ход шли и агентурные данные. Во множестве случаев арестовывали до возбуждения уголовного дела и предъявления обвинения.
Когда же права человека не более чем пустые слова, раздаются пути призывы к уничтожению репрессий. При этом забывается, что на пути попрания прав человека можно лишь умножить преступность, что один полицейский начальник, злоупотребляющий властью, приносит больше бед, чем сотня обыкновенных преступников.
Насильственные меры по отношению к репрессированным женщинам.
Большинство репрессированных были вынуждены сознаваться в невероятных преступлениях, которые вменялись им в вину. А также давать показания, в которых они свидетельствовали против других людей.
Допрашиваемых уговаривали дать нужные показания. За это людям обещали сохранить жизнь и освободить. Тех, кто сопротивлялся, подвергали физическому и моральному воздействию. За отказ от дачи нужных показаний обвиняемых пытали, расстреливали, избивали в камерах, арестовывали и ссылали детей, родителей или других близких людей.
По распоряжению следователей в камеры агентов НКВД. Они должны были рассказывать другим арестованным истории о том, как малолетних детей выводили на расстрел вместе с родителями. В садистской атмосфере расстрелов и моральных пыток можно было поверить всему. Как не поверить, если 7 апреля 1935 года было принято постановление ЦИК и СНК СССР, по которому уголовной ответственности, вплоть до расстрела, подлежали дети, начиная с 12-летнего возраста.
Например, из рассказа К.М. Шалыгина «Верность столбовским традициям» видно отношение следователей НКВД к репрессированным женщинам.
«В центре кабинета на стуле сидит худенькая уже не молодая женщина. Только она попытается прикоснуться к спинке стула, получает удар и громкий окрик. Нельзя наклониться и вперед. Так она сидит несколько суток, день и ночь без сна. Мучители ее следователи НКВД, меняются, а она сидит, потеряв счет времени. Заставляют подписать протокол, в котором написано, что она состоит в правотроцкистской, японско-германской диверсионной контрреволюционной организации. Надя, так зовут женщину, не подписывает. Молодые следователи, развлекаясь, делают из бумаги рупоры, и с двух сторон кричат ей, прижав рупоры к ушам: «Давай показания, давай показания!» и мат, мат, мат. Они повредили Надежде барабанную перепонку, она оглохла на одно ухо. Протокол остается неподписанным. Чем еще подействовать на женщину, мать? Ах да дети. «Не дашь показания, арестуем детей». Эта угроза сломила ее, протокол подписан. Истязателем этого мало. «Называй, кого завербовало в контрреволюционную организацию». Но предавать друзей было не в ее правилах, больше от нее не получили никаких показаний.
Заключенных избивали, подвергали физическим и нравственным пыткам. Угрожали подвергнуть репрессиям близких.
Так в Магаданской тюрьме произошел случай с Оксаной Николаевной Мельник.
Любовница (или, вернее наложница) охранника подшивает ему штаны. Оксана Николаевна: «Галя ты кому штаны подшиваешь? Собаководу?» Сама она не то, что не разговаривала, и смотреть на него не хотела. Галя рассказала охраннику. Тот на корчевке избил ее: пинал, бил по боку, прыгал по животу («у меня вся утроба наружу была. Думала мамой не буду, но после родила двух недоношенных, слабых»). Отбил почки. После этого и до сих пор у Оксаны Николаевны пилонефрит».
Допросы неизменно сопровождались угрозами расстрела и самых жестоких истязаниях с целью получения признания своей или чужой вины. Сообщение Ванды Яновны Павляк (Лозовской).
«Допросы устраивали больше ночью. Вызывали по несколько человек, а кого и по два раза за ночь. Некоторых держали на допросе по16-18 часов. Они возвращались в камеру с опухшими ногами, лица тоже были опухшими. Иногда их буквально невозможно было узнать.
Люди со слабыми нервами теряли разум. Помню, была Вера Васильевна, по фамилии Мамкина. Если не ошибаюсь, жена начальника красного речного пароходства. Она день и ночь колотила в дверь камеры, кричала: «Отдайте ребенка!» Ее из камеры выдергивали надзиратели, били, и избитую снова толкали в камеру. Результат – тихое помешательство. Залезала она под стол, и никакими силами невозможно было ее от туда вытащить. Помешательство было очевидным. Но тюремные врачи объявили это симуляцией. В последствии, в туруханской ссылке, как за ней не следили, как не караулили, она сумела уйти. Потом нашли в тундре только клочки от её кожаного пальто, обувь, и часть её длинной, почти до пят, косы. Ещё была Комаровская, которая день и ночь кричала-звала своего сына Геночку. Эти крики наводили такой ужас, что женщины падали в обморок.
Я не помню не одной такой недели, чтобы кто-то не помешался умом. Несчастных куда-то уводили, и мы не знали, что с ними стало. Приходя с допросов, люди приносили какие-то новости. Так до нас дошли слухи, что многих мужей расстреляли. В камере стало ещё страшнее».
Одной из репрессированных женщин живущих
в городе Красноярске является Барская
Клавдия Сергеевна. К которой мы и решили
сходить.
Барская Клавдия Сергеевна родилась в 1917 году. Незадолго до ареста она вышла замуж и родила дочь. Но мужа ее вскоре арестовали, по обвинению в измене родине. После ареста Клавдия Сергеевна его больше не видела.
Но несчастия ее продолжались. В 1938 году, вечером в 19.00 у ее дома остановился воронок. Ей сказали: «Вас вызывает начальник милиции…» С этими словами ее забрали, даже не дав оставить годовалого ребенка у соседки. Клавдию Сергеевну привели в КПЗ, где она просидела 3 дня, при этом ничего не знав о своем ребенке. Дочка Барской пролежала в своей кроватке целый день, пока соседка не сжалилась над ее криками. На свой страх и риск проникла в квартиру и забрала ребенка к себе.
Надзиратель КПЗ, где сидела Клавдия Сергеевна, сказал, что среди заключенных где-то в камерах есть ее муж, и предложил посмотреть. Барская согласилась, но позже об этом пожалела. И вот надзиратель повел ее по камерам. По словам Клавдии Сергеевны, это было ужасное зрелище, в одной камере были подвешены на цепи люди, избитые, измученные голодом. В других одиночных камерах сидели полусумасшедшие, которые просили о помощи. Счастье, что Клавдия Сергеевна не нашла там своего мужа.
После многочисленных допросов выдвинули приговор 31 июля 1938 года ОСО при НКВД СССР как ЧСИР. Ее приговорили к 3 годам лишения свободы. Барскую в этот вечер отправили под конвоем на пассажирский поезд. Поезд отправился в Караганду, где кроме огромного поля бараков ничего не было. Клавдия Сергеевна запомнила огромную вывеску перед въездом в лагерь «Кто не был, тот будет, кто был - не забудет». Эти годы и правда К.С. Барская запомнила на всю жизнь.
Ее привели в отдельную камеру, где было несколько трехъярусных нар, ее поселили на 3 этаж, так как самые старшие лежали на первых, а молодые на третьих. В этот же день ее отправили на тяжелые работы, где она познакомилась с бывшей секретаршей Молотова, которая имела свое место в лагере. Видя то, как Барской тяжело было работать, она устроила ее в бухгалтерию. Там Клавдия Сергеевна все годы своего заключения.
Хуже всего надзиратели относились к политическим заключенным, поэтому им было труднее всех
Один раз в месяц устраивали банный. Так как Барскую забрали без вещей, у нее не было мыла и мочалки. Но в лагере к друг другу относились по-родственному и всем делились.
Больше всего Клавдия Сергеевна боялась, что у нее заведутся вши. По приезду в лагерь у Барской были длинные волосы, и она не хотела их обрезать. Так как баня была один раз в месяц, и расчесок нормальных не было, за волосами ухаживать было сложно. Но заключенные пытались с этой проблемой справиться. Они брали палки и рассекали их на несколько частей. И это называлось расческой.
Из воспоминания Клавдии Сергеевны нас поразили лагерные больницы. Одна из заключенных на пилораме порезала себе руку. Ее тут же увезли в больницу. На руку ей наложили шесть швов. Эта операция проводилась на холодном полу, в антисанитарных условиях.
Заключенные работали по двенадцать часов в сутки, и из-за этого много болели. За их тяжелый труд выдавали триста граммов хлеба и кружку воды, поэтому приходилось голодать.
Оказавшись на свободе, Барская долгое время не могла устроиться на работу, так как была судимость. Но через некоторое время ей удалось найти работу.
Но Клавдия Сергеевна никого не винила и не на кого не держала зла за то, что ей пришлось пережить.
Из женских воспоминаний, понимаешь, что им труднее, чем мужчинам пережить заключение, так как женщины еще при аресте душевно ранены.
Тюрьма для женщин – это только цветочки. Ягодки – лагерь. Именно там женщине предстоит сломиться или, изогнувшись, переродясь, приспособиться.
В лагере женщине тяжелее, начиная с лагерной нечистоты. Одна из заключенных (Н.И. Суровлева), предвидя нечистоту в камере, оттачивала алюминиевую ложку, но не чтобы зарезаться, а для того чтобы обрезать косы. Чтоб вши не завелись. В общем, бараке Наде Суровлевой невозможно ощутить себя чистой, достать теплую воду почти невозможно, иногда и никакой не достать: на 1-ом лагпункте зимой нельзя даже умыться, только мерзлую воду давали, которую даже растопить негде. Ничего нельзя достать законным путем, ни марли, ни тряпки. Где уж там стирать!
Когда заключенных привозят в лагерь, их отправляют в баню. В лагерной бане разглядывают раздетых женщин как товар. Будет ли вода в бане или нет, но осмотр на вшивость обязателен. Затем мужчины становились по сторонам узкого коридора, а новоприбывших женщин пускали по этому коридору голыми, да не сразу всех, а по одной. Потом между мужчинами – работниками лагеря решалось, кто кого берёт. (По статистике 20-годов в лагере сидело в заключении одна женщина на шесть-семь мужчин).
В 1930 году был случай: в жаркий день триста женщин просили конвой разрешить им искупаться в обводненном овраге. Конвой не разрешил. Тогда женщины с единодушием все разделись донага, и легли загорать возле самой магистрали, на виду у проходящих поездов. Пока шли поезда, конвой подавал команду одеться, но они не поддавались командам. Тогда пригрозили расстрелом, деваться было некуда.
Множество воспоминания доказывают, что женщине намного труднее не только в психическом плане, но и в бытовом.
Воспоминания Рудь Людмилы Петровны этому доказательство. 5 ноября Рудь была арестована. Хорошо, что при аресте на ней было зимнее пальто, маленькая шапочка, резиновые ботинки. В этом она ходила и спала. А спала на полу в углу под нарами.
Камера была большая, по стенам стояли топчаны, а середина была пустая, это днём, а на ночь середину застилали, и никому не было места, спали под нарами, но днём вылезали и сидели на нарах. Когда ночью выходили на допрос, приходилось перешагивать через людей. И кто уже стал просыпаться, ждали, и если приходили обратно, с облегчением вздыхали и успокаивались.
Подъём был в 6 часов утра. Надзиратель отправлял заключенных по 5 человек в туалет. Хочешь, не хочешь, но идти надо, так как второй раз разрешали ходить только вечером. Потом приносили кипяток и 400 гр. хлеба, в обед давали баланду: мутная вода, да попадался в ней картофель с очистками, на ужин опять кипяток, и всё. Сахар выдавался один раз в год, а вот соли хватало, её не жалели. У многих заключенных были деньги, делали список и закупали.
Но вскоре случился суд, в котором оказалось обвинение Рудь ошибкой. Ошибка, которая запомнилась на всю жизнь.
Женщины, сидя в лагере, выполняли тяжелую работу, жили в нечеловеческих условиях и при этом они пытались любыми способами сохранить в себе женщину.
Оксана Николаевна Мельник была очень непоседливая. Находясь в тюрьме, она стащила карандаш и накрасила губы, за что была наказана.
В Мордовском лагере, где пребывала Оксана Николаевна, были швейные фабрики. Шили пальто для МПС, бушлаты, телогрейки, легкие платья и т. д. Смена была с 7 до 7, дневная и ночная. Работать было тяжело, иногда не было сил идти в столовую.
Оксана Николаевна была отправлена в Магадан, за то что «высовывалась». Например, была хорошей мотористкой, выполняла норму на 210%. Ей сказали: «Враг работает хорошо, чтобы замаскировать себя».
В лагере старательно разрывали контакты: перемешивали, разбрасывали людей, если живешь в одном лагере, то в другой не пропускали. Особенно доставалось верующим, так как охранники разгоняли молитвы.
На пасху выдавали торт – хлеб, посыпанный сахаром и кофеем в шахматном порядке.
В Магадане Мельник жила в японских бараках, где было много клопов. Работали в каменном карьере. Воду привозили в бочках. Сначала мыли на стройке, а если вода оставалась, то умывались.
Бараки отапливали сами, корчевали пни для отопления. Конвой командовал, кому какой пень тащить.
Очень хотелось есть и читать. В Польше знали Гейне, Гётте, Шекспира, но Толстого не знали. В лагере Мельник читала книги, учила русский язык.
Десять лет у них не было ни картошки, ни молока, ни жира, ни сливочного масла. Мучное давали только по праздникам.
Утром давали 700 гр. хлеба, также перловку. Еду собирали по помойкам, иногда подкармливали плотники из бригады.
Баня была раз в месяц, до неё было 4 км.
Исследуя судьбы репрессированных женщин, мы восхищены их мужеством, выносливостью и храбростью. Нынешним женщинам невозможно понять те трудности, через которые прошли заключённые женщины. Больше всего из женских воспоминаний нас потрясло то, как они справлялись с мелкими бытовыми проблемами. Для женщины очень важна гигиена и аккуратность, что абсолютно не характерно для лагеря. Из-за грязи часто заводились вши в волосах, а в то время женщины носили длинные косы, которые многие отказывались обрезать, несмотря на отсутствие условий по уходу за ними. Банный день был один раз в месяц, поэтому постирать вещи и помыться они могли, только накопив воду, что было очень сложно, так как её выдавали очень мало. Поэтому приходилось подолгу ходить и спать в одной одежде, так как другой не было. Всё это и многое другое переносилось болезненно.
Даже в таких условиях они не опускали руки, и пытались всеми силами остаться женщиной, что было практически не возможно. Они придумывали разные приспособления из подручных предметов, таких как палки, стекла, ложки и многие другие, казалось бы, бесполезные вещи.
Ещё поражает упорство женщин, то, что они не смирились с судьбой, а пытались бороться с ней.
Всё это убивало в женщине женщину, унижало её,
Женщинам не возможно было жить в этих бесчеловечных условиях, они могли только существовать.
Хочется вспомнить рассказ Барской К.С., и жестокую надпись перед въездом в лагерь: «Кто не был, тот будет, кто был, не забудет». Они были правы, это не возможно забыть. И не забыли, всё это оставило неизгладимый отпечаток в сердцах тех, кто прошёл через это.
Современные женщины, оказавшись на их месте, в этих условиях не смогли бы противостоять этим бытовым неудобствам, пройти до конца этот тяжёлый путь, и при этом не потерять своё женское начало. Это показывает превосходство тех женщин над нынешними то, что они были выносливее, мужественнее и упорнее.
Мы испытываем глубокое уважение к нашим женщинам, и считаем, что каждый из нас должен знать, что они пережили во время политических репрессий, что это не должно пройти бесследно. Мы гордимся ими, они это заслужили.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»/Работы, присланные на 5 конкурс (2003/2004 г.)